Своенравная наследница - Бертрис Смолл

— Доброе утро, — поздоровалась Элизабет со своего места за высоким столом. — Я тут гадала, когда вы проснетесь. Утро уже в разгаре. Идите есть.

Бэн поправил одежду, натянул сапоги и подошел к ней.

— Утро в разгаре? — переспросил он.

— Да, — подтвердила Элизабет. — Очевидно, вы очень утомились. Садитесь рядом со мной.

— А что, все уже поели? — смущенно пробормотал Бэн.

— Нет. Мой дядя и его секретарь, как правило, встают поздно, и им подают завтрак в их покои. Дядя удивится, увидев вас, — улыбнулась девушка.

— А ваш муж? — вырвалось у него.

— Муж? У меня нет мужа, И никогда не было. Фрайарсгейт я получила в наследство. Я — хозяйка здешнего поместья.

— Тогда почему вы отослали меня в Клевенз-Карн?

— Письмо было адресовано Розамунде, леди Фрайарс-гейта. Это моя мать. Фрайарсгейт достался в наследство ей и должен был перейти ее старшей дочери Филиппе. Но та любит жизнь при дворе и вышла замуж за аристократа. Ей Фрайарсгейт не нужен. Моя средняя сестра Бэнон станет наследницей нашего дяди и получит Оттерли. А вот я люблю Фрайарсгейт. В тот день, когда мне исполнилось четырнадцать, мама передала эти земли мне и моим потомкам. Так что я — хозяйка этих мест. Очевидно, шотландцы не знают о том, что произошло за эти годы.

— Но вы уже прочли письмо? — спросил он. — Умеете читать?

— Разумеется! — негодующе воскликнула Элизабет. — А вы? Знаете грамоту?

— Да, — коротко ответил он, принимаясь за овсяную кашу — его опять донимал голод.

Элизабет налила ему кубок эля.

— Просто вчера ночью было слишком поздно для чтения писем. А вы знаете, что в этой тарелке?

— Знаю. — Он потянулся к хлебу и маслу. — Это джем?

— Клубничный, — кивнула Элизабет.

Он со счастливой улыбкой намазал джем поверх масла.

— Итак? — осведомилась она.

Он недоуменно взглянул на нее.

— О чем идет речь в письме?

— Я думал, вы умеете читать, — пробормотал он, сунув в рот последний кусок.

— Могу. Но на чтение уйдет больше времени, а я сгораю от любопытства! — почти закричала Элизабет. — Поверить не могу, сэр, что вы такой олух!

Он расхохотался так громко, что всполошил занятых уборкой слуг.

— Мой отец хочет купить у вас отару овец шропширской породы. Если, конечно, вы согласитесь продать.

— Они не для еды, — сухо ответила Элизабет. — Вы, шотландцы, предпочитаете поедать овец. Я выращиваю шропширскую породу на шерсть.

— Мой отец тоже продает шерсть, — хмыкнул он.

— Но мы ткем сукно прямо здесь, во Фрайарсгейте, — пояснила Элизабет.

— Вы не отсылаете шерсть в Нидерланды? — поразился Бэн.

— Только ткань. Наше голубое сукно имеет большой спрос. Чтобы сохранить высокие цены, мы каждый год производим заранее определенное количество ткани. Голландцы пытались сделать такую же ткань, но не сумели. Она перевозится на нашем собственном судне. И мы вполне способны полностью контролировать экспорт.

— Это очень интересно, — серьезно проговорил он. — А кто ткет сукно?

— Мои батраки, в зимние месяцы, когда другой работы нет. Они зарабатывают деньги и не успевают разлениться. А весной засевают поля. В прежние времена им было нечего делать в темные дни и длинные ночи. А потому много пили, дрались, избивали жен и детей. Теперь же у меня все заняты работой.

— Чья это была идея? — поинтересовался Бэн.

— Моей матери. А потом дядя решил, что мы должны иметь собственное судно, и велел его построить.

— А сколько лет вы управляете Фрайарсгейтом?

— С четырнадцати. В конце мая мне исполнится двадцать два.

— Моя дорогая девочка, леди никогда не упоминает о своем истинном возрасте, — упрекнул ее Томас Болтон, входя в зал. — Мне сказали, что шотландец вернулся?

— Вы, разумеется, уже позавтракали, дядюшка? — спросила Элизабет. — Если нет, боюсь, джема больше не осталось. Весь съеден.

— Мы с Уиллом вот уже два часа на ногах, дорогая девочка, — сообщил Томас. — Обсуждали состояние твоих волос и рук.

— А что не так с моими волосами? — удивилась она.

— Прическа. Нужно определить самый элегантный для тебя стиль, и Нэнси должна научиться укладывать твои волосы в модную прическу. И отныне ты перед сном смазываешь руки жиром и обертываешь их тряпочкой.

— Это еще зачем?!

— Дорогая, только вчера Уилл заметил, что у тебя руки как у молочницы. У леди должны быть гладкие и мягкие руки. А этого можно добиться только обертываниями и жиром. Ни в коем случае не стоит заниматься физическим трудом.

— Дядя, я не собираюсь ничего менять! — раздраженно бросила Элизабет.

— Иногда с ней бывает очень трудно, — вздохнул Томас. — Видите ли, она через несколько недель едет ко двору. Ее сестрам не терпелось там оказаться, но, увы, моей дорогой Элизабет больше всего хочется остаться дома. Да, кстати, девочка, нужно попрактиковаться в походке.

— Я научилась ходить в год, дядюшка. Что плохого в моей походке?

— Ты топаешь, дорогая. Леди не топают: они скользят, как лебеди по воде, — терпеливо объяснял лорд Кембридж.

— Дядюшка! — взорвалась Элизабет.

— По крайней мере нужно избавиться от топота, — невозмутимо сказал Томас.

Бэн Маккол фыркнул, за что получил в награду мрачный взгляд Элизабет.

— В таких платьях, что тебе сшили, топать немыслимо, — продолжал Томас. — А ты выглядишь в них просто неотразимой, солнышко мое. Видите ли, мистер Маккол, она самая красивая из дочерей Розамунды. А теперь расскажите, что привело вас назад, во Фрайарсгейт. Я думал, вы отправились в Клевенз-Карн.

Бэн объяснил, в чем дело, а Элизабет пересказала дяде содержание письма.

— Вы сын хозяина Грейхейвена? — спросил Томас.

— Да, старший, но незаконнорожденный, — честно признался Бэн. — Я жил в доме отца почти двадцать лет. Меня растили вместе с законными единокровными братьями и сестрой Маргарет, которая стала монахиней.

— Я всегда считал, что мужчина должен нести ответственность за последствия своей страсти, — заметил Томас. — Двое сыновей Болтона рождены вне закона: Эдмунд, управитель Фрайарсгейта, и Ричард, настоятель аббатства Святого Катберта. Наследником был Гай, а самым младшим — Генри. Оба законных сына мертвы и лежат в земле.

— А где ваше место на фамильном древе? — дерзко осведомился Бэн.

— Несколько поколений назад в семье родились близнецы. Тот, кто появился на свет вторым, уехал в Лондон, чтобы жениться на дочери торговца и искать удачи в большом городе. Однако его жена побывала в постели короля Эдуарда и в приступе раскаяния покончила с собой. Король чувствовал свою вину, тем более что семейство девушки преданно поддерживало его во время войны. Поэтому он даровал моему деду дворянство, — рассказал Томас.