Лотта Ленья. В окружении гениев - Ева Найс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она надеялась, что ее замечание помешает мальчику рассказать матери эту историю. И в самом деле, свой смелый поход за вторым пирожным он скрыл от матери, но вот приятную девушку — нет.
— Что интересного вы делали в городе? — хочет узнать теперь Маргарете.
Она до сих пор не притронулась к блюду. То, что Георг дополнил ужин бутылкой шампанского, кажется, отбило у нее всякий аппетит. Лотте не по себе, и она надеется, что дело не дойдет до неприятной сцены.
Кайзер щурит глаза. Его пьесы производят впечатление нравоучительных, но его гений измеряется другими категориями. Мир должен ему все, он — ничего. И никакого отчета. Он настолько умен, что Лотта могла бы даже принять его высокомерие, если бы он не обижал Маргарете.
— Я не хочу утомлять вас деловыми вопросами. Ведь было ужасно скучно, правда, Ансельм? — Кайзер поддевает вилкой фрикадельку. При этом улыбается одними лишь губами. — Ах нет, тебе было не скучно, ты был безумно рад торту.
— Да, Ансельм? — спросила Маргарете.
Мальчик уставился в тарелку, покраснев до ушей. Видно, теперь его осенило, что он совершил ошибку.
Если Георг сердится, у него появляется тик. Он дергает головой, как голубь. Когда он поворачивается к дочери, его лицо, искаженное гримасой, не обещает ничего хорошего.
— Может быть, немного музыки для нашего гостя? Мы должны ему что-нибудь сыграть. Сибилла, спой для нас!
Маргарете неодобрительно смотрит на мужа, будто он ее невоспитанный сын.
— Я буду очень рад, — говорит Вайль.
Лотта бьет слишком вежливого музыканта ногой по голени, чтобы он прекратил подбадривать Сибиллу. Почему бедная девочка должна расплачиваться за недопонимание между родителями? Но уже поздно. Сибилла подскочила и в своем энтузиазме чуть было не стянула скатерть со стола. Васильковые глаза сверкают под пшенично-белой шапкой волос — эти дети и правда рождены для лета, думает Лотта, вздыхая. От их здоровой, веселой природы будто отскакивают негативные переживания, когда в других они порождают яд недоверия к людям. Иначе не объяснить, почему Сибилла с такой готовностью соглашается выступить перед отцом. Малышка несколько раз смущенно трет нос указательным пальцем, настолько радует ее внимание, которого она удостоилась.
— Что вы хотите послушать? — спрашивает она смело.
— Может быть, «Поедем в Вараздин»? — предлагает Кайзер. Лотта скрепит зубами. Оперетта, как нарочно, да еще и со сложным ритмом!
Пока Маргарете, задумавшись, смотрит в одну точку на стене, а братья Ансельм и Лоран скалятся друг на друга, Георг позволяет дочери пропеть все строфы. По окончании он хлопает в ладоши.
— Молодец, доченька. Редко услышишь, чтобы произведение так испоганили. Но оно того заслуживает. Я ведь говорил, что Кальман переоценен.
Перемена в лице Сибиллы вызывает у Лотты приступ тошноты. Должно быть, девочка все-таки чувствует иронию в словах отца и растерянно опускается на свой стул.
— Я с удовольствием на тебя смотрел, — говорит Вайль дружелюбно.
Лотта улыбается. От нее не ускользнуло, что он говорил не о музыке. Никогда она еще не встречала человека, который был бы так мил и все-таки удерживался от приятной лжи.
— Я знаю одного художника, который бы все отдал, чтобы тебя написать, — продолжает он.
Сибилла снова сияет.
— Слышишь, папа?
Кайзер закатывает глаза.
— Да, конечно, слышу, даже если мне на мгновение показалось, что я оглох.
Пока кто-то молча продолжает есть, накладывать в тарелки еду и передавать другим, Лотта с любопытством смотрит на Вайля. Он поможет ей вернуть разговор в более безобидное русло.
— Как случилось, что музыкальный театр вы любите больше, чем инструментальную музыку?
— Мне нужны стихи, чтобы вдохновиться, только тогда появляется музыка.
— Значит, вы тоже любите оперу? — восклицает Лотта. — Я от нее без ума.
Он думает, прежде чем ответить:
— Естественно, я тоже. Но считаю, что в традиционном понимании она закончилась на Вагнере и Штраусе. Сегодня нужно что-то другое.
— И вы уже знаете, что это будет? — интересуется Лотта.
— Да, конечно. Я бы хотел создать музыкальный театр, в котором музыка и текст были бы на равных. И этот театр должен быть для всех, а не только для горстки элиты во фраках. Какой смысл что-то создавать, если мы проигноринорируем большинство людей? Я хочу музыкальный театр без восторженной шумихи — он должен быть привязан к реальной жизни и актуальным событиям.
В пылу спора щеки его горят.
— Вот именно такой человек для моих пьес и нужен! — говорит Кайзер, похлопывая по спине своего нового друга. — Этот парень ничего не боится — ни джаза, ни балаганных песенок. Он наведет ужас на критиков.
Лотта изобразила в воздухе энергичный удар кулаком.
— Прекрасно, господин Вайль. Мое восхище-ние. Если вы хотите обратиться к широкой публике и иметь оглушительный успех, то держитесь за Кайзера. Вы ведь слышали, что его «Граждане Кале» добрались до Японии?
Кайзер смотрит свысока, но непринужденная улыбка выдает его — комплимент Лотты вернул драматурга в прекрасное настроение. Жена-рогоносица, кажется, не очень-то довольна, что обидчику льстят, но для Лотты лучше так, чем издевательства над детьми.
— Так вы об этом уже слышали? — весело восклицает Кайзер. — Копию они переправили через океан по фототелеграфу, без всякого кабеля и проводов. Она перелетела через Атлантику из Америки в Швецию — незаметно. Я что, единственный, кто считает это отвратительным?
— Отвратительным? — переспрашивает Вайль. — Разве это не естественно — передавать информацию на длинные расстояния, если на короткие, в пределах Европы, она уже передается?
— Наверное, — неохотно соглашается Кайзер. — Но все же эти изобретения нам не по уму. Или вы будете рассказывать, что кто-то из нас понимает, как это работает?
— Конечно нет, — без колебаний отвечает Лотта. — Но мне это не кажется отвратительным. Я считаю, что это интересно, и особенно потому, что ничего не понимаю. Полная копия пьесы оказывается в далеком далеке? Да это почти волшебство — так соединяться с внешним миром.
Только что, в прошлом году, Лотта восхищалась новым изобретением, которое может передавать голос человека в другой город или даже в совсем отдаленные места. Но Лотта не может позволить себе радио. И не знает никого, кто мог бы заполучить подобное устройство, но все же считает это великим открытием.
— Внешний мир? — вскрикивает Кайзер презрительно. — Звучит так, будто речь
