Рыцарская сказка - Фёдор Кнорре

Он наклонился и ласково похлопал рукой в железной перчатке рослого, толстоногого, широкоспинного коня:

— Маленького ослика напугали? Чего это ты? Да ведь это же всего-навсего Дракон!

Звякнуло опускаемое решетчатое забрало, и медленно наклонилось вперед длинное копье.

— Ну, вперед! Посмотри сюда, чертова ящерица! — Рыцарь Зевающей Собаки толкнул длинными шпорами копя, взвилась поднятая копытами пыль… а когда она рассеялась, все увидели, что Дракон исчез!

Черные скалы с рваными острыми краями поднимались по-прежнему в небо, морские волны мерно шумели, ударяясь о берег. Рыцарь, придерживая коня среди поля, в бешенстве осматривался по сторонам, музыканты растерянно моргали, разинув рты. Все было пусто и мирно вокруг. Каркали вороны на сухих кустах в расщелине скалы. Мирно вертелись крылья мельницы на пригорке.

— Он с ума сошел! — вдруг горестно вскрикнул Трувер. — Остановитесь, Рыцарь! Ведь это простая ветряная мельница!

Но Рыцарь очертя голову, шпоря коня, мчался прямо на мельницу.

Напрасно ему кричали вслед, умоляя остановиться и повернуть назад. У него под шлемом звучала совсем другая песня: «…не поворачивай назад, Рыцарь: дракон всегда дракон, какие бы обличия он ни принимал!»

И безрассудный Рыцарь налетел на мельницу и с неистовой силой ударил мечом! Перерубленное крыло… второе с хрустом рухнуло на землю… раздался неистовый клекочущий рёв, и мельница мгновенно исчезла, и на ее месте оказался Дракон с оскаленной пастью и отрубленными двумя головами, из которых лилась холодная, зеленая драконья кровь.

Рыцарь толкнул в последний раз коня вперед и вонзил толстое копье в раскрытую пасть самой большой третьей головы. Копье было длинное, но туловище Дракона было еще гораздо длиннее, и, хотя копье уходило все глубже в драконье нутро, оно никак не могло достать до сердца.

Напрасно и Дракон старался перекусить копье, — древко было железное — спасибо догадливым оружейникам! Дракон лязгал зубами и лез вперед, стараясь достать до Рыцаря, а Рыцарь бесстрашно напирал на копье даже тогда, когда его рука по самый локоть… потом по плечо оказалась в пасти. Драконьи зубы мяли, жевали, сдавливали железный налокотник. Рыцарь знал, что его рука еще не откушена, только по тому, как твердо держалось копье.

Наконец Дракон медленно повалился на бок, и Рыцарь, не отпуская его, упал вместе с ним, они лежали, в упор глядя с ненавистью друг другу в глаза, и Дракон когтями рвал и царапал Рыцаря, а тот молча только давил на копье, оно уже придвинулось острием к самому сердцу чудовища, но никак не могло протолкнуться еще на три пальца вперед.

Оба обессилели от борьбы и долго лежали не двигаясь, и Дракон своими волшебными, ядовитыми гадючьими глазами впивался в глаза Рыцаря, внушая ему страх, и ждал момента, когда тот опустит наконец глаза. Но маленькие серые глазки Рыцаря, всегда так дерзко и весело выглядывавшие на свет из складок толстых крепких щек, никак не хотели опускаться. Кровь струйками текла из углов рта на растрепанную бороду Рыцаря, и ему казалось, что он уже целый год лежит на боку и смотрит не отрываясь в ненавистную болотную зелень глаз чешуйчатого людоеда. Никто не знает, как это произошло. Может быть, под шлемом Рыцаря тоненькие голоса уж очень бодро пели свою боевую песню?.. Неизвестно. Но Рыцарь вдруг с презрением плюнул в зубастую морду и так насмешливо, бесстрашно усмехнулся, что даже Дракон не выдержал — рванулся со всей силы вперед, и тут-то наконец острие копья достало и распороло драконье зеленое сердце.

В покои Епископа с воплем ворвался и грохнулся на колени обезумевший от волнения толстый монах.

— Великое чудо!.. Все погибло! О-о-о! Наш добрый покровитель!..

— Заткнись, дурак! — хватая его за шиворот, прикрикнул Епископ. — Докладывай толком. Дракон уже скушал нечестивого рыцаря?

— Ужасное чудо, он его не скушал! Он сам… скончался! Что с нами теперь будет!

— Где это ты услышал, негодяй! И как смеешь повторять вслух?!

Трясясь всем телом, монах всхлипывал от страха и невнятно выкликал:

— Пастух… Весь народ… Ворота берут!.. Народ прискакал!.. Пастушонки взбесились!

Все было правдой в его словах, только слегка перепутанной: действительно, в город прискакал на неоседланном коне пастушок. Без шапки, с развевающимися волосами, он промчался по улицам, вопя: «Дракона убили! Сдох! Сдох! Сдох!»

Пастушонка еле поймали и стащили на землю на главной площади и стали окунать головой в фонтан. Но каждый раз, когда его вытаскивали из воды, он продолжал, как безумный, кричать: «Сдох! Сдох! Сдох!..»

Тут кто-то узнал пастушонка — он стерег табуны в лугах невдалеке от Черных скал.

И тогда народ вдруг поверил и действительно вроде как обезумел: выбил ворота, которые стража напрасно пыталась запереть, и толпами повалил, хлынув в открытое поле. Молодые и здоровые мчались во весь дух впереди, дряхлые старики и старушки хромали и ковыляли сзади, прямо к Черным скалам, взглянуть на Дракона.

Пожалуй, если бы Дракон был жив, увидев такую кучу народа, он давно поджал бы свой длинный хвост и убрался куда-нибудь в более спокойное место!

Но Дракон был мертв. Мертв, как раздавленный колесом червяк. Как обыкновенная дохлая ящерица. Как сорок тысяч дохлых драконов, перед которыми люди посмели не опустить в страхе глаза…

Пастухи и крестьяне из ближней деревни, сбежавшиеся на соседние холмы, видели конец сражения. Когда все утихло, они, шаг за шагом, робко стали подходить все ближе и видели, как два странствующих комедианта и карлик оттащили тяжелое, израненное, изорванное тело Рыцаря в сторонку от зеленой лужи драконьей крови. Они подняли ему забрало, отстегнули шлем, упали вокруг него на колени и заплакали, видя, что гаснет дыхание его жизни. Трувер поднес ему к губам фляжку:

— Это хорошее вино. Хочешь глотнуть?

— В первый раз… в жизни… нет, — медленно проговорил Рыцарь, пробуя усмехнуться.

— Ты хочешь что-нибудь сказать? Людям?.. Как говорят перед смертью великие герои? — дрожащим голосом спрашивал Трувер. — Мы будем всю жизнь об этом петь и рассказывать!

Рыцарь долго молчал, собирался с дыханием.

— Только поверить… что можешь его убить… Это не самое трудное… Самое трудное узнать Дракона… ведь он здорово умеет прикидываться…

— Ах! — воскликнул Ртутти, в отчаянии ломая маленькие ручонки. — Бедный Рыцарь, ты умираешь, и нет около тебя никого, кроме нас, жалких комедиантов, жонглеров… Тебе ведь нужно исповедаться в своих грехах, а священника-то и нету!

— Вспомнить мои грехи?.. Это заняло бы слишком много времени, ребята… — усмехнувшись, Рыцарь последним дыханием выдохнул: — Зато окаянного дьявола мы с вами все-таки!.. — он повел глазами в ту сторону, где громоздилась распростертая на земле туша Дракона, и веки его медленно сомкнулись.

Музыканты, услышав гул накатывающейся из города громадной толпы, поднялись с колен и, утирая слезы, поспешили убраться подальше. Долгие годы они шли опять извилистым путем странствующих труверов, комедиантов и менестрелей — из одного королевства в другое, — пели баллады и представляли святых и чертей, волшебников и рыцарей, мерзли в зимнюю стужу и изнывали от жары знойным летом, пока не заметили однажды, что, совершив полный круг, снова очутились в окрестностях Драконвиля, услышали шум морского прибоя и увидели острые пики пустынных Черных скал.

Среди зеленых полей возвышался богатый и великолепный храм.

Они расспросили встречных богомольцев и с радостью услышали, что это храм «Святого победителя Дракона». Глубоко растроганные, они решили обязательно войти.

Конечно, храм вовсе не место для комедиантов, которых святая церковь и хоронить-то на христианском кладбище не позволяет! Поэтому Ртутти уселся за кустами — сторожить сумки, а Трувер и Жонглер, сложив на землю арфу и дудочки, следом за другими богомольцами вошли в ограду.

— Вы всё увидите, идите за мной, — сказал монах, встретивший их у входа. — Наш храм воздвигнут в память великого Чуда — вот на этом месте святой поразил ужасного Дракона и избавил страну от неслыханных бедствий!

Трувер и Жонглер, обрадованные до глубины души, переглянулись и потихоньку пошептали друг другу:

— Да… Место то самое.

— Вот тут это и было…

— Если вам хочется пожертвовать святому в память его подвига — вот кружка!

— Да, хочется! — сказали Трувер и Жонглер и поспешили опустить в кружку все монетки, какие у них были — большие и маленькие, очень стыдясь, что все они медные и серебряные и ни одной нет золотой.

— Теперь следуйте за мной дальше, — сказал монах богомольцам. Они прошли под низкими сводами и вышли в помещение, где в сумраке жарко теплились огоньки восковых свечей.

Все упали на колени перед прекрасной иконой, написанной золотом и яркими красками.