Обмани меня нежно - Наталья Андреева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сейчас его волновало только одно: как найти посредника?
Он еще не знал, что завтра проблема решится. Судьба сделает ему подарок, который он хоть и не сразу, но примет.
Нестеров. «Видение отроку Варфоломею»
– Георгий Викторови-ич!!!
Она молитвенно сложила руки и по-собачьи преданно заглянула ему в глаза. Он невольно улыбнулся.
– Георгий Викторович-ич!!! Голубчи-ик!!!
Ефросинья Ниловна была старейшим работником музея и давней подругой его матери. Только мама пять лет назад ушла на пенсию, а Ефросинья Ниловна хоть и старше, но на покой не собиралась. Она была типичной музейной старушкой и сама вполне могла бы сойти за экспонат со своим морщинистым личиком, похожим на печеное яблоко, с огромными очками на самом кончике носа (как только держатся!), и отчего-то с морковной помадой на тонких, почти невидимых губах. Теперь эта яркая ниточка на сморщенном старушечьем личике дергалась и извивалась, казалось, что Ефросинья Ниловна вот-вот заплачет.
– Мне позвонили... живодеры... Там... милиция... дверь...
Он уже понял, что жестокие соседи накатали на старушку очередную жалобу участковому. Одинокая Ефросинья Ниловна была страстной любительницей кошек. Замуж она так и не вышла, ребенка не нашла от кого родить, даже мужчины, по ее же собственным словам, никогда не знала. Ефросинья Ниловна осталась старой девой и всю свою любовь отдала кошкам. Тех, кого не могла приютить, прикармливала тут же, у своей двери на лестничной клетке. Кошки сбегались отовсюду, они платили Ефросинье Ниловне такой же пламенной любовью. В подъезде стоял жуткий запах, и соседи все время грозились выгнать из дома если не саму гринписовку, то ее многочисленную живность.
Сегодня они решились на зачистку. План был следующий: пока старушка находится на работе, приедут живодеры, соберут в подъезде и окрестностях все мяукающее бесхозное стадо и поступят с ним в соответствии с прейскурантом, а жители подъезда в это время выбросят объедки, миски, вымоют пол и опрыскают стены дезодорантом. Кто-то стукнул Ефросинье Ниловне. Из мести ли или из любви к скандалам. Народу надо зрелищ, а без Ниловны шоу будет не таким ярким. Ведь участковый, которого позвали поприсутствовать при экзекуции, должен лично убедиться, какая в подъезде грязь из-за этих кошек и отвратительный запах. Его подведут к двери, за которой орут встревоженные животные, и заставят принять решительные меры. Понятно, что Ефросинья Ниловна запаниковала. Голицыну стало ее жалко.
– Чем вы так встревожены? На вас лица нет, возьмите мой носовой платок. Возьмите же. И перестаньте плакать.
Она с благодарностью приняла платок и, протирая то морщинистые щеки, то стекла очков, заскулила:
– Георгий Викторович, голубчик, подмените меня! Я знаю, вы человек занятой, научный работник, умница необыкновенный... Я знаю, что вы не обязаны... Но лучше вас никто не знает фонд, – залебезила Ефросинья Ниловна. – И вы такой добрый. Добрейший. Проведите вместо меня экскурсию, умоляю! Там группа.
– А вы куда?
– На битву! – она сжала крохотные кулачки. – Костьми лягу! Пусть и меня на живодерню тащат!
– Вас побьют, – сказал он печально.
– И пусть!
– Хорошо. То есть плохо, что побьют, но я согласен вас подменить. Хотите умереть – умрите.
– Да господь с вами, голубчик, – сразу стушевалась Ефросинья Ниловна. – Вы думаете, они на это способны?
– А вы хотели отделаться парой синяков? Нет, моя дорогая, они пойдут до конца, война так война. Будут включать на полную громкость музыку, едва вы ляжете спать, их дети будут звонить вам в дверь и убегать, как только услышат шаги, они станут поджигать ваш почтовый ящик и тыкать горящие спички в кнопку звонка, пока она не оплавится, лить сверху воду на ваш балкон, когда там сушится белье.
– Ах, они все это уже делают, – с досадой сказала Ефросинья Ниловна.
– И вы не сдаетесь?
– Никогда!
– Видимо, вы очень любите кошек, – грустно улыбнулся он. – Что ж, идите. Живодеры ждут. А я вас, так и быть, прикрою. – И деловито спросил: – А что за группа?
– Туристы. Случайный набор.
Она так и сказала: набор. Видимо, думала о своих кошках, которым брала в магазине то дешевую рыбу, то суповой набор, из которого варила себе и им тощий бульон. Это означало, что у входа в музей собралась толпа гостей Северной столицы, все они купили входные билеты, но желают не просто ходить по залам, а еще слушать пояснения сопровождающего. Работа трудная и неблагодарная для экскурсовода. Одни слушают, другие не слушают, разбредаются кто куда, без конца ослепляют фотовспышками и вечно нудят. Мол, скучно, за что только деньги заплачены. У экскурсоводов есть дежурный набор шуток, это закон жанра. Говоришь, говоришь о серьезном, потом надо внезапно сменить тон, в истории искусства полно забавных анекдотов. Если их нет, нужно придумать, чтобы как-то разрядить обстановку, смех прогоняет зевоту.
– Что ж... Из чувства сострадания я готов. Только не умирайте насовсем, любезная. Ваша помада освещает мне путь в музей. Не меняйте ее ни за что!
– Вы такой галантный мужчина, Георгий Викторович, – она хихикнула и задорно поправила очки. – Будь я лет на тридцать моложе...
– А я настолько же старше, – не остался в долгу он. – Ступайте, не то опоздаете к началу. Уверен, что все билеты на шоу уже раскуплены. Потом расскажете.
– Спасибо вам, – с чувством сказала Ефросинья Ниловна. – Я ваш должник на веки вечные. Матушке кланяйтесь.
– Непременно.
– Господа, в этом зале вы видите последнюю неоконченную картину великого русского художника Исаака Левитана, которая называется «Озеро. Русь»... – Ну, началось! Хождение-зевание. – Обратите внимания на то, сколько в ней света. Какой оптимизм излучает картина, несмотря на то, что писавший ее художник уже знал, что умирает. Знал, что скорее всего так и не успеет закончить свою работу... – Надо что-то делать. – А вы, кстати, знаете, из-за чего великий русский художник Левитан чуть не вызвал на дуэль великого русского писателя Чехова? У Левитана была любовница...
«Любовница» – ключевое слово. Народ начал подтягиваться.
– То есть Чехов объявил всем, что у его друга якобы есть любовница, хотя, возможно, это был просто художественный вымысел. Героиня сей любовной истории Софья Кувшинникова была женой полицейского врача и ученицей Левитана. Художницей Кувшинникова была весьма посредственной, зато женщиной незаурядной, хотя и не красавицей. Ее даже видели скачущей верхом, в капоте на голое тело, с босыми ногами. – «Голое тело» пробило всех. Зевки прекратились. – В доме Кувшинниковых часто бывали вечеринки, куда все стремились попасть, собиралось общество весьма незаурядных людей, заходили и Чехов с Левитаном. В результате Антон Павлович написал знаменитый рассказ «Попрыгунья», где в пейзажисте Рябовском все узнали Левитана. Рассказ был полон обидных намеков, и в Москве разразился настоящий скандал. – «Скандал» тоже ключевое слово. Теперь он стоял, окруженный плотным людским кольцом.
– Они дрались? – пискнула худенькая девушка со стрижкой «паж».
– Они надолго остались врагами, – торжественно сказал Георгий. – Но, в конце концов, дружеские чувства взяли верх и...
– Левитан просто набил ему морду? – предположил громила в шарфе от «Зенита».
– Коля! – ткнула его в бок жена. – Че несешь! Ты ж в музее!
– Ну, лицо, того... Начистил. А Чехов – это кто?
– Сказано тебе, тупица: великий русский писатель!
– И вы еще идете в музей, когда не знаете, кто такой Чехов! – всплеснула пухлыми руками дама в шляпке. – Безобразие просто! Так что там с Левитаном, товарищ экскурсовод? Продолжайте, пожалуйста, очень интересно!
– Они помирились, – улыбнулся он. – Левитан поехал в гости к Чехову, где оба сделали вид, что никакой скандальной истории не было.
– Ну, это неинтересно. Вот если бы дуэль...
И народ заскучал.
– Значит, он умер своей смертью? – уточнил на всякий случай долговязый молодой человек с «Никоном», нацелившись на «Русь».
– Да. От тяжелой и продолжительной болезни.
– От сифилиса? – с надеждой пискнул «паж».
– От аневризмы сердца. Ему было всего сорок лет.
– От сифилиса умер Бодлер, – авторитетно сказала дама в шляпке.
– Где это? – заволновался народ. – В каком зале? Он обнаженку писал? Ведите нас туда, хватит природу показывать!
– Бодлер, господа, писал стихи, – он попытался урезонить охочую до клубнички публику. – И в самом деле для того времени весьма непристойные, их даже запрещали, но здесь, как вы видите, только картины.
– А почитайте! – пискнул паж.
– Это не входит в программу.
– Вот так всегда! – разочарованно сказала жена фаната питерского «Зенита». – Самое интересное никуда не входит!
Муж, нагнувшись, шепнул ей что-то на ухо, и она залилась краской:
– Ой, ну че ты! Мы ж в музее!
– А сейчас, господа, я расскажу вам о следующей картине, – продолжил он экскурсию.