Уинстэнли - Татьяна Александровна Павлова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дети были нездоровы и голодны, взрослые угрюмы, женщины старились рано. Бедствия невинных терзали душу, жгли огнем, заставляли искать выхода.
Вопросы переполняли сознание — новые вопросы, над которыми Уинстэнли не задумывался ранее, ведя более или менее благополучную жизнь горожанина. Благоденствие притупляет духовные силы; бедствия же, раня нас, наоборот, оживляют их. Какова цель и каков объект этой бесконечной борьбы, из которой он был выбит, лишившись состояния, дома, работы? Что делает эту борьбу неизбежной? Кто получает от нее выгоду? Для чего ведется война, бремя которой столь тяжким ударом обрушилось на его плечи? Что принесет она беднякам? И возможно ли обернуть ее на благо народа? Можно ли сделать ее средством освобождения бедняков, «меньших братьев», из когтей нищеты — ведь это нищета держит их в невежестве, темноте, склоняет к порокам? И правда ли неотвратимо, самим богом определено проклятие, тяготеющее над их душами и телами?
Кальвинисты-пуритане учили, что одни люди, «старшие братья», свыше предопределены ко спасению и процветанию как в этом мире, так и за гробом, что они от века поставлены быть господами и хозяевами жизни, а массы бедняков обречены быть дровосеками и водоносами, рабами и слугами таких же, как и они, людей. Неужто божественное провидение столь несправедливо? И он сам — неужели он проклят от рождения, обречен на жалкое прозябание, на провал любого своего дела? За что?
И Джерард ищет ответа у духа святого, бога истинного, как и многие в его время, пытаясь понять высшую правду. Его личная беда связывается в сознании не только с бедами народа, но шире — с вселенским божьим замыслом, с той великой космической драмой, которую переживает мир с момента своего возникновения.
Прежде он усердно ходил в церковь, слушал ученых пуританских проповедников. Теперь же рассуждения их вызывают протест в его душе: мертвая буква, цитатничество, ходульная книжная ученость говорят их устами. Нет правды в их словах, нет упования для простого и несчастного человека. И он идет к баптистам и крестится заново в одной из укромных речек, бегущих к Темзе.
Старая секта баптистов, гремевшая в прошлом веке в Германии, сильна и многочисленна на Британских островах. В тридцатые годы их преследовал Лод, но они сохраняли свою веру с твердостью отчаяния. Они были борцами. В 1644 году, после падения Лода, несколько баптистских конгрегаций объединились и выработали свой символ веры.
Баптистами становились ремесленники, наемные работники, батраки. Уинстэнли присоединился к ним и даже, возможно, некоторое время был у них проповедником. На баптистских собраниях он почувствовал в себе дар пророчества, вскормленный домашней молельней в Уигане. И стал осуждать вместе с баптистами лживую проповедь духовенства.
Уинстэнли привлекала их терпимость; позднее мы найдем в его сочинениях ряд черт, роднящих его с этой сектой. До конца жизни он будет повторять вместе с ними, что власти не должны вмешиваться в дела веры, что священство и церковные обряды ничего не значат — их должен заменить личный религиозный опыт каждого верующего; что дух божий должен жить внутри человека и управлять его поступками; что несчастные и презираемые бедняки будут в конце концов избавлены от бремени угнетения и наследуют землю. «Как в дни пришествия Христа бедные прежде всего получили благую весть, — писали баптисты, — так и в нынешней реформации простой народ прежде всего пойдет искать Христа. Вы, те, что принадлежите к низшему рангу, вы, простой народ, ободритесь, ибо господь намерен использовать простых людей в великом деле провозглашения царства сына его…»
Но тот, кто ищет всерьез, не останавливается надолго. Баптисты не преодолели кальвинизма, им не удавалось избежать сковывающей догматики и обязательных обрядов. Писание служило им настольным руководством к повседневной жизни — они старались следовать ему буквально. Дух воинственный и непреклонный владел ими.
И Уинстэнли отходит от баптистов. Погружение в воду — не более чем «обряд по плоти», истинное крещение должно совершиться в духе. Он становится сикером — искателем. Перестает ходить в церковь, посещать собрания баптистов и прислушивается к голосу высшего разума внутри себя. И снова ищет истинной веры — такой веры, которая примирила бы его с болью и темнотой этого мира и дала бы выход, дала бы надежду. Он терпеливо и страстно ждет обещанного в священной книге пришествия Христа на землю, непрестанно молит бога о внутреннем просветлении.
Его внимание привлекают фамилисты — «семья любви». Они пришли в прошлом веке из Нидерландов и были в свое время осуждены Елизаветой как «зловредная и еретическая секта». Основал секту Генри Никлас, сочинения которого переиздаются в английском переводе в 1646 году. Их опубликовал печатник Джайлс Калверт, с которым в будущем Уинстэнли свяжет долгое и тесное сотрудничество. Главное для фамилистов — любовь, всеобщая мистическая любовь ко всему творению, ко всем людям. Только любовь, осветившая изнутри сердца, может спасти мир. Ибо все пороки и добродетели гнездятся в душе человеческой, а ангелы и демоны — всего лишь добрые и злые побуждения внутри нее. Очищенный и просветленный любовью человек вновь обретет невинность и станет подобным первозданному Адаму, каким тот был до грехопадения. О фамилистах говорили даже, что они обобществили свое скудное имущество, и неудивительно, что власти опасались этой секты больше других.
Мистическое вдохновение переполняло души. Искали духовный смысл борьбы между королем и парламентом. Множество невероятных событий произошло в Англии, пока Джерард Уинстэнли пас коров на бесплодных вересках холма Святого Георгия. Набранная и обученная Кромвелем пуританская армия в 1644 году начинает одерживать одну за другой победы над силами роялистов: при Гейнсборо, Уинсби, Марстон-Муре. В январе 1645 года парламент утвердил эти победы актом о создании регулярной парламентской армии — Армии нового образца. 14 июня 1645 года в битве при Нэсби королевские сторонники — кавалеры — разбиты наголову. В следующем, 1646 году парламент отменяет феодальные повинности лендлордов по отношению к королю. Веками существовавшее «рыцарское держание», которое обязывало лорда платить королю подать при вступлении в наследственные права и
