Любимая мартышка дома Тан - Мастер Чэнь

Мне оставалось только дождаться, когда новости о моём бормотании достигнут того, кто мне был нужен.

Правда, я и представления не имел, что это произойдёт так быстро – на закате того же дня. Я даже не успел предупредить Ян, чтобы эту ночь она провела где-нибудь подальше от меня, – просто поднял голову и увидел возвышающегося на пороге очень спокойного юношу, на вид бухарца, но, может быть, и самаркандца. Это был не пациент: не говоря о его очевидном здоровье, пациент вряд ли пришёл бы в монастырь с двумя угрюмого вида сопровождающими, маячащими в лёгком отдалении.

– Насколько я помню, я называл только одно имя, – ответил я гостю, благосклонно глядя на него снизу, с пахнущего кислым потом коврика. – И это имя вам хорошо знакомо, иначе бы вас здесь не было.

Молодому человеку хватило ума промолчать и продолжать разглядывать меня с демонстративным намёком на жалость: очень разумная тактика, нагоняет страх. Я понимал, что свернуть мне шею прямо сейчас никто не собирался, – задача была в том, чтобы разузнать побольше. Я на его месте даже предпочёл бы понаблюдать за странным даосом несколько дней и попытаться выяснить, с кем он встречается, кто к нему ходит. Но можно было действовать и так, как мой гость. Хотя бы для того, чтобы для начала пресечь базарные разговоры с упоминанием запрещённого имени.

– Я вообще-то должен перед вами извиниться, – прервал я, на радость ему, молчание. – Конечно, мне не следовало вот так болтать на рынках. Надо было потратить несколько дней на то, чтобы вас найти. Но, наверное, я слишком долго добирался сюда из Чанъани и потерял присущее мне терпение, решив найти вас сразу.

– Чего же вы хотите? – так же холодно спросил он, а его верзилы подвинулись ближе, почти заслонив дверной проём.

И тут произошло неожиданное. Кучанским колокольчиком за их спинами зазвучал голос моей прекрасной возлюбленной:

– Эти люди – твои друзья?

Я перевёл взгляд за плечи троицы. Ян, в своём абсурдном даосском наряде, стояла как статуэтка из Аньси на жёсткой мясистой траве газона, за ней высился потный и недобрый мастер Ши. Уголком глаза я уловил ещё два серых пятна, как бы случайно маячащих неподалёку. Наконец, как будто этого было мало, по траве к нам приближался мастер И с посохом наперевес. Я просто не мог не засмеяться, и этот смех заставил гостей несколько растеряться.

– Они не просто мои друзья, они – нечто большее, – заверил я её. – Но они сами в этом пока не уверены, и надо им помочь. Подожди нас, прошу тебя, в тени.

– Хм, друзья, – протянула она, серьёзно оглядывая моих гостей и отступая в глубь монастырского сада.

– Никогда не надо недооценивать даосов, – обратился я снова к моим посетителям. – У меня было немало возможностей понаблюдать за ними во время нашего путешествия из столицы на юг, и это, знаете ли серьёзные люди, не хуже наших «невидимок» (тут молодой человек угрожающе застыл, и глаза его стали абсолютно неживыми, как у господина Ду в то памятное утро). – Но давайте упростим задачу. Мне надо написать письмо, и я попросил бы вас передать его в Самарканд. Письмо брату. Оно будет открыто, вы сможете его прочитать – ведь не будете же вы передавать неизвестно что. Прочитать и сделать свои выводы. А потом мы с вами дождёмся ответа. Жаль только, что корабли ходят так долго. Придётся мне, видимо, ещё несколько месяцев побыть даосом…

– Как зовут вашего брата? – бесстрастно спросил юноша.

– Ну, я же называл его имя на рынках, – доходчиво разъяснил я ему – Маниах. Аспанак Маниах. И не говорите, что вы не слышали этого имени. Нет в Согде таких людей, которым оно было бы незнакомо. Вопрос только, где я возьму бумагу и кисточку… Тут, в монастыре, они не лучшего качества. Вы знаете город – где бы нам встретиться, чтобы вы принесли мне и то, и другое, и чтобы эта процедура ни у кого не вызвала подозрений? Я пишу на ваших глазах, передаю вам письмо и жду, пока вы не уйдёте и не затеряетесь в толпе. Как вам этот план?

Молодой человек напряжённо думал. Я предлагал ему очень надёжный вариант, сопряжённый с минимальным для него риском, – и это ему как раз и не нравилось, он с облегчением вздохнул бы, если бы я придумал что-нибудь очевидно непригодное. Вздохнул и прибил бы меня на месте как провокатора, невзирая на даосов.

– Любой ресторан во дворике к северу от главных пристаней, – наконец разжал он губы. – Абсолютно любой. Это там, где ведомство ревизора судов, а за ним – маленький квартал еврейских купцов. Справа от квартала, если стоять спиной к реке, начинаются рестораны в полукруглых двориках. Завтра, сразу после полудня. Мы вас найдём.

Вообще-то это был комплимент. Юноша не стал объяснять мне, что прийти я должен один, что ко мне подойдёт какой-нибудь мальчишка и скажет, куда идти дальше, а другие люди будут следить за тем, не сопровождает ли меня вторая тень… Он счёл, что эти простые вещи мне объяснять не надо. Я был ему за это благодарен и кивнул с явной благосклонностью.

После чего троица повернулась и тронулась к воротам, делая вид, что не замечает угрожающе маячивших поблизости даосов.

А прекрасная Ян буквально подбежала ко мне, уже не скрывая волнения.

Я смотрел на неё молча, чуть улыбаясь: она ещё не знала, что в худшем случае письма от брата придётся ждать не неделю, не месяц – год. Или больше? Отчаливать при северо-восточном муссоне надо было зимой, а другой муссон нёс корабли от Басры в обход стран Южных морей летом, вспомнилось мне. А зима ведь давно прошла.

В общем, в таких ситуациях женщину следует срочно порадовать.

– У нас остаётся последний вечер прежней жизни, – сказал я ей. – А что будет завтра – я не знаю. Может быть, ничего. Может быть, все переменится. Я хочу сделать то, чего мы не делали с тобой никогда в жизни. Ведь мы никогда не могли просто пройтись рядом по улице. Это радость, которая была нам запрещена. Сейчас – уже нет.

– О, – сказала Ян, поражённая этой простой мыслью. – О, о! Сейчас, после ужина? Просто пройтись по улице? С тобой? А вечерний барабан?

Я усмехнулся. Ещё вчера я заметил, что барабан-то на закате тут, как положено, звучал – но гул голосов на улице с этого момента, как ни странно, только начинался. В этом городе, в отличие от Чанъани, жизнь замирала при свете солнца и оживлялась лишь в относительно прохладной тьме.

Никогда не забуду эту первую в моей жизни прогулку с возлюбленной, которая с изумлением вдыхала аромат сваленных у пристани громадных красноватых брёвен из южных стран, рассматривала сотни лодок, качающихся на воде, и толстые тёмные бамбуковые шесты, на которых несли паланкины. «Ты понимаешь, что мы никогда в жизни больше не сядем на лошадей – их здесь просто нет», – в полном изумлении сообщила мне она. А дальше, через несколько шагов, она обнаружила, что не понимает ни слова из говора курносых и очень энергичных невысоких людей («Я же иностранка здесь, кругом одни лишь варвары мань, говорящие на своём языке. Как я оказалась здесь, как дожила до такого!», – продолжала комментировать свои открытия она).