Полное собрание сочинений. Том 85 - Толстой Л.Н.

16 «Родник» — детский иллюстрированный журнал, основанный в 1882 г. Е. А. Сысоевой и просуществовавший до 1917 г. В 1880-х гг. он выписывался для детей в семье Толстого. Стихотворный перевод поэмы Гюго, сделанный А. Барыковой, напечатан в «Роднике» зa 1883 г., № 3.

Из сохранившегося письма Черткова от 19 января, несколько строк которого являются ответом на вопрос Толстого о его душевном состоянии, видно, что Чертков уже писал ему накануне, 18 января, по всей вероятности отвечая ему на целый ряд пунктов, затронутых в комментируемом письме его. Но это письмо Черткова от 18 января не сохранилось. Что касается небольшого письма Черткова от 19 января, то в нем он жалуется на «туман в голове», мешающий ему работать, затем предлагает Толстому хранить все деловые бумаги, касающиеся «Посредника» и лично его, Черткова, в комнате Сергея Львовича с тем, чтобы последний взял на себя труд, в помощь отцу, отвечать на связанные с ним деловые запросы, и кроме того, в самом начале письма, как бы продолжая начатый в Москве разговор с Толстым по вопросу о женитьбе, говорит: «...Я хотел... сказать, что я, после ваших слов, сообразил, что с легким сердцем и думая только о себе жениться нельзя. Надо кроме того чувствовать, что не составишь несчастья жены. А я этого еще не чувствую».

* 96.

1886 г. Января 18. Москва.

[То, что оставило] тѣло Алеши,1 оставило и не то, что соединилось съ Богомъ. Мы не можемъ знать, соединилось ли, а осталось то, чѣмъ оно было, безъ прежняго соединенія съ Алешей. Да и то не такъ. Объ этомъ говорить нельзя. — Я знаю только, что смерть ребенка, казавшаяся мнѣ прежде непонятной и жестокой, мнѣ теперь кажется и разумной и благой.2

— Мы всѣ соединились этой смертью еще любовнѣе и тѣснѣе, чѣмъ прежде. Спасибо вамъ за ваше письмо.3 Я ждалъ именно его. Помогай вамъ Богъ дѣлать общее наше дѣло — дѣло любви — словомъ, дѣломъ, воздержаніемъ, усиліемъ: туть не сказалъ словечка дурного, не сдѣлалъ того, что было бы хуже, тутъ преодолѣлъ робость и ложный стыдъ и сдѣлалъ и сказалъ то, что надо, что хорошо, то, что любовно, — все крошечные незамѣтные поступки и слова, и изъ этихъ то горчичныхъ зеренъ выростаетъ это дерево любви, закрывающее — имеющее закрыть своими вѣтвями весь міръ. Вотъ это то дѣло помогай намъ Богъ дѣлать съ друзьями, съ врагами, съ чужими, въ минуты высокаго и самаго низкаго настроенія. И намъ будетъ хорошо, и всѣмъ будетъ хорошо. Прощайте, милый другъ.

Полностью печатается впервые. Отрывок напечатан в журнале «Голос Толстого и Единение» 1917—1918 г., новогоднее дополнение к № 6, стр. 17. На подлиннике рукой Черткова архивный № и дата 18 января. Она соответствует дню написания письма, представляющего собой приписку к письму Льва Львовича Толстого» датированного: «18 Январь, вечером». В этом письме к Черткову Лев Львович Толстой, в то время еще гимназист, шестнадцатилетний юноша (см. о нем прим. 9 к п. № 97 от 23 января 1886 г.) сообщал : «Милый Дима, у нас горе для кого большое, для кого маленькое; умер маленький брат Алеша от горла в ночь на 18. Описывать подробности я не стану, а скажу тебе только, что мама очень огорчается и всё это очень скучно. Мне его жалко, так же как его жалеет папа и братья, т. е. как хорошего понятливого мальчика и как что-то свое. Остальные два брата тоже захворали, и мама нас мучает и огорчает больше всего, потому что уже не спит 2 ночи и расстраивает себе нервы. Теперь будет весь этот скучный процесс похорон. Чем скорее маленького не будет в доме, тем скорее пройдет всё это горе. Папа огорчен и несколько раз [зачеркнуто: плакал], растрогивался при виде Алеши и вспоминая его смерть; он просил меня написать за него, на что я с охотой согласился, но знаешь ли, как-то очень у нас в доме мрачно, грустно и скучно, надо ждать. У меня нынче ужасно много в голове различных мыслей по поводу этой смерти и мысли полезные, но скверные. Очень трудно объяснить что такое смерть и понимать ее можно различно; мы с папа много говорили нынче об этом и я не согласен в том, что он говорит, что то, что оставило Алешу есть тот общий, вездесущий огонь бога; я думаю, что у каждого человека есть собственный огонь или душа, который оставляет его. — Целую тебя; написал я что-то, нет, не что-то, а то, что я думаю. — Левка Толстой». Приписка Толстого сделана в виде сноски (поправки) к словам Льва Львовича»... «то, что оставило» и начинается с маленькой буквы.

1 Алеша, младший в то время сын Толстого (род. 31 октября 1881 г., ум. в ночь на 18 января 1886 г.). В письмах Толстого к Софье Андреевне не раз встречается его имя. Так в письме от 4 февраля 1885 г., говоря о состоянии каждого из своих детей, оставшихся во время отъезда Софьи Андреевны в Петербург на его попечении, об Алеше он пишет: «Алеша, как всегда неестественно быстро сообразителен и мил», а в письме от 25 октября из Ясной поляны, целуя всех детей, «и больших, и малых», прибавляет: «...Напиши побольше про них и про Алешу. Я что-то нынче всё о нем думал». Болезнь мальчика, обозначившаяся к вечеру 16 января и признанная двумя врачами, уже в последний день его жизни, 17 января, не опасною, в 10-м часу вечера стала резко усиливаться, и в 4 часа ночи он скончался. Софья Андреевна в письме к Т. А. Кузминской от 20 января 1886 г., описывая последние часы его жизни, говорит: «Почти только что уехал Беляев [врач], стало хуже. Хрипота прибавилась, жар усиливался. Мы никто не ложились. Сидела няня, я, Таня и Маша. Алеша обернулся вдруг и говорит: «Позови папу». Мы позвали. Он поглядел на него. Левочка сел с ним и уже не отходил... Я выбежала из комнаты опомниться хоть на минуточку. Две ночи я его с рук не спускала. Таня тоже вышла. Вдруг приходят Левочка и Маша и говорят: «Кончился»... Софья Андреевна рассказывает дальше о проявлениях сердечности в связи с этой смертью некоторых из ее детей, особенно Ильи Львовича, Андрея Львовича и обеих старших дочерей, и в заключение письма, после описания похорон, говорит: «Левочка осунулся, похудел и очень грустен... Все очень огорчены и ко мне ласковы» (ГТМ).

2 В этом письме уже отчетливо выступает то стремление Толстого к преодолению в себе горя, связанного со смертью близкого существа, которое он возводит в принцип и которое отражается как в нескольких его письмах 1886 г., так и в его письмах и дневниках последующего времени — по поводу смерти последнего любимого ребенка его, Ванечки.

3 Письмо Черткова, о котором говорит здесь Толстой, не сохранилось. Оно должно было быть написано немедленно по возвращении его в Петербург из Москвы, не позже 16—17 января, т. е. одновременно с первым после их московского свидания письмом к нему Толстого, тогда как сохранившаяся часть его писем к Толстому за январь 1886 г. начинается, как было уже указано, с письма от 19 января.

97.

1886. г. Января 23. Москва.

Посылаю вамъ назадъ два разсказа. Оба нехороши, — ничтожны. Одинъ о мачихѣ — дѣлаетъ впечатлѣніе выдуманнаго, другой — о старикѣ — хорошъ, но слишкомъ отрывоченъ. Если бы была описана прежняя жизнь чиновника, то было бы хорошо, а то не займетъ. По моему не стоитъ печатать.1 — Посылаю вамъ легенду Костомарова «Сорокъ лѣтъ».2 Это превосходнѣйшее сочиненье. Я хотѣлъ — и началъ — исправить языкъ и кое-что, но потомъ раздумалъ дѣлать это теперь. — Легенда сама по себѣ очень опасна для цензуры, и потому надо постараться пропустить ее въ томъ видѣ, въ какомъ она есть. Поправки могутъ сдѣлаться поводомъ придирокъ. — Потомъ же, когда она пройдетъ въ Сытинскомъ изданіи, можно и должно, и мнѣ очень хочется — немного, какъ мнѣ надѣется, улучшить ее. Нынче же пишу въ Кіевъ къ знакомой вдовы Костомаровой,3 прося разрѣшенія печатать эту легенду. Вы съ своей стороны сдѣлайте демарши къ Костомаровой для полученія разрѣшенія.4 На меня эта исторія производить ужасающее впечатлѣніе. И мнѣ кажется, что такое же она должна производить на всякаго простого русскаго человѣка. Только бы цензура пропустила. Употребите всѣ усилія.

Всѣ послѣдніе дни я занимался тѣмъ, что писалъ текстъ къ «Тайной вечерѣ» Ге.5 Я далъ переписывать и пришлю вамъ съ картиной.6 Мнѣ кажется, что это была бы очень хорошая, богоугодная картина. Что вы скажете и что скажетъ цензура?— Получилъ ваше письмо вчера и радъ былъ. — Вотъ что хотѣлъ вамъ сказать: не будемъ хвалить, а будемте укорять другъ друга.7 Такъ дѣлали — и хорошо дѣлали — первые христіане. Говорить пріятное хорошо, чтобы усилить любовь. А между нами, между всѣми нами, ищущими соединенія въ Христѣ — въ его истинѣ, не нужно — я чувствую это — усиливать ее, а намъ нужно помогать другъ другу. — Ищу, чѣмъ бы укорить васъ для начала; но не нахожу, не отъ того, что нѣтъ, а отъ того, что я нынче лѣнивъ и слабъ духомъ. А впрочемъ нашелъ: вы говорите: скоро умру и утѣшаюсь. Это дурно. Надо любовно и потому радостно дѣлать дѣла жизни — всѣ. Тяготиться — упрекать Отца. Я съ самой моей горловой болѣзни не могу справиться и все сижу дома и въ самомъ — вчера и нынче — мрачномъ настроеніи. И радуюсь тому, что убѣждаюсь, что мрачное физическое (желчь) настроеніе не можетъ побѣдить человѣка, т. е. заставить его быть злымъ къ людямъ. Меня радуетъ, что я переживаю это мрачное физич[еское] состоянie совсѣмъ не такъ, какъ прежде.