Панорама времен - Грегори Бенфорд

Гордон замерз и засунул руки в карманы. Уголки его губ приподнялись в улыбке. Пенни открыла ему глаза на громадную страну за пределами Вашингтона. Царапины их взаимоотношений зажили после 1963 года, и их снова влекло друг к другу. Их точка соприкосновения, словно маленькое солнце, согревающее взаимную любовь, становилась все глубже. Они поженились в конце 1964 года. Ее отец, просто Джек, устроил пышную свадьбу, обильно политую шампанским. На Пенни было традиционное белое платье. Она хитро улыбалась, когда кто-нибудь упоминал об этом. Той зимой они вместе поехали в Вашингтон на большую презентацию, устроенную с целью получения индивидуального гранта специально для его работы в ННФ. Переговоры шли успешно. Пенни влюбилась в Национальную галерею и каждый день ходила смотреть картины Вермера. Они ели устриц и прогуливались от Капитолия до памятника Линкольну, не обращая внимания на холод и сырость и считая, что такая погода лучше всего подходит к окружающей обстановке. Все складывалось очень хорошо.

Гордон проверил адрес и выяснил, что нужно пройти еще один квартал, как всегда удивляясь контрастам Вашингтона. Насыщенную деловой жизнью улицу, которая прямо-таки кичилась своей значимостью, пересекали узенькие улочки с маленькими магазинчиками, ветхими домишками и овощными лавочками. На порогах сидели старики : негры, спокойно наблюдая суету, оплаченную налогоплательщиками всего государства. Гордон помахал одному из них и, завернув за угол, обнаружил громадный двор в стиле французского строгого классицизма, характерного для правительственных учреждений 50-х годов этого столетия. Конические вечнозеленые деревья стояли по периметру, четко очерчивая границы и углы двора. По-военному педантично посаженные кусты невольно заставляли вглядываться в строгую перспективу ансамбля зданий.

"Ну, — подумал он, — может быть, здания и выглядят массивными и внушительными, но они такие”. Гордон немного отклонился назад, чтобы полностью разглядеть здание, гранитный фасад которого устремлялся в небо. Он вынул руки из карманов и убрал со лба волосы, где уже появились залысины — верный признак того, что он, как и его отец, к сорока годам начнет лысеть.

Гордону пришлось толкнуть три стеклянные двери подряд. Промежутки между ними, казалось, служили воздушными шлюзами, в которых сохранялось тепло. Внутри он увидел столы, покрытые дорогими скатертями. В центре фойе стояли группки людей в строгих костюмах. Гордон преодолел последний воздушный шлюз и вошел в помещение, гудящее от разговоров. Толстые ковры под ногами приглушали звуки, придавая всему торжественность покойницкой. Слева расположилась стойка регистрации. Одна из девушек в чем-то длинном кремового цвета подошла к нему. Гордон принял бы ее одежду за вечернее платье, если бы не полдень. Она спросила фамилию и, когда он медленно и четко произнес ее, удивленно воскликнула, округлив глаза, и поспешила к задрапированным столам. Вскоре она вернулась, неся не обычную карточку из пластмассы, а деревянную рамочку, внутри которой на белом фоне написанная каллиграфическими буквами красовалась его фамилия. Этот художественно выполненный ярлычок она сама прикрепила к его костюму.

— Мы очень хотим, чтобы наши гости сегодня выглядели наилучшим образом, — сказала она серьезно и смахнула невидимую пылинку с рукава его пиджака.

У Гордона потеплело на душе от такого приема, и он простил ей ее деловой лоск. Мужчины в черных костюмах заполняли фойе. Регистраторши встречали их и прикрепляли к пиджакам именные карточки. Женщина, которая выглядела как секретарь руководителя, помогала снять тяжелое пальто хрупкому седовласому человеку. Он двигался осторожными нетвердыми шагами. Гордон узнал Джулиуса Чардамена, физика-ядерщика, открывшего какие-то частицы и получившего за свои хлопоты Нобелевскую премию.

"А я-то думал, что он уже умер”, — удивился про себя Гордон.

— Гордон, я пытался вчера до вас дозвониться, — раздался отрывистый голос у него за спиной.

Он повернулся и, на мгновение замешкавшись, пожал протянутую руку Сола Шриффера.

— Я поздно приехал и вышел прогуляться.

— В этом-то городе?

— Мне показалось, что здесь безопасно.

— Может быть, они не стараются оглоушить мечтателей.

— Наверное, я не выгляжу очень процветающим, с их точки зрения.

Сол сверкнул своей известной всей стране улыбкой. ; — Ну, сейчас вы выглядите просто великолепно. Как ваша жена? Она с вами?

— С ней все в порядке. Она поехала к своим родителям показать наших детей и должна прилететь сегодня утром. — Гордон посмотрел на часы. — Скоро придет сюда.

— О, прекрасно. Мне очень бы хотелось снова встретиться с ней. Может, пообедаем вместе сегодня?

— Сожалею, но сегодня у нас все занято. — Гордон понял, что ответил слишком быстро, и добавил:

— Может, завтра?

— Мне нужно к полудню быть в Нью-Йорке. Постараюсь встретиться с вами, когда окажусь на вашем берегу. , — Прекрасно.

Сол бессознательно поджал губы, обдумывая, как подать следующую фразу:

— Знаете, те части старых посланий, которые вы оставили у себя…

Лицо Гордона окаменело.

— Это фамилии, и только. В публичном заявлении я сказал, что потерял их из-за шумов.

— Да-а. — Сол внимательно изучал выражение лица 1 Гордона. — Мне кажется, прошло так много времени… А ведь это осветило бы все с другой стороны.

— Не нужно, Сол. Мы это уже обсуждали с вами раньше.

— Но прошло столько лет. Я не понимаю…

— Я не уверен, что правильно воспроизвел имена. Знаете, буква здесь, буква там, а в результате — неправильно названная фамилия, и уже другие люди.

— Но послушайте…

— Забудьте об этом. Я не намерен публиковать то, в чем не уверен. — Гордон улыбнулся, стараясь смягчить свои слова. Были и другие причины, о которых он не хотел упоминать.

Сол добродушно пожал плечами и потрогал свои недавно отращенные усики.

— Хорошо, хорошо. Я просто решил попытать счастья, надеялся поймать вас в размягченном состоянии. Как идут эксперименты?

— Все еще боремся с шумами, добиваемся повышения чувствительности. Вы ведь знаете, как это бывает.

— Какие-нибудь сигналы поступают?

— Трудно сказать. Помехи невероятные.

— Там что-то должно быть, — нахмурился Сол.

— Да.

— Нет, я имею в виду не то, что вы получили тогда, в 1967-м. Я уверен, это было четкое послание, только не в том коде и не на тех языках, которые мы знаем.

— Вселенная обширна.

— Вы полагаете, оно издалека?

— Это только мои догадки, но сигнал поступил четко сформулированный. Мы смогли показать, что его передавали три дня подряд, а затем отключили из-за того, что Земля проходила по траектории тахионного луча. Я думаю, мы попали в чью-то коммуникационную сеть.