Дневник самоходчика: Боевой путь механика-водителя ИСУ-152 - Электрон Приклонский

Техник-лейтенант Петр Мотовилов, старший механик-водитель, умер по-русски. Какие люди гибнут!..

Записываю эту короткую трагическую историю без помех: в парке спокойно, только на одной машине работает экипаж – устраняет какую-то неисправность. Завтра на рассвете боевые стрельбы.

Вместе с этими ребятами в их машине слушаю ночную сводку о положении на фронтах: наши войска под Ленинградом очистили от фашистов южный берег реки Свирь и захватили плацдарм на северном.

Были в Птицеграде вместе с Яранцевым. На последний сеанс, начинающийся в 21.00, все-таки успели. Помпотех даже потанцевал немного перед звонком. Терзаемый муками ревности, незаметно наблюдаю, как ловко кружит он Лиду в вальсе по полутемному тесноватому фойе кинотеатрика.

Сеанс кончился. Выходя из зала, с удивлением замечаю, что наших офицеров здесь гораздо больше двух. Сразу за порогом Яранцев, самоуверенный, «самопростреленный» нахал, очевидно ободренный удачным выступлением на танцульках, перешел в наступление, всячески вышучивая мое нехристианское имя, которое не зафиксировано в почтенном древнем сборнике имен – святцах. Однако удивленно-насмешливая реплика Лиды: «А чем, интересно знать, лучше Геннадий? Вот уж действительно поповское имечко!» – сразу охладила его пыл, он как-то стушевался, раскланялся торопливо и удалился провожать какую-то свою знакомую.

Наконец мы остались одни. Долго бродили по берегу верхнего пруда с соловьиным островом на середине, по земляной плотине между прудами переходили на ту сторону, вновь возвращались. На островке и в прибрежных зарослях изо всех сил усердствовали ночные певцы.   

За провожанием с соловьиным концертом время неприметно перевалило за полночь. Когда я спохватился, было уже около часу. Мы распрощались с Лидой у входа в их общежитие. Комната девушек на втором этаже и смотрит своими окнами на избитую гусеницами и колесами шоссейную дорогу, по которой мне предстоит топать в полном одиночестве до нашего лагеря.

Двигаюсь быстро, почти бегом, и минут через двадцать присоединяюсь к двум офицерам из нашего полка. Это механики-водители из пополнения. Спустя некоторое время настигаем командира хозвзвода, и образовавшийся квартет, перебрасываясь шутками, весело зашагал по дороге. Незаметно преодолели половину расстояния. Переваливаем пригорок, и вдруг позади замелькал сноп света от автомобильной фары. Кто-то предложил проголосовать, остальные не возражали и сбавили шаг. Тут следует отметить, что более опытные самовольщики в подобных случаях обычно маскируются, скромно отступая в темноту, но у всех нас было бодрое и несколько легкомысленное настроение, а главное – всем очень хотелось побыстрей добраться до своих палаток.

Когда радужное сияние вспыхнуло над бугром, под который мы спускались, наша четверка выстроилась в шеренгу поперек проезжей части шоссе, и наш хозяйственник лихо вскинул вверх руку. К нашей радости и удивлению, машина, ослепив нас ярким светом, послушно остановилась, шофер даже мотор заглушил. Фара погасла. Когда глаза наши привыкли к темноте, мы разглядели, что задержали «Виллис». На переднем сиденье его, рядом с водителем, виднелась плотная фигура со светлыми и широкими генеральскими погонами на плечах... Неприятный холодок пробежал по нашим спинам, а ноги, двинувшиеся было на посадку, словно приросли к земле. Ну кто бы мог подумать, что такое большое начальство станет в глубоком тылу разъезжать по ночам!

Полюбовавшись с минуту нашей группой, застывшей, в отличие от гоголевских героев, по уставной стойке «смирно», генерал как-то по-домашнему поманил нас к себе пальцем, приговаривая:

– А ну-ка подойдите сюда, молодые люди!

После того, как все четверо, переставляя негнущиеся ноги, приблизились к машине, он представился:  

– Генерал-майор Н., начальник Учебного центра самоходной артиллерии.

Мы по очереди доложились.

– Позвольте ваши увольнительные.

Их ни у кого, как и следовало ожидать, не оказалось.

– Ваши удостоверения личности.

Мы отдали. Генерал протянул их через плечо кому-то на заднем сиденье, не видному из-за широкой генеральской спины.

– Адъютант, запишите фамилии, звания, номер части и доложите завтра командиру полка.

Вспыхнул карманный фонарик, и адъютант склонился над планшеткой. Тут многоопытный хозяйственник, немного опомнившийся от испуга, обратился к генералу:

– Товарищ генерал-майор, разрешите доложить!

– Что у вас еще?

– Я отлучался из расположения части с разрешения своего непосредственного начальника – начпрода полка.

– Адъютант, отметьте это против фамилии товарища старшего лейтенанта, а утром, когда будете звонить в полк, проверьте.

– Слушаюсь, товарищ генерал!

– Вы свободны, молодые люди! А подвезти вас, к сожалению, не могу, – сказал генерал, возвращая нам офицерские удостоверения, и с деланым сокрушением развел руками.

«Виллис» быстро умчался, а мы, как пришибленные, молча побрели дальше. Об этом ночном «походе» конечно же будет сообщено командиру полка. И чем все это кончится? Наверняка грандиозным скандалом. Скорей бы наступало утро. Тяжелее всего мучиться в ожидании развязки. И все случилось из-за того, что нестерпимо захотелось хоть на минуту увидеть Лиду. Кажется, я люблю ее. Но до этого никому нет ровно никакого дела, а служба, уважаемый товарищ техник-лейтенант, остается службой.

Командир полка, встретив меня в обеденное время около офицерской столовой, то есть высоких узких столов из еловых жердей под открытым небом, подозвал меня к себе и устроил великолепный разнос в фельдфебельском духе, но это еще   было не самое страшное. Узнав, что я комсомолец, он тут же приказал сдать ему билет.

Совершенно убитый, отсиживаюсь, забившись в палатку, кляня себя на все лады. Лида, Лидушка! Как мне стыдно перед целым светом и как хорошо, что тебе ничего об этом не будет известно.

Поволновавшись часа три, беру себя в руки (все равно, как это в «Теркине» говорится, «дальше фронта не пошлют», а мне именно туда и надо) и решаю терпеливо ожидать решения своей участи. Да, собственно, она решена еще до роковой ночной встречи на шоссе: я всего-навсего только кандидат в водители, так как до сих пор не включен ни в какой экипаж. А это значит, что в этом полку мне не быть. Вот только с ребятами из своего экипажа жаль расставаться: сдружились за полгода крепко; а сколько трудов тяжких положили на свою аварийную машину, сколько натерпелись из-за нее – и все впустую.

Сегодня полку вручалось Гвардейское знамя. На ровном цветущем лугу выстроились черные шеренги экипажей и зеленые прямоугольники остальных подразделений. Самоходчикам было приказано надеть танкошлемы и черные огнезащитные костюмы, состоящие из брюк и курток.