Осколки памяти - Наталья Ефремова

Сердце подсказывало ей, что Ник не лгал, что они принадлежали друг другу и были частью друг друга. Он не мог лгать. И она ему верила. Верила, что все будет хорошо, все вернется, станет как прежде или даже лучше.

Все уже замечательно.

Потому что рядом был Ник.

Лишь одна вещь все еще смутно беспокоила Кристину. Она чувствовала в Нике грусть, тщательно скрываемую, но все же временами прорывающуюся тоску, какую-то тайную муку, к которой он ее не допускал. Она почти убедила себя, что все дело в ее состоянии и тревоге Ника за ее здоровье. Но иногда, замечая в его глазах тень той самой затаенной боли, опять начинала в этом сомневаться.

Понять Ника, помочь ему, – вот что было одной из тех двух вещей, о которых Кристина мечтала сейчас, свернувшись клубочком под теплым одеялом и глядя на огонь в камине. Хотя, может, она просто сгущает краски и видит то, чего нет на самом деле? Даже если и так, первое рождественское желание она уже сформулировала.

А второе желание…

Кристина спрятала внезапно зардевшееся лицо в подушку. Нет, наверное, для Рождества это желание не совсем подходящее. Она и так слишком размечталась.

Услышав, как скрипнула дверь ее спальни, Кристина осторожно выглянула из своего укрытия.

На пороге стоял Ник. На нем были надеты только домашние брюки, и это смутило ее гораздо больше, чем сам по себе неожиданный ночной визит. У него, оказывается, гладкая грудь и сильные руки с очерченными бугорками мышц. В свете камина кожа Ника выглядела совсем смуглой. Кристина с усилием напомнила себе, что, вообще-то, он вроде как ее муж, и она давно должна привыкнуть к красоте его совершенного тела, а не разглядывать его с таким явным восхищением, как будто видит впервые. Но разум противился, и взгляд ее жадно скользил по рельефу его плоского живота и очертаниям длинных ног, легко угадывающихся под тонким слоем серого трикотажа.

Обнаружив, что она не спит, в первое мгновение Ник, казалось, растерялся еще больше, чем она, но тут же улыбнулся и направился к ней.

Его босые ноги неслышно ступали по ковру, и сквозь пелену окутывающего ее сна, прерванного, но не развеянного полностью, Кристина видела Ника словно плывущим по воздуху.

Он подошел и присел рядом с ней на кровать.

– Ты не спишь? – шепотом спросил он.

– Нет, еще не сплю, – так же чуть слышно ответила она.

– Прости, если потревожил. Если бы я знал, я бы ни за что…

– Ничего. Я рада, что ты пришел.

– Как ты себя чувствуешь? – Ник ласково коснулся ладонью ее щеки.

Хорошо.

Ей действительно стало хорошо, как только она ощутила его прикосновение.

Ник улыбнулся, и в расплавленном серебре его глаз отразились блики огоньков елочной гирлянды.

Какие же необыкновенные у него глаза! Каждый раз, когда Кристина погружалась в глубину, таящуюся за неправдоподобно длинными ресницами, у нее начинала кружиться голова, потому что она никак не могла нащупать дно.

Чтобы не утонуть в них сейчас, она с усилием отвела взгляд и посмотрела на сверток, который Ник держал в руках.

– Ты заглянул просто так?

– И да, и нет.

Теперь улыбнулась она:

– Это как?

– Да, потому что по привычке хотел убедиться, что у тебя все хорошо. Это сойдет за «просто так»?

Сделав вид, что она размышляет над ответом, Кристина произнесла после небольшой паузы:

– Ладно, так и быть. Сойдет. Тогда что не «просто»?

– Я собирался оставить под твоей елкой вот это, – Ник кивнул на сверток и положил его на одеяло, – но раз ты все равно не спишь, то можешь открыть его прямо сейчас.

Он бросил взгляд на часы.

– Да, уже можно. С Рождеством, Кристи!

Ник помедлил долю секунды, словно решался, а потом склонился к ней и прикоснулся к ее приоткрытым от удивления губам.

Кристина замерла.

– Ну, что же ты, – ободряюще улыбнулся Ник, заметив, что она медлит, – разворачивай. Или нет, давай я помогу тебе сначала сесть поудобнее.

Устроив Кристину на подушках, он снова подтолкнул ей сверток, и сам пододвинулся чуть ближе. Она взяла подарок, но отчего-то не спешила его открыть.

Судя по весу и форме, внутри должно быть что-то плоское и не очень тяжелое.

Ник молчал и загадочно улыбался, опираясь одной рукой на одеяло возле ее согнутых коленей. Кристина все никак не могла заставить себя отвести взгляд от его безупречного лица, на котором двигались, замирая, отблески пламени, придавая ему таинственное выражение.

– Неужели тебе совсем не интересно? – Ник склонил голову, наблюдая за тем, как ее пальцы нерешительно гладят шершавую оберточную бумагу синего цвета.

Его неожиданное появление, приглушенный шепот и блеклые пятна лунного света на стенах создавали ощущение тайны, и Кристина, завороженная происходящим, потянулась пальцами к ленточке.

Упаковка раскрылась с тихим шелестом. Внутри оказалась потертая тетрадь с пружинным переплетом. С виду – самая обычная толстая тетрадь, но, коснувшись ее, Кристина испытала безотчетное чувство тревоги.

Затаив дыхание, она робко раскрыла ее, ожидая увидеть там… Нет, она даже не предполагала, что может увидеть внутри, но интуитивно чувствовала, что это не просто старая тетрадь, что это нечто гораздо большее, и это нечто ее потрясет.

Она не ошиблась.

Каждая страница была исписана стихами, от руки, строчка к строчке.

Взгляд Кристины выхватил надрывное: «А во мне умирал лирик, криком жалобным рвал душу…» и метнулся дальше.

Под некоторыми стихотворениями стояли даты десятилетней давности и раньше. Некоторые были без названия. Встречались и такие, прочитать которые не представлялось возможности, по крайней мере сейчас, в ночном сумраке, разбавленном светом от камина и елочной гирлянды: строчки этих стихов путались, переплетались, заворачивались в конце страницы длинными перечеркнутыми хвостиками.

Но Кристина поняла, нет, она узнала. Узнала сразу – это был ее почерк.

Перед глазами мелькнул образ какой-то короткой скамьи, или нет, подоконника. Да, она сидела на подоконнике и смотрела в окно. За окном шел дождь, заливая темный сад. Она вглядывалась в потоки воды, а ее рука писала что-то в тетради, лежащей у нее на коленях. Вот почему строчки плыли и путались: она словно считывала их с бесконечных дождевых струй и, боясь упустить хоть одно слово, быстро записывала прочитанное, не опуская глаз на бумагу.

Ник пошевелился, и видение растаяло.

Сердце Кристины подпрыгнуло и неистово заколотилось. Она подняла изумленные глаза, еще не осмеливаясь до конца поверить в свое предположение, в очередную крупицу воспоминаний, вернувшуюся к ней вместе с этой тетрадью.

– Это…

Ник пристально смотрел на нее.

– Неужели это…? – по выражению его глаз Кристина угадала, что все поняла верно. – Неужели это мои стихи? Значит, когда-то я писала стихи? Да, конечно, я вспомнила, только что… Боже мой, Ник, я не знаю, что сказать…