Европа в эпоху империализма 1871-1919 гг. - Евгений Тарле

С конца 90-х годов XIX столетия экономическая экспансия в Азии, прежде всего в Китае, становится одной из главных целей американского капитализма. Захват или раздел Китая Японией и европейскими державами с этих пор становится идеей, весьма трудно осуществимой. Можно утверждать, что, собственно, центральными, руководящими идеями внешней политики Соединенных Штатов до великой войны 1914 г. были две: «доктрина Монро»[132] и «доктрина Гея» (Нау). Первая, выдвинутая в послании конгрессу президента Монро (Monroe) в 1823 г., гласит, что Соединенные Штаты во имя своей безопасности не могут позволить, чтобы какая бы то ни было европейская держава впредь утверждала свое владычество где бы то ни было на всем протяжении американского континента. Вторая «доктрина» была развита в циркуляре статс-секретаря Соединенных Штатов Джона Гея 3 июля 1900 г. по поводу «боксерского восстания» в Китае и ввиду явного желания великих держав захватить часть китайской территории. Джон Гей настойчиво указывал на необходимость гарантировать полную неприкосновенность китайской территории и сохранить за всеми державами, торгующими с Китаем, совершенно одинаковые права на всем протяжении китайской территории («открытые двери» — «open door» в Китае). Американский капитал вообще не желал дальнейшего раздела земного шара, особенно там, где не надеялся ничего выиграть.

Что Соединенные Штаты заинтересованы живейшим образом в сохранении европейского и внеевропейского «равновесия» и что они смотрят на себя как на резервную силу, которая должна непременно вмешаться в дело, если англичане окажутся недостаточно сильными, чтобы это равновесие сохранить, — эту мысль совершенно категорически выразил Теодор Рузвельт в 1911 г. в одном политическом разговоре, вовсе не предназначенном только для дружеских ушей, ибо собеседником Рузвельта был германский дипломатический сановник барон Эккардштейн[133].

Больше всего американская дипломатия не доверяла Японии, великой морской державе, явно нуждающейся в приращении территории.

Германия и Франция, подобно России в 1894 г., не дали Японии возможности полностью воспользоваться победой над Китаем и заставили ее отказаться от уже уступленного ей Китаем Ляодунского полуострова. Летом 1905 г. внезапное «дружеское посредничество» Рузвельта заставило Японию, во-первых, начать мирные переговоры с Россией и, во-вторых, помириться на гораздо менее выгодных условиях, чем можно было ожидать после непрерывных, казалось бы, удач на суше и на море. Ведь было ясно, что если бы Комура и Витте уехали в августе 1905 г. из Портсмута, ни на чем не договорившись, то с этого момента «наблюдательная роль» Соединенных Штатов начала бы самым серьезным образом стеснять Японию.

3. Позиция Соединенных Штатов с начала-мировой войны. Статистика американского сбыта воюющим странам в 1914–1918 гг. Задолженность европейских держав Соединенным Штатам. Значение разрыва с Германией

После всего сказанного мы не должны удивляться позиции, которую заняли Соединенные Штаты с начала мировой войны.

Прежде всего они попали в совершенно исключительное положение: вся воюющая Европа, не торгуясь и не считая денег, требовала у них военного снаряжения и колоссальной массы всевозможных фабрикатов. Правда, сбыт мог фактически идти только Антанте, а не Германии, потому что Германия с первого дня войны была изгнана со всех морей и блокирована английским флотом. Но и одна Антанта брала у Америки все, что только было возможно взять. И только страна, которая обладает гигантской промышленностью и добывает 64 % нефти, 39 % угля, 36 % железной руды, 2/3 меди, 2/3 хлопка, добываемых на всем земном шаре, могла удовлетворить этот спрос. Тут же добавляю, что, выкачав из стран Антанты за время мировой войны ее капиталы, Америка продолжала потом выкачивать остатки в виде процентов по займам, так что Антанта оказалась в неоплатном долгу.

Чтобы понять, до какой степени война обогатила Соединенные Штаты, достаточно сказать, что от начала существования этого государства (с первого года президентства Вашингтона) до начала войны 1914 г., т. е. за сто двадцать пять лет, в общей сложности, перевес вывоза из Соединенных Штатов над ввозом в них из других стран исчисляется в 9 с небольшим миллиардов долларов, а тот же перевес за время с августа 1914 г. до капитуляции Германии в ноябре 1918 г. равняется 10,9 миллиарда долларов. Значит, эти 4 года и 3 месяца войны были с точки зрения торгового баланса выгоднее для Соединенных Штатов, чем в общей сложности все сто двадцать пять лет (1788–1914 гг.) всей их предшествующей истории, хотя уже задолго до войны торговый баланс сводился почти всегда в пользу Соединенных Штатов. Уже в 1919 г. золотой запас Соединенных Штатов превышал 3 миллиарда долларов; но с тех пор он не переставал расти. И даже не это характерно, ибо ведь мы знаем, что еще до августа 1914 г. в распоряжении Соединенных Штатов было 1887 миллионов долларов золотом. Европа, правда, отдала (и продолжает отдавать) почти все свое золото, по у нее и до войны было его меньше, чем у Соединенных Штатов. Существеннее в данном случае то, что, кроме золота, Европа отдала Соединенным Штатам массу ценных облигаций. Одних только облигаций американских предприятий, прежде помещенных на европейских рынках, за время войны перешло в Соединенные Штаты почти на 10 миллиардов золотом. И этого мало. Европейские государства непосредственно задолжали Соединенным Штатам колоссальные суммы.

Вот некоторые, наиболее крупные, должники этого всемирного кредитора (в долларах).

Что касается Румынии, Греции, Югославии и т. д., то о них, как выразился один американский финансовый обозреватель, при учете должников Соединенных Штатов, «можно упоминать, а можно и по упоминать»: дело от этого нисколько не меняется.

Теперь понятны жизненнейшие интересы, неразрывно связавшие американский капитализм с Антантой. Поражение Антанты грозило банкротством, от которого прежде всего пострадал бы главный ее кредитор — Америка. Затем, Америке делить мировые рынки с одной Англией выгоднее, чем делить их с Англией и Германией. А что из этих двух партнеров от одного (Англии) отделаться ни при каких условиях невозможно, от другого же (Германии) весьма возможно, если активно помочь Антанте, — это было аксиомой, не подлежащей оспариванию. Тут даже нет нужды вспоминать о «голосе крови», об общих симпатиях и общей культуре двух великих англо-саксонских держав и о других столь нее возвышенных и поэтических мотивах, о которых так любили распространяться английские публицисты, чтобы понять, что Соединенные Штаты никак не могли занять антианглийской позиции.

«Если бы Германия победила, американская промышленная цивилизация неизбежно должна была бы бороться с ней за верховенство над всем миром. Ни один человек, который обладал не совсем элементарными историческими познаниями, не мог бы в этом сомневаться в декабре 1916 г. А Вильсон, конечно, обладал не только началами исторического знания», — так пишет историк и защитник покойного президента, Вильям Додд[134].

Переводя звучную формулу: «американская промышленная цивилизация» на более удобопонятный язык, мы получим вполне реальную мысль: Вильсон усматривал в победе германского финансового капитала жестокую угрозу в ближайшем будущем для капитала североамериканского.

Вот почему, когда подводная война непосредственно затронула интересы и престиж Соединенных Штатов, Вильсон, как мы видели, разорвал с Германией дипломатические сношения и стал готовиться к войне.

4. Перехваченное письмо Циммермана. Влияние опубликования этого документа. Объявление Вильсоном войны Германии

И все-таки даже после разрыва дипломатических сношений в Соединенных Штатах (в руководящих крупнокапиталистических кругах) рядом с усиливавшимся течением в пользу войны еще держалось кое-где мнение о том, что дальнейшее сохранение нейтралитета имеет тоже свои выгодные стороны, но дело было уже безнадежно: Вильсон бесповоротно решил воевать с Германией. К тому же еще одна роковая для Германии ошибка ее дипломатии как раз в эти критические дни нанесла окончательный удар всем приверженцам нейтралитета и сильно облегчила сторонникам войны их игру.

28 февраля 1917 г. президент Вильсон приказал опубликовать перехваченное письмо германского статс-секретаря иностранных дел Циммермана германскому посланнику в Мексике Экгардту. В этом письме Циммерман предлагал Экгардту обратиться к мексиканскому президенту Карранца с такого рода советом: не пожелает ли Карранца напасть на Соединенные Штаты в случае, если они объявят войну Германии? Германия бы финансировала этот поход, а Мексика могла бы в случае победы отнять у Соединенных Штатов Техас, Аризону и Нью-Мексико (которые раньше — до 1845–1848 гг. — принадлежали Мексике). А кроме того, не пожелает ли Карранца обратиться от своего имени и от имени Германии к Японии и попросить Японию, чтобы она, во-первых, расторгла свой союз с Антантой, а во-вторых, тоже напала бы на Соединенные Штаты?