Переписка П. И. Чайковского с Н. Ф. фон Мекк - Чайковский Петр Ильич

Ну, теперь пока довольно об этом грустном, убийственном предмете.

Вербовка мне очень нравится. Я очень доволен, что не вижу, не слышу, не обоняю жидов. После Каменки нельзя достаточно нарадоваться на здешнюю тишину, на чистый воздух и простоту нравов. Собственно мое жилище гораздо менее удобно, чем была моя каменская хатка, где я имел полную возможность уединяться. Здесь нам всем теснее, но зато и веселее на душе. Днем недостает тени: сад молодой, посаженный зятем пять лет тому назад, но под вечер и утром очень хорошо. Лес очень далеко отсюда, так что все мои прогулки ограничены полями, но местность холмистая и не лишенная некоторой живописности.

Все было бы хорошо, кабы на душе было совсем покойно. Будущее все-таки тревожит и пугает меня. Но беспокойство и тревога эта временные. Не теряю надежды, что все уладится.

До свиданья, милый, добрый, горячо любимый друг. Что бы я сделал, кабы судьба не послала мне Вас?

Ваш П. Чайковский.

166. Мекк - Чайковскому

Браилов,

2 июля 1878 г.

Очень, очень благодарю Вас, мой милый, бесценный друг, за сообщение мне процесса композиции. Чрезвычайно меня это интересует, но мне совестно, что я так много труда Вам этим доставила, право, я этого не хотела. Что касается Вашего предложения, дорогой мой, пожертвовать мне рукопись “Евгения Онегина”, то оно мне чрезвычайно приятно, и я, конечно, не откажусь от него, только извините меня, если я скажу Вам откровенно свой взгляд и свое желание по этому предмету. Вы зарабатываете Ваш хлеб трудом, следовательно было бы стыдно и. совесть запрещает мне пользоваться этим трудом даром. Поэтому, мой милый, хороший, если Вы согласны уступить мне эту рукопись за пятьсот рублей, то я буду очень рада ее получить, но прошу Вас убедительно без всякой церемонии сказать мне, соответствует ли эта сумма приобретению. При этом случае я не могу не выразить вам одного опасения на Ваш счет, мой бесценный друг: не слишком ли Вы даете волю Вашей богатой фантазии в музыке, не следует ли ее несколько сдерживать, не слишком ли мало Вы отдыхаете? Я не боюсь, что Ваша фантазия истощится, - нет, но я боюсь, что Ваши нервы, Ваше здоровье не выдержат такой непрестанной работы, а для того, чтобы достигнуть того совершенства, которого Вы желаете, надо время, надо пройти несколько фазисов на этом пути, и все они будут дороги для искусства. Следовательно, лучше распределять свои силы понемногу, для того чтобы иметь время дойти до апогея своих способностей и продержаться на нем как можно дольше на славу искусства и радость человечества. Если мой страх за Вас будет иметь какое-нибудь влияние на Ваши занятия, если Вы будете хоть немножко удерживаться для меня, я буду очень счастлива.

Ваше желание приехать в Браилов меня ужасно радует, и именно я бы желала, чтобы Вы приехали около 20-го, т. е. сейчас после нашего отъезда. Насчет обитателей будьте спокойны, мой милый друг: Вы будете совсем одни, никто не остается. Мои мальчики едут со мною за границу, и оттуда я их отошлю, вероятно, с братом Александром и с двумя учителями, к 15 августа в Петербург, а сама останусь еще за границею. Что касается Вашего нежелания доставлять излишние хлопоты в доме, то, пожалуйста, мой дорогой, не думайте об этом ни одной минуты. Для людей, во всяком случае, будет гораздо легче, если вместо нас пробудете Вы до конца лета, а ведь обыкновенно мы сами живем до августа, а о расходах ни о каких и речи быть не может.

Я очень рада, что Анатолий Ильич поправляется. Дай бог, чтобы у него и с сердца все тяжелое (не производительное) улетело и стал бы он опять весел и здоров до той поры, когда сделается и счастлив, а это придет несомненно. Быть может, и он прокатится с Вами в Браилов на денек-другой, а после его отъезда - Модест Ильич? Я буду очень рада иметь их своими гостьми. Мы уедем, вероятно, 18-го в Вену, Мюнхен, Цюрих, Люцерн, Берн и Женеву, где находится в настоящее время моя Саша с семейством и брат Александр с ними, для отдыха и для здоровья. Саша все еще находится в ожидании, а Лиде бог дал другого сына, к великому удивлению всех нас: мы ждали девочку, потому что старший у нее - мальчик, и теперь явилось затруднение в выборе имени. Мы отсюда послали предложение Альфреда, но ответа еще не имеем. Но Лида своим детям может давать по три имени, так как они, по желанию отца, лютеране. Саша также ждет девочку, и для нее приготовлено имя Ксения, сокращенное Кася, и ее маленький Маня ожидает, как он говорит: девицу Касю,и недавно по этому случаю спрашивает мать: “Мама, готова девица Кася?”. Он очень забавный, этот ребенок, чрезвычайно развит и наблюдателен. Теперь в Женеве он гоняется за английскими девочками и на вопрос матери об одной из них: “Зачем ты ее ловил?” - он отвечает: “Чтобы поймать”. - “А зачем поймать?” - “Чтобы побить”. Это потому, что он слышит, как родители недружелюбно отзываются об англичанах, так он эти антипатии хотел приложить к делу.

Сию минуту получила Ваше письмо из Вербовки, мой милый друг. Как меня смущает и волнует то, что Вас так тиранит эта ужасная особа; как бы я хотела, чтобы нашлось средство Вам избавиться от этой связи, а то Вы никогда не будете гарантированы от ее приставаний и притязаний. Если бы решились повидаться с нею и объяснить ей, что Вы ее ни в чем не вините, а только любить ее и жить с нею не можете, и что для нее гораздо выгоднее принять от Вас развод, потому что тогда она может выйти замуж, в особенности с некоторым приданым, - мне кажется, что если она получит от Вас такое категорическое объяснение, то хотя она и не поймет его, то тем не менее убедится, что рассчитывать ей не на что, в особенности если Вы предупредите ее, что чем больше она будет упрямиться, тем больше будет сокращаться размер суммы, Вами ей выдаваемой. Мне кажется, что это было бы только соответствующим характером к ее действиям. Впрочем, Вы лучше знаете и натуру известной особы и свойство Ваших отношений к ней во время сожительства. Для меня же одна статья в них покрыта мраком неизвестности, а это именно есть предмет, на который люди (только не я, - меня такое отношение [пропуск в копии].

Только что окончила свое письмо к Вам, мой бесценный Петр Ильич, как мне подали Ваше письмо. Никогда нельзя достаточно надивиться тому созвучию мыслей, которое существует между нами: в Вашем письме я нашла все ответы на мои вопросы и те же проекты, о которых у нас идет речь, а именно то, чтобы Саше после родов переехать в Интерлакен. Как я рада, мой дорогой, что Вы непрочь приехать еще раз в Браилов; мне невыразимо приятно, что он Вам понравился и чтобы Вы находились там же, где и я живу и где мне все близко. Очень, очень благодарю Вас, милый, дорогой мой, за присланную фотографию. Весьма милое и симпатичное личико у m-lle Тани; очень было бы приятно мне получить портреты и других членов семейства Вашей сестры. Слава богу, что ей лучше и что m-lle Вера (так, кажется?) поправилась от своего ушиба. Очень радует меня также, что Анатолий Ильич поправился; именно его надо развлекать в его мнительности, - это болезнь молодого поколения. Добрыми отношениями Ваших милых братьев ко мне я, конечно, обязана Вам, мой дорогой Петр Ильич. Я очень рада, что Вы написали письмо известной особе; чем скорее это сделать, тем лучше. Дай бог, чтобы хотя это удалось. Какие печальные известия о свекловице и пшенице у Льва Васильевича; это большое бедствие в деревне. У меня пока хорошо идут и пшеница и свекловица; пшеницу только помяло дождями, и я боюсь, что свекловица будет не довольно сахариста в этом году от дождей. У меня опять прорвало плотину этими непомерными дождями, так что купальня стоит без воды, но я надеюсь, что если Вы приедете в июле, то все будет в порядке.

Вы, вероятно, прочли в газетах о смерти испанской королевы. Как мне жаль ее; только что начала жить и уже кончила, бедная. Жаль и этого юношу Альфонса.

Наши уступки и наше положение на конгрессе меня до высшей степени возмущают, так что с отвращением берешь газеты в руки.