Лавкрафт - Глеб Елисеев

В начале 30-х гг. XX в. вроде бы прочные связи Лавкрафта с журналом Д. Хеннебергера и Ф. Райта заметно ослабли. Он вообще перестал посылать свои новые произведения в «Уиерд Тейлс».

И все же именно отдел писем этого журнала в очередной раз стал посредником, при помощи которого Лавкрафт познакомился с новым хорошим другом по переписке, единомышленником и коллегой. Им стал Роберт Говард, литературный отец Конана-варвара, Соломона Кейна и короля Кулла.

Письмо от него пришло в журнал после переиздания «Крыс в стенах» в июньском номере «Уиерд Тейлс» за 1930 г. Говард, активно интересовавшийся историей Британии, обратил внимание на гаэльские слова в тексте и решил, что Лавкрафт также занимается кельтским периодом британской истории. В письме он задал ряд вопросов на эту тему, и его послание переслали в Провиденс. Лавкрафт, несмотря на равнодушие к данному вопросу, заинтересовался мыслями Говарда, написал в ответ и между ними, как это уже случалось с другими друзьями фантаста, постепенно завязалась самая оживленная переписка.

Долгий и содержательный обмен письмами между Говардом и Лавкрафтом длился до самой смерти одного из адресатов. Несмотря на нередкое несходство взглядов, они ухитрялись обсуждать огромное количество самых разных вопросов. При этом Говард, при всей запальчивости и эмоциональности, несколько робел перед эрудицией старшего друга. Он даже подготавливал сначала черновой вариант письма, а уже затем отправлял исправленный и продуманный вариант. С другой стороны, иногда Говард позволял себе и подшучивать над коллегой с Северо-Востока, вставляя в свои послания живописные, но явно выдуманные подробности жизни на Диком Западе. (Все-таки к началу 30-х гг. XX в. родной Техас Боба с двумя пистолетами, как шутливо прозвал нового приятеля Лавкрафт, хоть и был местом более диким, нежели цивилизованный Род-Айленд, однако в целом далеким от реалий классического фронтира XIX в.)

Лавкрафт высоко оценил произведения Говарда и считал, что, несмотря на пробелы в образовании, из него получится первоклассный писатель. Это пророчество несомненно сбылось, хотя в полной мере раскрыться таланту Боба с двумя пистолетами помешала его ранняя смерть.

Говард также оказался одним из наиболее активных участников игры в общую литературную мифологию, которую затеял Лавкрафт. Хотя вначале он легковерно решил, что сведения о всевозможных Ктулху и Йог-Сототах действительно взяты из некоего реального мистического источника, письмо из Провиденса разрушило эти иллюзии. Лавкрафт честно написал в Техас, что все это «лишь плоды его собственного воображения»[330].

Склонный к розыгрышам и мистификациям, Р. Говард охотно включился в сотворение «ктулхуистской» мифологии. Упоминания лавкрафтианских богов-монстров появляются в таких его рассказах, как «Пламя Ашшурбанипала», «Черви земли», «Не рой мне могилу», и ряде других. Также Говард пополнил и общую библиотеку выдуманной оккультной литературы, начатую Пнакотическими рукописями и «Некрономиконом». Он придумал книгу «Безымянные культы» (другие варианты — «Невыразимые культы» и «Сокровенные культы»), якобы также известную под немецким наименованием «Unaussprechlichen Kulten». В ней изложено содержание более древней и еще более чудовищной «Черной книги». (Впервые этот текст упоминается в рассказе «Дети ночи», изданном в «Уиерд Тейлс» в номере за апрель — май 1931 г.) Автор «Unaussprechlichen Kulten», немецкий профессор Фридрих Вильгельм фон Юнцт, стал таким же проходным персонажем литературной мифологии «Лавкрафта со товарищи», как и «безумный араб Абдул Альхазред». О трагической и ужасной кончине выдуманного немецкого оккультиста и мифолога Р. Говард поведал в рассказах «Черный камень» и «Тварь на крыше».

«Игра в мифологию» постепенно захватывала многих друзей Лавкрафта по переписке. Например, К.Э. Смит, хотя и стремился выстроить собственную систему вымышленных богов и демонов, принял участие в общем деле. Как уже упоминалось, он «подарил» Лавкрафту жабоподобного бога Цатоггву, впервые упомянутого в его рассказе «Повесть Сатампра Зейроса». И хотя этот дансенианский текст о гиперборейских жуликах, пытавшихся ограбить храм бога-чудовища, далек от лавкрафтианского псевдореализма, упоминание о Цатоггве тут же появилось в «Кургане» и в «Шепчущем в ночи». А у К.Э. Смита можно найти лавкрафтовских Ктулху и Йог-Сотота.

О. Дерлет, чья кипучая натура, конечно же, не могла пройти мимо нового литературного начинания, тут же предложил назвать единую копилку псевдомифов «Мифологией Хастура». Вряд ли можно было выступить с более неудачным предложением. Даже устоявшееся «Мифы Ктулху» и то лучше отражает содержание этого комплекса представлений из книг Лавкрафта и его продолжателей. Образ Хастура, придуманного А. Бирсом, крайне невнятен, да и в «Шепчущем в ночи» он оказался упомянут почти случайно, для придания оккультной «энциклопедичности» второму письму Эйкели к Уилмарту. На предложение Дерлета о едином заголовке для мифологии Лавкрафт откликнулся сдержанно и иронично, заявив, что его «чепуха» по своим основам ближе к литературным мифам лорда Дансени и А. Мейчена, а не Бирса. Это замечание на время утихомирило пыл Дерлета и похоронило бессмысленную идею. Но после смерти Лавкрафта его приятель даст себе волю и нагородит в общей псевдомифологии такого… Впрочем, пока до этого было далеко.

Круг общения Лавкрафта продолжал расширяться. В 1931 г. возникал постоянная переписка между ним и его новым корреспондентом Робертом Барлоу из Джорджии. Барлоу, в то время еще тринадцатилетний подросток, впоследствии станет не только близким другом Лавкрафта, но и его соавтором, а также литературным «душеприказчиком». Пока же Лавкрафт давал ему литературные советы и всячески ободрял, хотя в своем творчестве молодой вундеркинд тяготел скорее к чистому фэнтези и тексты лорда Дансени и К.Э. Смита были ему ближе, чем сочинения старшего товарища из Провиденса.

Так, год от года переписка Лавкрафта только увеличивалась. Появление новых корреспондентов не прерывало общения со старыми, и в результате в конце 1931 г. он поддерживал письменное общение с более чем пятидесятью адресатами (по его собственным прикидкам). Подобного рода напряженная деятельность, конечно же, отнимала массу сил и времени. Результатом же было лишь чувство постоянного дружеского общения, морально поддерживавшего Лавкрафта. Возможно, без этого ощущения он не смог бы ни нормально жить, ни творить. Но все-таки, пожалуй, правы те, кто сетует, что лучше бы Лавкрафт меньше писал писем всем подряд по любому поводу, а больше — оригинальных «рассказов ужасов».