Энциклопедия Третьего Рейха - Сергей Воропаев

(M?ller), (1883–1945), пастор Кенигсбергского военного округа, избранный 27 сентября 1933 под нажимом Гитлера и при ревностном участии т. н. немецких христиан (т. е. пронацистских) Имперским епископом. Родился 23 июня 1883 в Гютерсло. В середине 20-х гг. стал армейским капелланом в I военном округе в Кенигсберге, где получил известность своими проповедями о бескорыстной любви к родине и высоком долге быть немцем, а также своим непримиримым антисемитизмом. В 1926 командующий восточно-прусским военным округом генерал Вернер фон Бломберг представил его Гитлеру, после чего Мюллер быстро пошел в гору. 4 апреля 1933 он был назначен на пост конфидента и уполномоченного по вопросам евангелической церкви. С этого времени Мюллер стал центральной фигурой в борьбе между прогитлеровским Германским движением за веру и новой Конфессиональной церковью (Бекентнискирхе), которое возглавлял Мартин Нимеллер. В соответствии с политикой гляйхшалтунг, Гитлер требовал от имперской церкви, чтобы она собрала всех протестантов в единое, легко управляемое общество, ожидая, что новая церковь окажет поддержку нацистскому режиму. 23 июля 1933 национальный синод в Виттенберге избрал Мюллера Имперским епископом, и на этом посту он начал борьбу с Конфессиональной церковью. Хотя Мюллер и был фанатичным сторонником нацистского режима, однако ему так и не удалось завоевать абсолютного доверия Гитлера. Начиная с 1935, когда Гитлер передал решение всех религиозных вопросов в ведение имперской комиссии по религии, влияние Мюллера стало угасать. Он умер в Берлине 31 июля 1945.

 Мюллер, Фридрих Макс

(M?ller), (1823–1900), немецкий филолог, востоковед, специалист по общему языкознанию и мифологии, невольный прародитель арийской расовой теории. Родился 6 декабря 1823 в Дессау. Сын немецкого писателя, поэта и придворного библиотекаря Вильгельма Мюллера. В 1841 поступил в Лейпцигский университет, где по совету Германа Брокгауза начал изучать санскрит. В 1844 в Берлине изучал сравнительную филологию у пригласившего его профессора Франца Боппа, также занимался идеалистической философией Фридриха фон Шеллинга. Посетив Париж в 1845, Мюллер ознакомился с трудами Эжена Бурнофа, ведущего специалиста по языку Авесты, который побудил его изучать сравнительную религию. Эта дисциплина привлекала его внимание до конца жизни. В 1846, решив осуществить новое издание «Ригведы», Мюллер отправился в Англию, где изучал архивы "Ост-индской палаты" в Лондоне и работал в Бодлианской библиотеке Оксфордского университета. Оказав блестящему молодому немцу теплый прием, английские ученые представили его королеве Виктории и принцу-консорту и убедили Ост-индскую компанию оказать ему финансовую поддержку для издания "Ригведы (6 тт., 1849–1874).

В 1856 Мюллер стал преподавателем современных языков Института Тейлора в Оксфорде, где его репутация начала стремительно расти благодаря блестящим лекциям по классической антропологии и лингвистике. Мало интересуясь новой антропологией и этнографией, Мюллер утверждал, что растущее человеческое сознание надо объяснять, исходя из истории языка. Он считал себя "автором науки о языке", хотя многие его теории были опровергнуты более поздними исследованиями.

Мюллер оказался невольным творцом популярной, начиная со второй половины XIX века, "арийской теории". Именно он ввел в оборот термин «ариец» вместо громоздкого «индоевропеец». Одним из первых он начал изучать миграцию индоевропейских народов, чем подготовил почву для псевдонаучной "арийской теории", основанной на подтасовке понятий «раса» и «язык». Мюллер сам был ошарашен неожиданным применением сделанных им предположений и в 1888 предостерег ученых, изучающих проблемы расы: "Я вновь и вновь заявляю, что если я говорю «арийцы», то не имею в виду ни кровь, ни кости, ни волосы, ни череп. Я подразумеваю только тех, кто говорит на арийском языке. Для меня этнолог, который твердит об арийской расе, арийской крови, арийских глазах и волосах, является носителем величайшего греха как лингвист, который рассуждает о долихоцефальном словаре или брахицефальной грамматике. Это хуже, чем вавилонское смешение языков — это явное воровство. Мы должны создавать собственную терминологию для классификации языков. Пусть этнологи создают собственные термины для классификации черепов, волос, темперамента, происхождения, рода". Понятие «ариец» в языкознании, настаивал Мюллер, совершенно неприменимо к происхождению. Оно означает язык и ничего кроме языка, и если кто-то говорит об арийской расе в целом, это не означает ничего, помимо арийской речи.

Но ущерб уже был нанесен. Мюллер принял упрек, но все его доводы не оказали воздействия на расистов. Он умер в Оксфорде 28 октября 1900. С этого времени началось заимствование «науки» — лингвистическая палеонтология для подтверждения существования, чистоты и превосходства арийской (позднее нордической) расы. В итоге расизм сделался центральной идеологией Третьего рейха. См. также Расовая доктрина.

Мюнхенский процесс

Судебное разбирательство по обвинению в государственной измене главарей "Пивного путча" 1923. Слушания, проходившие в здании Пехотного офицерского училища в Мюнхене, начались 24 февраля 1924 и продолжались 24 дня. Здание было обнесено колючей проволокой и усиленно охранялось. Суд состоял из двух профессиональных юристов и трех заседателей (два страховых агента и один торговец недвижимостью). На скамье подсудимых находилось 10 человек, в том числе Гитлер, генерал Эрих Людендорф, Эрнст Рем и Вильгельм Фрик. Все они обвинялись в заговоре с целью осуществить государственный переворот. Свидетелями обвинения были генеральный комиссар правительства Баварии Густав фон Кар, командующий вооруженными силами Баварии генерал Отто фон Лоссов и начальник баварской полиции полковник Ханс фон Шайссер. Судебный процесс привлек к себе внимание не только в Германии, но и во всем мире. В ложе прессы находилось около 100 репортеров, а огромная толпа пыталась найти свободное место в зале заседаний.

Подсудимый Гитлер с самого начала доминировал на процессе. В первый раз рьяный молодой политик получил столь огромную аудиторию и сполна воспользовался представившейся ему возможностью. Впоследствии он вспоминал: "Наши идеи разметало по всей Германии подобно взрыву". Каждый день страна со все возрастающим волнением наблюдала, как нацистский лидер превращал судебный процесс в собственный триумф и триумф своей партии. Его расчет был прост: вместо извинений и признания вины он перехватывал инициативу и в длинных пламенных речах преподносил германскому народу свои идеи. Гитлер заявил суду, что по всем законам его обвинители — фон Кар, фон Лоссов и фон Шайссер должны были бы сидеть вместе с ним на скамье подсудимых. "Одно несомненно: если наше выступление действительно было государственной изменой, тогда все это время Лоссов, Кар и Шайссер совершали государственную измену вместе с нами, поскольку за последние недели мы не говорили ни о чем, кроме тех намерений, по которым нас сейчас обвиняют". Он принял всю ответственность на себя. "Не было большей государственной измены, чем предательство 1918 года. Я считаю себя лучшим из немцев, который хотел лучшей доли для немецкого народа".

С этого времени вся Германия вслушивалась в слова лидера националсоциалистического движения. "Величайшее достижение 8 ноября [1923] состоит в следующем: оно не только не привело к унынию и упадку духа, а содействовало подъему народа на небывалые вершины энтузиазма. Я верю, что наступит тот час, когда люди на улицах, которые сейчас стоят под нашими знаменами со свастикой, станут объединяться с теми, кто стрелял в нас 9 ноября. Я верю в это: кровь никогда не разъединит нас. Наступит час, когда рейхсвер — и офицеры, и рядовые — встанет на нашу сторону". Гитлер стремился убедить немецкую публику, что его путч на самом деле удался. Он вскрывал все проблемы Веймарской республики, говорил об "ударе в спину", подвергал нападкам революцию, инфляцию, марксизм, упадничество берлинских властей. "Я обвиняю Эберта, Шейдемана и прочих в государственной измене. Я обвиняю их, потому что они уничтожили 70-миллионную нацию". Когда суд предупредил его, что он заходит чересчур далеко, Гитлер не обратил на это ни малейшего внимания и продолжал в том же духе в течение четырех часов. Его речь стала еще более драматичной: "Я с самого начала стремился к тому, что в тысячу раз выше должности министра. Я хотел стать истребителем марксизма. Я собирался решить эту задачу, и если бы мне это удалось, то должность министра стала бы настолько нелепой, насколько можно себе представить…

Одно время я верил, что в борьбе с марксизмом можно рассчитывать на помощь правительства. В январе 1923 года я понял, что это невозможно… Германия только тогда станет свободной, когда марксизм будет уничтожен. Раньше я и мечтать не мог о том, что наше движение окажется столь мощным, что захватит всю Германию подобно наводнению.