Последние стражи Аарона - Мира Драгович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как скоро Ивэн узнает, что его друзья попали в беду? Жив ли Эрлоис? Можно ли их спасти и не дать Галену повод развязать бойню? Сдержал бы он свое слово, поддайся она ему не навсегда, но лишь на одну ночь? И если так, то как много жизней это бы спасло?
В задумчивости Мириам без конца кусала губы и, как никогда, хотела жить. Она хотела получить действенный способ не допустить войны, но внутреннее чутье подсказывало, что ту не остановит даже нож, воткнутый прямо в горло Галена. Она желала отыскать Моргана всей своей неразделенной любовью и слепым сердцем, но Гален говорил о его смерти, будто знал о ней все. И отчего-то она совсем не чувствовала страха, смирившись, что стала частью его игры. Это был не конец. И это она тоже знала.
— Говори тихо, — мелодичный девичий голос разрезал тишину. — Я твой друг. Подойди.
Мириам замерла, притаившись, опасаясь выдать себя.
— У нас мало времени на знакомство. Я не завершила все дела, чтобы быть разоблаченной прямо сейчас, — девушка явно была в нетерпении.
Мириам решилась подойти к решетке медленно и осторожно, по пути ища укрытие, не отрывая от стен кончики пальцев.
— Вот. Возьми. Ты должна это выпить. Я здесь! Здесь!
Пальцы незнакомки на миг переплелись с пальцами Мириам и в руке у нее оказался стеклянный сосуд.
— Что это? — спросила она, тотчас вжимаясь в прутья решетки.
— Участь гораздо лучшая, чем смерть или то, что приготовит для тебя Гален, — прошипела гостья. — Ты слышала когда-нибудь о Сердце полуночи?
— Это яд?
— Не совсем. Это твой единственный шанс уйти из пещер свободной.
— Кто ты?
— Какая, во всю проклятую Тьму разница, когда Морган Бранд при смерти шепчет твое имя?
— При смерти?
— Я не могу знать, выживет ли он.
Обе девушки замолкли.
Мириам сковало воспоминание из руалийской Башни Стонов. Тогда через тяжелую решетку она говорила с Реми, чувствуя себя уже приговоренной к неминуемой смерти.
— Ты должна это выпить, — шепнула гостья, сцепив свои пальцы поверх руки Мириам, отчаянно стиснувшей прутья. — Я позабочусь о тебе. Будет лучше, если ты исчезнешь. Грядет большая беда.
Неясные шорохи снаружи, быстрые шаги девушки. И вот Мириам снова осталась одна, но теперь в ее руках было хрупкое спасение — Сердце полуночи. Она твердой рукой решительно выдернула пробку. Приятной пряной на вкус жидкости хватило на один короткий глоток, и Мириам ощутила, как внутри нее замирает жизнь. Она вновь припала к горлышку склянки, желая убедиться, что выпила все до последней капли, а затем швырнула ее вглубь пещеры, где никто не станет искать осколки.
Мириам кричала и смеялась, чувствуя, как Сердце полуночи отбирает у нее жизнь. Она хохотала до слез над своей незавидной судьбой, с головой отдаваясь страху. До тех пор, пока не перестала дышать.
Горная тюрьма. Лагерь отступников. Рассвет
Гален сжимал в руках факел, освещая безжизненное тело Мириам. Он пришел в пещеры сам, желая убедиться в произошедшем.
Он знал старинную игру, пришедшую из Тирона. По разлинованной доске двигались черные и белые камушки. Игрок шаг за шагом должен был уничтожить фигурки противника. В последний раз он играл в эту игру во дворце с той, что теперь была мертва. Бездушный белый камушек, попавший на его сторону по ошибке противника.
— Ее сердце просто остановилось, мой господин, — лепетал самый старый и опытный лекарь, приблудившийся к отступникам. — Я видел, так бывает даже с юными девицами от страха. Не стоило заключать ее во тьме.
Старик оказался бесполезен. Гален и без него чувствовал явственное присутствие смерти.
— Ты не знал ее, старик, — сквозь стиснутые зубы проговорил он. — Молодая крепкая женщина умерла, не выдержав страха?
Искусный нож, украшенный янтарем — вот все, что осталось у Галена от Мириам. Она слишком рано вышла из этой глупой игры, а ведь он имел на нее иные виды. Эта девушка могла стать символом его победы.
Сталь сверкнула и лезвие ножа скользнуло по шее лекаря, стоящего над трупом на коленях. Кровь заструилась по камням, но Гален не почувствовал ни вины, ни сожаления, ни даже вожделенного облечения. Стоило сжать лезвие ножа в ладони, пустить впрок кровь старика, и Мириам могла дойти до Дагмера как кукла в ярмарочном театре и рухнуть под крепостными стенами. Она бы сделала все, чего бы он не пожелал, но перед ним на камнях лежало лишь тело, в нем больше не жила та пламенная душа, что могла восхитить или заставить ненавидеть.
— Она не побоялась даже меня, — Гален шумно выдохнул, небрежно обтер лезвие об одежду умирающего старика, беспомощно шарившего вокруг окровавленными руками. — Никчемный ты олух. Старый ты осел…
Гален снова ничего не почувствовал. Однако, все же решил не осквернять тело Мириам темным ритуалом. Да, он мог произвести должное впечатление, способное обратиться в балладу или даже легенду о смерти последнего из Смотрителей. И это было бы прекрасно, ведь первый из них издох слишком тихо. Но Гален не посмел обратиться к кровавой магии, помня, что Мириам когда-то была так добра к нему, когда все вокруг не отвергали его и не желали слушать.
Он, словно опомнившись, бросил злобный взгляд на двух громил, охранявших его собственный покой. Оба отступили назад, что еще больше разозлило его. Они были трусами. Вот кто отошел бы в иной мир под страхом темноты. Но не она, не Мириам.
— Бросьте ее тело под сигнальными башнями. В Дагмере каждая собака должна узнать, что ее больше нет, — выпалил он, хотя желал снова достать остро заточенный нож и учинить расправу над олухами, не способными выдержать его взгляд.
Белый камушек все еще мог сделать свой ход, обратив противника Галена в отчаяние и сковать его болью. Чем тот слабее, тем проще будет одержать победу и захватить все поле.
Убежище, Дагмерская гряда
Время замерло и стало таким вязким, что Морган не мог представить себе, сколько дней провел в охотничьей пещере. Его тело сильно ослабло. Селма привела в порядок его старую одежду, и только надев дублет, он понял, что высох как дерево, лишившееся корней. Руки истончились, глаза впали, лицо изменилось и стало похоже на маску. Он будто постарел на десяток зим — победа над скверной ему дорого обошлась.
Селма приходила, пока он спал, и снова принесла воды. В этот раз горянка решила, что ему не повредит корка свежего хлеба. Его аромат одурманил
