Записки диверсанта - Илья Старинов.

— Меня тревожит, что в рейде не хватит мин и" взрывчатки, — признался Руднев. — Ведь окажемся вне досягаемости авиации.

— Только в том случае, если фронт на запад не двинется, Семен Васильевич. А он двинется! Меня окликнул Строкач:

— Илья Григорьевич, прошу ко мне! Есть дело.

— Да, да. иду. Мы с Рудневым пожелали друг другу спокойной ночи, расстались. Позже, укладываясь на ворохе пахучего сена в палатке из парашютного шелка, я неожиданно и с горечью подумал, что имен некоторых прежних знакомых, репрессированных в середине тридцатых годов, мы с Рудневым так и не произнесли. Эта мысль долго мешала уснуть, и слышно было, как тягуче шумит лес, как ходят часовые и шуршит кто-то близ самого полога, то ли мышь, то ли ночной жук. У Федорова Ранним утром Коротченко, Строкач, их адъютанты и офицеры связи поехали в соединение Алексея Федоровича Федорова: дорога предстояла неблизкая, километров семнадцать, они хотели попасть к Федорову до наступления жары. Я поехать вместе со всеми не мог: среди доставленной последним самолетом партии химических взрывателей были обнаружены неисправные, следовало разобраться, что случилось. Только в одиннадцатом часу удалось справиться с этим делом, и в красивое, широко раскинувшееся над Убортью село Боровое, в штаб партизанского соединения Алексея Федоровича Федорова, я попал лишь к часу дня. Накормив и позволив отдохнуть с дороги, Алексей Федорович предложил поехать в лес, на партизанский полигон. Я внутренне усмехнулся. Ближайшая железнодорожная линия проходила в тридцати пяти километрах от Борового, какой же тут «полигон»? Но я знал, что командир соединения любит разыгрывать людей, досадуя, если розыгрыш не удается, и подыграл ему:

— Конечно, на полигон. Прежде всего — на полигон! Шли недолго. На очередной лесной поляне открылась моим глазам… Немыслимо! Железнодорожная насыпь! Со шпалами. С рельсами. С балластом. Насыпь никуда не вела, она начиналась и оканчивалась на поляне, протяженность ее была невелика — метров двадцать пять — тридцать, но она существовала! А над поблескивающими рельсами, над черными от мазута шпалами копошились минеры-партизаны и виднелась высокая, тонкая, хорошо знакомая фигура моего бывшего начфина, теперь капитана, заместителя Федорова по диверсиям Алексея Семеновича Егорова! Я был ошеломлен. Ведь понадобилось добыть и доставить сюда песок, возить за десятки километров рельсы и шпалы и успеть в короткие сроки… Федоровский голос за спиной прозвучал со знакомыми лукавыми интонациями:

— Конечно, не подмосковное кольцо, мы понимаем, но хоть что-то… И я вынужден был признаться:

— Опять ваша взяла, Алексей Федорович! Я подумал, что разыгрываете… Спасибо. Мелькнула мысль что полигон можно использовать для обучения минеров из других соединений.

— Не возражаю, — сказал Федоров. — Тем более что мы через двое суток уходим. Оставались на полигоне часа три. "Я расспросил Егорова о подробностях сооружения насыпи, убедился, что все без исключения минеры отлично усвоили тактико-технические данные новых мин, а потом своими глазами увидел, как работают ученики капитана. Работали они быстро, сноровисто, обнаружить установленные мины было нельзя. Особенно запомнился бывший московский студент Володя Павлов.

— Сколько человек подготовлено? — спросил я.

— Триста двенадцать, — спокойно, как о чем-то обыденном, ответил Егоров. Возвратясь в Боровое, я сразу заговорил со Строкачем о необходимости собрать на федоровском полигоне минеров из других соединений.

— Да, тут у них настоящая партизанская академия! — Согласился Тимофей Амвросиевич. — Поработали на славу, есть чему поучиться. Только — поздно. И сообщил, что поступили сведения о сосредоточении немецко-фашистским командованием значительных сил регулярных войск и карателей в районах Мозыря, Ельска, Овруча, Олевска и Петрикова.

— Численность вражеских частей близка к шестидесяти тысячам, — сказал Строкач. — Судя по всему, задумана крупная карательная операция против собравшихся здесь соединений. Нужно поскорее отправить их в рейды, Илья Григорьевич. Нельзя позволить противнику втянуть партизан в оборонительные бои. Сообщение в корне меняло дело. Оставалось лишь пожалеть, что уникальный полигон, созданный федо-ровцами в тылу врага, не использован на полную мощность. Через сутки соединения Федорова и Ковпака отправились в рейд. Провожать федоровцев высыпало все Боровое. Меня разволновало прощание с Рудневым.

— Не удалось поговорить, как хотел, — с сожалением сказал Семен Васильевич, — Столько передумал, столько наболело. Да что уж теперь? Видно, после войны поговорим. И протянул руки:

— Обнимемся, Илья Григорьевич! Мы обнялись. Спустя час ковпаковцы двинулись в дорогу. Больше я Руднева не встречал… У Бегмы Переночевав в покинутом ковпаковцами лагере, наша оперативная группа поехала в соединение ровенских партизан, которым командовал В. А. Бегма. Тридцать километров лесных дорог одолели только к вечеру. Партизаны отужинали. По всему лагерю звучала музыка: там аккордеон, там скрипка, там гармоники.

— Не соединение, а филармония! — пошутил Строкач. Весело живете, Василий Андреевич!

— Не жалуемся, не жалуемся, — в тон ответил Бегма — Надо же людям культурно отдохнуть. Наступивший день был похож на предыдущие: вручение партизанам наград, совещание с командирами и комиссарами отрядов, входивших в соединение Бегмы, смотр минноподрывного имущества, проверка работы инструкторов и подготовленных минеров. В район аэродрома Строкач решил возвращаться ночью. Усталые, ехали неторопливо. Вдруг захрустели в стороне ветки: кто-то уходил от дороги, ломясь сквозь чащобу. Молоденький офицер связи подъехал поближе, нервно кашлянул:

— В такой темени, товарищ генерал, знаете, даже плохонькая засада, две-три автоматные очереди…

— Ну, какая там засада! — мягко прервал Строкач. — Это мы зверя потревожили, вот и пошел трещать валежником. Какая может быть в партизанском краю засада. И ласково, успокаивающе похлопал по шее стригущую ушами лошадь. * * * Через несколько дней по приказу Строкача я покинул партизанский край, чтобы вернуться к московским делам и заботам. Дождаться выхода в рейд всех соединений и отрядов не довелось. Но улетел я успокоенный и полный надежд: люди получили около тридцати тонн тола, более пяти тысяч мин новой конструкции, достаточное количество запалов, взрывателей, замыкателей, бикфордова и детонирующего шнура, в каждом соединении имелись уже не десятки, а сотни хорошо подготовленных минеров. Можно было начинать!

Глава 28. Начало битвы на Курской дуге. Партизанские удары по врагу