Беззащитные гиганты - Эллан Торнтон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава четырнадцатая
Весть о том, что звериный доктор, белый, будет оперировать раненого чипимбири, распространилась по всей Руйе. За тридцать километров шли к нам люди вождя Масосо; мужчины и женщины, старики и дети тридцать километров шагали через сухой жаркий буш. Они начали прибывать уже на другой день, еще до того, как ветеринар добрался до нас на своем «лендровере»; толпились вокруг загона и смотрели в просветы между бревнами на чипимбири, которого поймали эти белые сумасброды. Приметив, как Брайтспарк Тафурандика расхаживает среди них с хозяйским видом, я заподозрил, что он пытается всучить им билеты на ожидаемое представление, но Тафурандика стал с жаром опровергать мои подозрения.
— Вы что, и в маленького детеныша тоже снадобьем стреляли? — спросил Брайтспарк Тафурандика, чтобы переменить тему.
— Ну да.
— Э! — воскликнул Брайтспарк Тафурандика. — Ну и зря. Да я его голыми руками поймал бы.
— Отлично, — сказал я. — Завтра, когда врач будет делать операцию, сперва надо будет отделить детеныша и поместить его в клетку. Так я скажу нкоси Томпсону, что ты управишься голыми руками, и он будет тебе очень благодарен.
— Э, — ответил Брайтспарк Тафурандика, — я с удовольствием помог бы нкоси Томпсону, но ведь у меня малые дети.
— Я даже снимок сделаю, как ты ловишь его голыми руками, — пообещал я. — И пошлю фотографию в Голливуд.
— Голливуд? — заинтересовался Брайтспарк Тафурандика. — А где это — Голливуд?
— Это такое место в Америке, где фильмы делают. И красивые девушки увидят на снимке, как ты ловишь чипимбири голыми руками, и скажут: «Ух ты, вот так Брайтспарк!»
— Нет, — с сожалением произнес Брайтспарк Тафурандика, — я старый человек, а дети у меня малые.
На другое утро с первыми лучами солнца в ожидании спектакля вокруг загона столпились люди вождя Масосо, сто с лишним душ. День выдался пригожий, в самый раз для лечения чипимбири. Томпсон велел зрителям слезть с ограды, а вообще-то он был рад публике. Пусть посмотрят, какое бедствие эти ловушки. Публика встретила гулом ветеринара Джона Конди, когда он вышел из палатки со своим снаряжением.
Сначала Томпсон влез с обездвиживающим ружьем на ограду и всадил в носорожиху добрую дозу М-99. Зрители ликовали, и Томпсону пришлось прикрикнуть на них, чтобы не галдели: это трагедия, а не цирк. Африканцы поспешили сделать серьезные лица. Минут двадцать сидели мы на ограде, ожидая, когда носорожиха свалится, и африканцы громко выражали свое восхищение могучим зверем. Когда она затихла, мы подтянули клетку и открыли загон. Набросили на голову детеныша аркан и потащили его, скулящего и упирающегося, прочь от усыпленной матери и заперли в клетке, чтобы не мешал, и зрители снова дали волю ликованию, и Томпсону пришлось опять призывать их к порядку: дескать, тут не смеяться, а плакать надо. Затем он велел рабочим выгрести навоз из отсека. После этого помощник Джона Конди вылил на землю в отсеке несколько ведер дезинфицирующего раствора, и африканцы решили, что начинается колдовство, призванное изгнать злых духов, и все притихли, потому что со злыми духами шутки плохи. Потом задние ноги носорожихи связали веревкой. Облив дезинфицирующим раствором воспаленную переднюю ногу, Конди попросил, чтобы шесть рабочих уселись на носорожиху и прижимали ее к земле на случай, если она очнется, и зрители заметно оживились. Джон Конди расстелил на земле резиновый коврик и разложил на нем хирургические инструменты. Публика была в восторге.
Конди вскрыл исследованную Томпсоном гноящуюся рану, сделал широкий и глубокий разрез, обнажая торчащие жилки ржавого троса. Стали видны сухожилия и мышцы — воспаленные, белые, желтые, кровоточащие, — и вокруг растопыренных стальных жилок мышечная ткань отливала серо-зеленым оттенком, из нее сочилась кровь с гноем. Конди отделил щипцами от мышц каждую ржавую жилку, потом погрузил в рану кусачки и одну за другой перекусил жилки, извлекая их наружу в оболочке крови и гноя. На это ушло немало времени. Затем он стал углубляться в ткани вдоль троса, орудуя инструментом, пока не уперся во что-то твердое. Конди поднял глаза на Томпсона.
— Трос врезался в самую кость, — сказал он. — И оброс сверху костной тканью.
— Оброс сверху?
— Вся петля покрыта свежей костной тканью. Только этот конец торчит.
Ржавый стальной трос врезался в живую кость, и растопыренные жилки торчали и терзали мышечную ткань всякий раз, когда носорожиха двигала ногой… Мне стало нехорошо.
— Я могу долбить кость, — продолжал Конди. — Это долгая процедура. Обрабатывая кость, рискуешь еще больше повредить мышечную ткань и сухожилия. Самка надолго выйдет из строя. Не сможет заботиться ни о себе, ни о детеныше.
Томпсон покачал головой.
— Или же я могу перерезать часть троса, которая еще выступает над костью, — предложил Конди. — Тем самым прекратится давление на костную ткань. И удалю все кончики, чтобы не травмировали мышцы. Тогда рана должна зажить.
Мне стало сильно не по себе.
— А какой уход потребуется? — спросил Томпсон.
— Вы сможете перевезти ее в Гона-ре-Жоу. Но сперва придется подержать ее здесь, в загоне. И несколько раз усыплять, чтобы впрыскивать пенициллин. А я буду приезжать — менять повязку и снимать швы.
— А как насчет боли? — спросил Томпсон.
— Она притерпелась к боли. Во всяком случае, боль будет не такая, как до операции.
Томпсон выпрямился. Он держал наготове шприц с М-99 на случай, если носорожиха станет просыпаться. Лицо его выражало гнев.
— Делай, как считаешь лучше.
Он уставился на лица зрителей, которые глядели на могучего зверя через просветы между жердями.
— Вот! — крикнул Томпсон, показывая на раненую ногу животного. — Вот что сделали браконьеры! Позор им! Вот, — он показал еще раз, — почему мы приехали в это безбожное место!
Зрители постарались делать постные лица.
Джон Конди принялся удалять часть троса, выступающую над костью. Долото, щипцы, кусачки, плоскогубцы… Он освобождал долотом трос от костной ткани, разделял жилки, потом погружал в кровоточащую гнойную рану плоскогубцы и кусачки. Жилку за жилкой захватывал кусачками возможно ближе к кости, сжимал рукоятки, и слышно было, как инструмент щелчком перекусывает проволоку. Вынув кусачки из раны, он шарил щипцами, нащупывая отделенный кусок. Извлечет его, промокнет рану ватным тампоном и спешит высмотреть следующую жилку, прежде чем набежит кровь. Несколько раз из-под долота выскакивал осколок костной ткани, и Конди тихонько ругался и извлекал осколок щипцами. Два часа работал он, согнувшись в три погибели, а солнце поднималось все выше, и в отсеке становилось все жарче, и все сильнее пахло землей и заточенными в соседних отсеках носорогами и
