Недетские игры (Антология) - Дэвид Бишоф

— Да.

— Значит, весь город будет на улице. Люди так истосковались по чистой воде в кранах, что ни за что не пропустят такого события! Надо, чтобы вас услышали все!

— Фантазии…

— Послушать вас, любая акция либо невозможна, либо вредит движению!

— А, ты снова за свое. Тебя не убедили мои слова?

— Господин учитель, город медленно душит нас, многих он уже сожрал… Год назад вы говорили иначе!

— Альдо, ты говоришь о городе, как о чудовище…

— Он и есть чудовище!

— Если считать, что речь идет о математическом множестве, некоем числе одушевленных объектов, движимых одним эгоизмом, — при таком подходе город действительно выглядит монстром. Я же вижу людей, живущих в нем. Это отец Буке, Дельпеш, Леонар… Я не зря называю их имена. Они тебе известны. Это мужественные люди?

— Безусловно!

— Однако они наши убежденные противники. Разве за это их надо убивать? По-твоему, Альдо, город бесчеловечен. И будь твоя воля, ты в гневе безжалостно раздавил бы его. Но ведь одновременно тебе придется расправиться и с собственной семьей, с друзьями, соседями, с самим собой!

— Вы ошибаетесь! Я люблю наш город. Даже таким, как он есть, — больным, искалеченным, ненавидящим все и вся. Иногда он празднично улыбается… И тогда его улицы похожи на материнские руки; Еще маленьким я хорошо его знал — «от статуи Герцога до Витарелли»! Это был огромный прекрасный мир! Квартал Поющей Славки, кривые улочки, крохотные площади, дома с выходами на две улицы, переплетения лестниц и огороды на холме — я знал там каждый камушек. Рай, откуда я возвращался грязным, усталым и счастливым. Город нянчился со мной, ласково убеждал вернуться домой. Ведь дом — особое место… Мы часто меняли жилье, но всегда казалось, что его выбирает нам город!

Дом в Тупике… Я иногда наведываюсь к нему: четырехэтажное грязное здание, осклизлые, никогда не знавшие солнца стены, крохотный замусоренный дворик, где бакалейщик хранил ящики с бутылками… Но, пока я рос, город потихоньку отдалялся от меня, отталкивал от себя…

Клод Паскье молча слушал, понимая, что Альдо нужно выговориться, оправдать свою непримиримость.

— Мир ширился, перешагнув границы, где часовыми были Герцог и Витарелли… В лицее я узнал, что за птичка славка, и понял, что никогда не слышал, как она поет! Раз или два мне посчастливилось увидеть небо, звезды… Но обычно, распахивая утром окно, я вижу застилающий улицы туман. Я быстро узнал, что значит плотный слой тумана, весь день стоящий над крышами. И вчера, и позавчера, и ежедневно…

Я всегда вспоминаю город, о котором мне рассказывал дед, старый шахтер. Через его кварталы проходили рельсы, по которым катили вагонетки с углем — их почтительно пропускали автомобили. Уже тогда на всем лежал слой жирной пыли, подточенные подземными галереями улицы иногда обрушивались вместе с домами.

Город породила промышленность. Его создатели хотели блага. И говорили они красиво, эти мечтатели или лгуны — я даже не знаю, как их правильно называть, сами они предпочли поскорее укатить в другие, более приятные места.

Заводов прибавилось. Если раньше люди жили у мертвой реки, то теперь они познакомились с лысыми холмами… Они принимали разорение природы как неизбежное зло, мирились с ним. Город стискивал их в серых стенах, о которые разбивали голову самые непокорные. Город расправлялся со всеми. И однажды мой дед, отдавший жизнь городу, прозрел. Он увидел, что угольные шахты умерли, а сам он живет на умирающей улице, где дома превратились в развалюхи, куда детишки заглядывали только ради любопытства. Хозяева города продолжали свою деятельность за его пределами, отрубив от громадного бесформенного тела «ненужные» придатки!

Альдо на мгновенье замолк, его лицо раскраснелось. Затем он с вызовом продолжил:

— Я люблю свой город и его жителей. Я здесь родился и надеюсь здесь жить… И это, я думаю, дает мне право говорить о нем без всякого снисхождения!

Клод Паскье задумался. Его назначили сюда меньше четырех лет назад, и он знал, что не останется здесь навсегда. Он понимал растерянность Альдо. Ему с младенчества вдалбливали, что процветание измеряется количеством дымящих труб, а об успехе родителей судят по размерам машины. Но вот мальчишка осознал, что трубы извергают смерть, что ради сиюминутной прибыли растрачиваются природные ресурсы. И Клоду Паскье стало ясно — Альдо и его товарищи испытывают ощущение людей, оказавшихся на терпящем бедствие судне. У них нет времени ждать и питать тщетные надежды. Будь он сам лет на пятнадцать моложе, он действовал бы так же.

— Альдо, пойми меня правильно, я осуждаю твой поступок за бессмысленность. Он лишь на руку нашим врагам, но не дает решения проблемы. Главное — с фактами в руках убедить людей. Мы играем вспомогательную роль, Альдо. Энергия быстро истощится, если нас не поддержат другие!

— Наверное, вы правы, — помолчав согласился Альдо. Действительно, надо убеждать людей. Давайте вернемся к конференции. Голос лектора должен услышать весь город!

6. ТРУДНЫЙ ДЕНЕК

— Ну вот и все! — проворчал слесарь, слезая с лесенки.

Альдо осмотрел новую установку: тонкая медная труба, пронзившая перекрытия, заканчивалась еще одним краном, над которым красовался оранжевый счетчик.

— Я объясню вам, как эта штука работает, а вы потом перескажете матери. Будьте внимательны, я вряд ли смогу зайти к вам еще раз! Опускаете в щель три монеты… Затем поворачиваете эту ручку до упора… Включается счетный механизм, и целую минуту из крана течет питьевая вода!

— Всего минуту! Да это же грабеж!

— Полегче, сынок! Если ты считаешь, что четыреста километров трубопроводов от океана, опреснительная установка и двадцать насосных станций ничего не стоили, то глубоко ошибаешься!

— Питьевая вода в бутылках и то дешевле!

— Зато теперь вы имеете воду в любое время.

— Если есть чем платить.

— С тобой не сговоришься! У вас у всех мозги набекрень. Мне пора. Не забудь, установка вступит в действие завтра в шестнадцать ноль — ноль!

— Знаю.

— Будет сам министр!

— Привет! Я не помешал?

Альдо вздрогнул от неожиданности и обернулся. В кухне стоял мужчина. Он узнал его сразу — это был отец Элизы.

— Дверь была открыта… Я услышал голоса и решил, что могу войти…

— Конечно.

— Думаю, вы узнали меня… У Элизы до одиннадцати нет занятий. А вы учитесь в одном классе, и я решил, что вы тоже дома…

— Пожалуйста, пройдите в гостиную, — предложил Альдо комиссару. — Я сейчас, только провожу слесаря.