Тризна по князю Рюрику. Кровь за кровь! (сборник) - Анна Гаврилова

— Так ведь поляжем, — опасливо сощурился Ловчан. — Вон их сколько!

Розмич пожал плечами — иного всё равно не дано, а отдать жизнь за доброе имя не жаль. Вот только…

— Завтра свататься идём, — будто невзначай уронил он.

— К кому? К Затее? — изумился друг.

Его возглас услышали и остальные, разулыбались.

А Розмичу подумалось: что, если Олег предвидел встречу с синеглазкой? Что, если послал дружинника в Белозеро именно для того, чтобы женой обзавёлся? Олег ведь не простой человек, с причудами, с него всякое станется.

Увлечённый такими размышлениями, он не приметил старого знакомого, Ултена. Хотя кульдей только того и ждал, чтобы дружинники убрались бы поскорей с княжьего двора.

Про него Розмич и думать забыл, потому как ручался доставить монаха в Белозеро, а остальное — не его дело. Дальше каждый сам по себе. И если кульдей вдруг решится совершить обратный путь вместе с дружинниками, дозволения придётся просить у Полата. Путешествует он, понимаете ли, по землям диких словен и бьярмов!

…В дружинном доме обнаружился Птах со своими людьми. Он расплылся в улыбке, шагнул навстречу, и на душе сразу стало теплее. Его соратники одобрительно загудели — за седьмицу путешествия воины успели подружиться с алодьскими, хотя поначалу тоже глядели подозрительно. Розмич понял это только сейчас, а прежде списывал неприветливые взгляды на нежелание браться за чужие вёсла и волочь судно.

Птах рыкнул на отроков куда злей воеводы. Помощники разлетелись, как горошины из перезрелого стручка, каждый с поручением. Баню затопили споро, воины и осмотреться не успели.

Уже вечером, сидя за общим столом, Олеговы дружинники попытались выспросить, что к чему. Но честного ответа так и не добились.

— Чужаков ведь нигде не любят, — отшучивался Птах. — Таков наш, варяго-русский, обычай — ты для начала в рожу дай, после спроси. Говаривают, сами боги так заповедали!

Разгорячённые хмелем мужчины дружно гоготали, кивали: в землях словен всё, даже дурь, частенько на богов списывают. Кулаки тоже примеривали, особенно алодьские, но до драки так и не дошло, сказалась усталость.

Путешествие и впрямь оказалось трудным: сперва переход до Онеги, после — бой с подлыми бьярмами и вновь переход по рекам, где и волоков, и мелей было вдвое больше, хоть и не таких тяжёлых. Да ещё странная неприязнь со стороны белозёрцев… Нет, выяснять и кулаками махать сейчас без толку, отдохнуть бы, сил бы поднабраться.

Лишь Розмич, как казалось, усталости не чувствовал. И хмельное пил, будто в последний раз. Он весь вечер пытался скрыть терзавшие душу сомнения, но всё-таки не выдержал. Низко наклонившись к Ловчану, спросил:

— А может, зря я?

— Чего зря? — нахмурился соратник. Пьяно икнув, вновь потянулся к бражке.

Птах тоже в стороне не остался — приподнял бровь, выжидательно уставился на говорившего.

— За… затеял, — признался Розмич нехотя.

— Затеял с Затеей? — хохотнул Ловчан, окончательно вогнав друга в краску.

Предстоящее сватовство секретом не было, о нём не раз упоминали за столом. Потому и белозёрец Птах не удивился.

— О ней. Что, если поспешил, а? Вдруг не любит…

Терзанья Розмича здорово развеселили и Ловчана, и Птаха. Первый даже подавился бражкой, щедро расплескав питьё. Он прищурился, толкнул белозёрца в бок:

— Слышь, Птах! Может, за лекарем послать? А то у него, кажись, горячка!

— Не… Лучше за девкой сговорчивой.

— Это почему?

— А потому. Сколько бок о бок с Затеей плыл?

— Три седьмицы, — ответил Ловчан хитро.

— Стало быть, накопилось. Теперь в голову сшибает, рассудок мутит, — заключил Птах.

— Да ну тебя! — рыкнул Розмич. Хотел разозлиться — не получилось. — Я же серьёзно говорю!

— Так я тоже серьёзно, — не скрывая улыбки, отозвался белозёрец.

В ответ Розмич оскалился, показывая неровный ряд зубов. Птах тут же перестал веселиться, лицо стало сперва хмурым, после жалостливым. Слова прозвучали предельно серьёзно:

— Откажет. Как пить дать, откажет!

— Это почему же? — Розмич опешил.

— Ты зубы свои видал? Кривые и половина выбита…

— И чё?

— Чё… На кой ляд ты девке без зубов сдался? Как орехи для неё колоть будешь?

Лицо дружинника вытянулось, глаза выкатились. Ещё чуть-чуть — и в обморок упадёт от горя.

Глядя на Розмича, Ловчан не выдержал, прыснул. Вслед за ним расхохотался и Птах.

— Ах вы ж!.. Сговорились! — От возмущённого крика крыша общинного дома едва не обрушилась. Розмич погрозил кулаком, чем тут же согнал с места сметливого Ловчана. Правда, уйти далеко тот не смог — выпитая бражка с ног сшибла. Теперь уж весь дом сотрясался от хохота, разбавленного пылкими ругательствами захмелевшего дружинника.

— А ежели серьёзно, — отсмеявшись, сказал Птах, — зря ты губы кусаешь, Розмич. Нравишься Затее, это все поняли. И Жедану тоже по душе…

— Как поняли? Когда?

— А на второй день и догадались, — расплылся белозёрец.

— Как? — не унимался Олегов посланник. — Она же глаз всю дорогу не поднимала!

— Не поднимала? Ну-ну! Опускала, когда ты к ней поворачивался! А всё остальное время на тебя таращилась. Как только дыру взглядом не протёрла? И румянец, коли речь о тебе заходила, во всю щёку вспыхивал, как после оплеухи.

— Правда? — удивился Розмич. Сам подобного не замечал.

— Вот те крест! — выпалил Ловчан, нарочито передразнивая кульдея.

Розмич невольно поморщился. Кульдей с Онеги и до самого Белозера спокойствия не давал, всё жалился и возмущался насчёт убитой ромейки. Пытался доказывать, дескать, встреча с дозором никакая не удача, и если бы рабыню в живых оставили, исход был таков же. Его, конечно, не слушали, часто посылали подальше, но священник всё равно лез, разглагольствовал.

— А что же мне самому только трижды улыбнулась? И только однажды заговорила? — выдохнул Розмич.

— Так ведь баба! — не моргнув, пояснил Птах. — У них всегда так! Коли любит — никогда не скажет и виду не подаст. Догадайся, мол, сам.

— А как же я догадаюсь, коли виду не подаёт?

— Мда… Прочно тебе любовь разум отшибла. Это ж первый знак — ежели молчит при тебе и глазами по полу шарит, значит, любит!

— А ты и сам не лучше был! — усмехнулся Ловчан. — Тоже: то краснел, то бледнел. Рассказать кому из алодьских, особливо тем, коих ты за косу и на сеновал, не поверят.

Розмич зарделся, как баба. Сколько раз сам над друзьями и приятелями подтрунивал? Скольким объяснял, что от девки признания ждать без толку. И вместо того чтобы мучиться, лучше за косу поймать и в укромный уголок отвести. Тискать начнёшь, и сразу ясно, люб али нет.