Виктор Вавич - Борис Житков

- Не могу знать, а распоряжение есть. И коло вокзала, слышно, дела, - и городовой тряхнул головой. - Дела, одним словом. А не могу знать.

И городовой отступил полшага.

- Стой, сейчас! - и Виктор стал снимать с вешалки шинель. Городовой схватил подать. Виктор видел, как из темного коридора белела Грунина голова, плечи, и слышал, как звала:

- Витя! Витя!

- Ну пошли, пошли, - громко заговорил Виктор, затоптал сапогами на месте, пока городовой заправлял ему портупею.

- Витя! - громко крикнула Груня.

- Что? Ни минуты, моментально надо, - уж повернувшись, говорил Виктор и шумно возился с замком, отворял двери. Он слышал, как сзади шлепала на бегу туфлями Груня.

Виктор чуть не бегом выскочил на улицу, заспешил ногами по тротуару. Городовой топал на полшага за плечом.

- Чего это у них спешка такая, - говорил, запыхавшись Виктор, - загорелось вдруг?

- Да пока все соберутся, поспеете, - городовой пошел рядом, - теперь пятый час, должно. К шести всех, не раньше, сберут.

- Стой! - вдруг крикнул Виктор и стал на месте. - Я ж портфель забыл - на столе. В кабинете у меня. - Виктор сделал шаг назад. - Нет, ты беги, нагонишь меня.

Городовой прихватил рукой шашку и тяжелой рысью побежал в темноту. Виктор шел спешной походкой. Улица была совсем темная. Белесым пятном маячила мостовая. И одни свои шаги слышал Виктор, и в такт позвякивала шашка.

"Теперь он там, - думал Виктор про городового, - наболтает еще, дурак. Сказать было, чтоб молчал, наглухо".

Виктор топнул ногой и стал. Слушал. Достал папиросу, шарил по карманам, не находил спичек и грыз и отрывал, выплевывал картонный мундштук папироски. Хлопнула вдали железная калитка, и зашагал, зашагал. "Не успел, не болтал", - думал Виктор.

- Ну, скорей! - крикнул Виктор в темноту; глухим камнем стукнул голос в улице. Шаги быстро затопали.

- Вот-с, - городовой подавал портфель, - и записочка от супруги. Велели вручить.

Бумажка белела в воздухе. Виктор схватил и сунул в карман шинели.

- Ты там ничего не говорил? - спросил Виктор через минуту.

- Никак нет. Чего же говорить? Нема чего говорить В участке желтым светом горели окна - одни во всей улице. Двое горо��овых ходили по панели, и слышно было, как хлопали двери вверху. Виктор остепенил походку и твердым шагом подымался на крыльцо.

На верху лестницы через двор Виктор услышал крик, обрывистый, ругательный. Виктор распахнул дверь. Пристав, прежний помощник, с черными крепкими усами, стоял среди дежурной, весь красный, а перед ним Воронин и еще какой-то новый надзиратель, в очках, замухрышка, и пристав пек их глазами.

- А по-вашему, по-дурацкому, - кричал пристав, - так значит и надо! Да? да? Я спрашиваю! - и пристав топнул ногой, будто гвоздь пяткой заколотил. - В шею всех тогда гнать! Всех нас к чертовой рваной бабушке. Войска! А вы кто? Бабы недомытые? Это что же, полиция, выходит, и караул кричать? - Пристав шагнул было прочь, но вдруг круто повернул назад: - Мне чтоб во! - хриплым шепотом говорил пристав. Он засучил кулак и по очереди подносил в самое лицо и Воронину, и плюгавому. - Во! Мне чтоб во как! - и красный пристав аккуратно подошел к Виктору и под самым носом с судорожной силой потряс кулаком. - Во мне как! Рви вашу тещу - бабушку. Свистоплюи! Всех на свалку! Подобрать мне слюни! - крикнул пристав. - И через пять минут чтоб готово. Марш!

Пристав повернулся и широко затопал в темную канцелярию, к себе в кабинет.

- Тьфу! - плюнул Воронин и выругался матерно. Виктор осторожно подступил:

- А что такое?

- А идите все к чертям собачьим! Тьфу, якори ему в душу, в смерть, в гроб черта-матери... - и Воронин хлопнул за собой дверью. Плюгавый моргал под очками, шевелил губой с рыженьким волосом, он шагнул следом за Ворониным.

- Стойте, - шепотом сказал Виктор, взял его за рукав.

- Да я прикомандированный, - бабьим голосом говорил плюгавый. - Да вот не знаю, выступать, говорит, - и он обиженно кивнул на кабинет пристава, на свет за матовым стеклом. А оттуда вдруг послышалось, как вертят телефонную ручку, и плюгавый быстро распахнул дверь на лестницу.

Виктор шел за ним по лестнице и слышал на ходу:

- В депо вооружились... все с револьверами... солдат бы туда, а он - сами. Пальба там... косят, говорят, прямо.

Они уж входили во двор. В темном дворе глухо гудели люди. Слышно было, как Воронин кричал:

- С резерва всех, всех гони сюда, сукиного сына, гони! гони! всех!

Вавич протолкался через городовых, наглядел, где суетилась серая шинель Воронина, мутно летала среди черных городовых.

- Куда вести? - ловил он Воронина за рукав. - Давай, я построю.

Вдруг Воронин на миг остановился. Он в темноте приглядывался.

- А, ты! Да чего суешься, ты ж откомандирован. В Соборный же. - И Воронин махнул рукой, повернулся. - Выходи, выходи, на мостовой рассчитаешься. Ну, ну, сукиного сына, а ну, жива! Глушков! Глушков! Где?

Плюгавый совался, не поспевал за Ворониным.

- Здесь я, здесь.

- Здесь, здесь, запел тоже рыбьим голосом, - ворчал Воронин.

На мостовой городовые молча строились в две шеренги, и рогатый штык берданки шатался возле каждой головы. С крыльца сбежали еще двое квартальных. Воронин шлепал вдоль черного фронта - глухим голосом считал ряды. Старший городовой черной горой шатался сзади.

Виктор стоял на тротуаре. Он в досаде сверлил панель каблуком. "Эх, мне бы" - и хотелось крикнуть - он даже откашлялся - "по порядку номеров рассчитайсь!.. на первый и второй рассчитайсь!"

Воронин вышел из-за фронта, он шел к крыльцу и стал, повернулся, поглядел на Вавича. Вдруг быстрым шагом подошел вплотную.

- Иди, дурак, домой, иди скорей, сукиного сына, сейчас пристав придет, - зашептал Воронин. - Иди, тут такое будет... и черт его знает.

И Воронин махнул рукой и быстрым шагом зашлепал к крыльцу.

Городовые стояли недвижно, и шепота не слышно было.

Как черный забор стояли черные спины. И стало слышно, как треск лучины: где-то загоралась и затухала стрельба. Среди темной тишины.

Виктор повел плечами. Наверху хлопнули двери, и шевельнулись черные спины. Громко было слышно, как спускались по лестнице.

"Сейчас, сейчас", - подумал Виктор и задышал часто. Шаги стали. Виктор не оборачивался. Прошла секунда.

- А это что за франт? - крепко ударил в воздух голос пристава. - Марш в строй, нечего торчать! Виктор скачком шагнул с тротуара.

- Смирна! - скомандовал пристав. Городовые замерли, придавились друг к другу.

И тонко-тонко звенел вверху в участке в открытую форточку телефонный звонок. Прерывисто, тревожно, требовательно. Все слушали.

- Ряды! - произнес пристав.

И вдруг затопали сверху сапоги, не бежали, враскат катились вниз, и вот городовой размахом летел с крыльца.

- Что случилось? - крикнул пристав.

- Господин полицмейстер к телефону, чтоб немедленно, - запыхавшись, крикнул городовой.

Пристав злой походкой заспешил в участок. Люди зашевелились, легкий гул пошел над головами. Воронин подошел к крыльцу, стал боком, поднял ухо. Махнул серым рукавом на людей. Стало тихо.

- Слушаю. Виноват, как говорите? Только резерв? - слышно было в форточку.

Люди зашептали, загомонили глухим гамом, и только выкрики без слов долетали из форточки.

Воронин махал рукой, чтоб молчали, чтоб дослушать, но ровным гулом стоял говор.

- Смирно! - крикнул Воронин. Гул оборвался. Но сверху не слышно было слов. Воронин ждал. Люди замолкли. Опять стало слышно, как потрескивала стрельба вдалеке и где-то совсем близко прокатился воем по улице ружейный выстрел. Старший городовой подходил осторожными шагами, как по болоту, он стал в трех шагах, глядел на Воронина, на завернутое к форточке ухо. Прошло минут пять. Воронин не шевелился.

И вдруг:

- Разойдись!! - будто ахнуло что сверху и разбилось вдребезги. Люди не двинулись, замерли. Минуту молчали.

- Ну пошли! - глухо сказал Воронин. Он быстро затопал к крыльцу, приподнял спереди шинель, шагал через две ступени. Вавич спешил следом. Воронин толкнул дверь и тем же ходом зашагал к светлому матовому стеклу, к пристанской двери. Он схватился за ручку и на ходу буркнул: - Разрешите?

- К чертям! - как выстрелил пристав. Воронин отдернул руку, как от горячего.

- Что за е... ерунда, - шептал Воронин и в полутьме глядел на Вавича.

Иди

САНЬКА запыхался, расстегнул шинель для ходу - вон оно, крылечко, столовка. Нет, кажется, нет городовых. Никто не идет в столовку - опоздал, или закрыта. Санька вбежал на крылечко, еще ступеньки, еще дверь. Не поддается. Нет, вот туго пошла. Приоткрылась. Глядит в щель в папахе. Впустил. Битком. И вон по колено над всеми, оперся локтем в колонну, подпер рукой голову, в очках - Батин, наверно. Батин, насупясь, строго глядел очками - темными, может, нарочно. И волосы прямые косо висят на лбу. Вот, не спеша, говорит учительным усталым баском: