Мессия. Том 2 - Бхагаван Раджниш

И разве не сон, которого никто из вас не помнит, построил ваш город и придал облик всему, что в нем есть?

Помните одну вещь: все, что Зигмунд Фрейд говорит насчет сновидений, — только частичная истина, потому что все прекрасные сооружения в мире…

Тадж-Махал был, очевидно, грезой в уме творческого художника. И император собрал величайших скульпторов и каменотесов со всей Азии — это заняло почти тридцать лет; одна тысяча скульпторов и десять тысяч рабочих трудились тридцать лет беспрерывно.

Что же стало наградой мечтателю, чья греза воплотилась в реальность?

Вы, наверное, не знаете, что произошло со всеми теми людьми, которые принимали участие в создании Тадж Махала, самого прекрасного сооружения в мире. В ночь полнолуния он опять становится подобным грезе; видя его в ночь полнолуния, вы сомневаетесь — грезите вы, или это реально?

Император отрубил руки тысяче художников, которые трудились всю свою жизнь, потому что император не желал, чтобы они когда-нибудь создали еще одно сооружение, которое стало бы лучше Тадж Махала — или хотя бы сравнилось с Тадж-Махалом. Это и была награда…

Все то, что вы видите в мире, — научный прогресс, технология, великие сооружения, огромные сады — было однажды только мечтой. Сегодня, когда вы летите по небу на самолете, вы никогда не думаете, что вы летали в грезах двух молодых парней, братьев Райт. А их осуждали… они были не очень опытными, одному было двадцать, другому двадцать два, молодые ребята, но их захватила мечта: если птицы могут летать, должен быть механизм, который заменит крылья птиц. Простая идея… но они были бедны.

Их отец работал в велосипедном магазине, он торговал велосипедами, сдавал их в аренду, и в подвал их дома он набросал велосипедные части, которые пришли в негодность, сломались. Ночью те двое мальчишек пропадали в подвале, пытаясь создать летающую машину из бесполезных частей. Семья считала их ненормальными, весь город смеялся, но они неудержимо продолжали работать.

В день, когда их первая летательная машина была готова, они боялись рассказать кому-нибудь. Они вынесли машину из дому ночью, когда все спали, а утром, с восходом солнца, они опробовали ее в первый раз. Она взлетела не очень высоко — всего на шестьдесят футов высоты, и не очень надолго — всего одну минуту она оставалась в воздухе — но этого было довольно; принцип был обнаружен. Если машина может подняться на шестьдесят футов, она может подняться и на шесть тысяч футов; если машина может продержаться одну минуту, она продержится часы. Основной принцип был обнаружен.

Тогда они сообщили всему городу — даже их родители пришли посмотреть. Никто не верил этим безумным мальчишкам — целый день они спят, а целую ночь они работают — и кто когда-нибудь слыхал, что из бесполезных велосипедных частей можно сделать самолет? Весь город собрался, и снова им удался полет. Тогда со всего мира люди, которые интересовались летательными машинами, помчались туда.

Дом братьев Райт стал почти Меккой. Великие ученые приезжали выразить им свое почтение: «Мы тоже мечтали об этом, но мы никогда не верили в наши мечты так сильно. Вы — исключение. Вы верили в свою мечту, вы доверяли своей мечте; это ваше доверие превратило мечту в действительность».

Альмустафа говорит: «Вы просто игнорировали меня — мечтателя. Когда я говорил вам, что мой корабль должен прибыть, вы смеялись; вы спрашивали у меня: «Когда прибывает твой корабль?» — прошел год, прошло два, прошло одиннадцать лет — «Когда приходит твой корабль?» Но я доверял своей мечте, меня никогда не волновали ваши сомнения, я был абсолютно уверен, что корабль придет. Я не мог бы предсказать дату, но сейчас вы видите, он пришел — и, видя мечту, ставшую реальностью, вы готовы слушать меня, но слишком поздно. Вы будете вспоминать меня — я знаю, — когда я уйду. Поэтому вспоминайте меня как то, что кажется в вас самым слабым и смутным, — самое сильное и ясное.

Мечта очень слаба, очень хрупка, но, если вы верите в нее, она может стать действительностью. У вас есть способность и энергия трансформировать мечту в истину.

Если бы вы только могли увидеть приливы того дыхания, вы перестали бы видеть все другое.

И если бы вы могли слышать шепот того сна, вы не смогли бы слышать иные звуки.

Если вы начинаете слышать шепот своей грезы, которая трепещет крыльями в вашем сердце, — вы не услышите никакого иного звука. Это настолько завладеет вами, что вы будете готовы пожертвовать чем угодно. А человек тогда лишь человек, когда он способен мечтать о недостижимом; собаки и кошки тоже грезят, только о пище.

Я слышал, однажды пес и кот поспорили. Кот говорил: «Прошлой ночью мне снилось, что мыши сыпались с неба — столько мышей!»

Пес рассмеялся. Он сказал: «Ты идиот, кот, разве не знаешь, что сыплются всегда кости, а не мыши? Я тоже видел сон прошлой ночью, так что заткнись и никому не рассказывай; истина в том, что я видел своими собственными глазами: кости так и сыпались вокруг. Вот была радость!»

Вы тоже грезите. Но является ли ваша греза чем-то таким, что выводит вас за пределы самих себя? Или вы мечтаете о деньгах, власти, престиже, респектабельности — тогда вы грезите только о костях и мышах. Те, кто кошки, будут грезить мышами, те, кто собаки, будут грезить костями. Но вы не человек, если вы не грезите чем-то недостижимым — и ту грезу о недостижимом не игнорируете утром как всего лишь грезу, но она становится вашей истинной жизнью, вашим истинным поиском. Вопрос не в том, обнаружите вы недостижимое или нет. Но, пытаясь обнаружить его, вы будете становиться чем-то подлинным, индивидуальностью.

Помните это: нет необходимости найти недостижимое. Но, приняв вызов, все то, что бездействовало в вас, станет активным, все то, что вы никогда не использовали, дружно заработает внутри вас. Потому что вопрос не в том, чтобы добраться до недостижимого, — вы сами должны быть тотальным и интенсивным, быстрым и сильным.

Я не забочусь, доберетесь вы до недостижимого или нет, но, пытаясь добраться туда, вы обретете свой потенциал, свое изначальное лицо. Вы придете к цветению.

Но вы не видите и не слышите, и это хорошо.

Альмустафа говорит: «Вы не видите, вы не слышите, но я не осуждаю вас; это хорошо — ведь вы спите. Я не говорю, что вы делаете неправильно, я просто говорю, что вы теряете возможность».

Пелену, что застилает ваши глаза, поднимут руки, которые ее соткали…

Стало быть, не волнуйтесь. Если ваши глаза закрывает пелена, ожидайте! Вы найдете руки, которые уберут ее. Я мог бы сделать это, но вы не позволили мне.

Вспомните меня, когда придет еще один чужак с другой земли, с той, далекой, стороны — не держитесь на расстоянии. Подойдите ближе к нему, позвольте ему удалить пелену, что делает вас слепыми.

…и глину, что закрывает ваши уши, вынут пальцы, которые ее замешивали.

Помните меня всегда как того, кто любил вас, хоть вы не сумели ни увидеть, ни услышать этого, — кто принимал вас такими, как вы есть, потому что моя вера в будущее безгранична. Сегодня вы можете не увидеть, но завтра или послезавтра… У вас есть глаза, поэтому рано или поздно вы обязательно увидите; и у вас есть уши, поэтому рано или поздно вы обязательно услышите.

И тогда вы увидите.

И тогда вы услышите.

Но вы не будете жалеть о том, что познали слепоту.

Вот что такое сострадание.

Это небольшое слово «сострадание» содержит так много…

— Но, — говорит Альмустафа, — вы не будете жалеть о том, что познали слепоту, — никогда не жалейте об этом, никогда не раскаивайтесь в этом, — …и раскаиваться в том, что были глухи.

Возможно, это было частью вашего роста; возможно, вы нуждались в этом; возможно, время не приспело, возможно, ваши глаза и уши ожидали прихода весны, — я не осуждаю вас. Я хочу, чтобы вы помнили об этом, и не осуждали себя, потому что как только человек начинает осуждать себя, он теряет уважение и достоинство в своих собственных глазах.

Поэтому когда вы начинаете видеть и слышать и когда вы начинаете движение к далекой звезде в поисках истины, не сетуйте на те дни, которые прошли без всякого роста, без всякого прогресса. Возможно, вы готовились, возможно, вы становились сильнее, возможно, покой был необходим. Это сострадание, не сожаление.

Ибо в тот день вы узнаете сокровенные цели всех вещей,

И вы благословите тьму, как благословляли свет.

В этот день понимания, в этот день рассвета вы будете в состоянии увидеть, что не только свет необходим — тьма тоже существенна.

Вы сможете благословить и свет и тьму. Они не противоположны, они взаимодополняющи; одно не может существовать без другого.