Темная роза - Синтия Хэррод-Иглз

– Я приведу помощь, – всхлипнула она, поднимаясь. Голос изменил ей.

– Нет, не уходи! – Он попытался коснуться ее, но закашлялся, выплевывая сгустки крови, и снова упал.

Нанетта опять опустилась на колени рядом, а Пол ухватился за нее, словно она могла не дать смерти унести его.

– Останься со мной, Нан, – попросил он. – Осталось недолго.

На его щеки стали падать снежинки, и Нанетта смахивала их с его лица.

– Это не его вина, – проговорил он, отводя глаза. – Я никогда не давал ему достаточно любви. И так всю жизнь. Эмиас, Джек, Урсула – я их любил слишком мало или слишком поздно.

Она не могла произнести ни слова. Ее пальцы, прижатые к его ране, были в крови. Он помотал головой:

– Мне холодно.

Нанетта легла рядом и прижалась к нему, стараясь согреть его своим теплом, обняла его, касаясь щекой его лица, снова вдыхая знакомый запах его кожи и волос. Она закрыла глаза, чтобы не поддаться панике. Снег падал все сильнее, и она старалась прикрыть его своим телом от снега. Некоторое время Пол молчал, потом снова заговорил, и его голос был совсем слабым, словно его уносил поток:

– Ричард ошибся. Это была ты. Она была только предвестником.

– Кто, дорогой? – спросила Нанетта.

Он не ответил. Он начал зевать, как это бывает с людьми, умирающими от потери крови, и она еще теснее прижалась к нему, стараясь отдать свое тепло. Когда же придет подмога?

– Ты должна снова выйти замуж, – сонно сказал он, – обещай мне.

Его холодная кожа была влажной от ее слез. Нанетта могла только кивнуть. Она подумала о зря потерянных годах и о пустых годах впереди и теперь полностью ощутила величину потери. Пол снова заговорил, очень тихо, дрожащим голосом:

– Так холодно, Нан. Темно. Согрей меня...

Его голос оборвался, и ее слезы прекратились, и наступила тишина. Ветер выл в кронах деревьев, но здесь, в их убежище, было тихо и спокойно. Тихо падал снег, постепенно укутывая лежащих мужчину и женщину и собак, расположившихся в отдалении и наблюдавших за ними. Тьма все сгущалась. Через некоторое время Пол снова зевнул, легко, как дитя, и привалился щекой к Нанетте.

– Я люблю тебя, – прошептала она ему на ухо. Она не почувствовала, когда он ушел – казалось, что он просто стал тяжелее, пока она наконец не поняла, что это уже не живое и теплое тело. Но даже тогда она не пошевельнулась. «Пусть я тоже умру», – взмолилась она.

Когда их нашли слуги, на поляне ничего не изменилось, только лошади в полудреме переступали время от времени с одной ноги на другую. Собаки лежали, положив морды на передние лапы, полуприкрыв глаза, но наблюдая за происходящим. Мужчина и женщина лежали обнявшись, словно спали, и рука женщины покоилась на белой розе, лепестки которой были вымазаны кровью.

Глава 22

Поиски беглеца ничего не дали, удалось только установить, что убийца, вроде бы, бежал на север. Это походило на правду – перебравшись через шотландскую границу, нетрудно было сесть на корабль, отплывающий во Францию, и затеряться в просторах Европы.

Пола похоронили в морлэндской часовне, а вместе с ним и его старую гончую, Александра, пережившую его на несколько часов. Похороны состоялись 18 декабря. Часовня была полна слуг, арендаторов и крестьян, искренне потрясенных гибелью господина. Многие бросали испытующие взгляды на нового хозяина – как-то будет при нем? Известно было, что в молодости он слыл гулякой и что он не слишком-то церемонится с простолюдинами, а с другой стороны, он был крепок в старой вере, так что все могло обернуться не так плохо.

Рождество прошло в глубоком трауре, а в феврале отслужили памятную мессу – сороковины. Первоначально хотели отслужить ее в соборе Св. Троицы, однако в прошлом году, с принятием Десяти Статей, были отменены заупокойные молитвы, а так как священник опасался, что этот запрет вскоре будет подкреплен соответствующим законом, то отказался служить ее, не желая рисковать. Поэтому мессу отслужили в часовне: постаревший отец Фенелон с возрастом становился все большим ортодоксом и даже большим папистом, чем этого хотелось Эмиасу. Пока был жив Пол, он не слишком афишировал свои взгляды, но теперь, с помощью Эмиаса, ничто не могло помешать превращению Морлэнда в цитадель католической веры.

Несмотря на неопределенность ситуации с верой, на мессу явилось достаточно много народу: казавшийся постаревшим и больным после крушения всех его надежд и гибели способнейших из детей, Томас Болейн пришел проститься со своим старым другом, приехали Лэтимеры, сэр Эдуард Невилл, сэр Томас Перси, вместо брата, которому было трудно преодолеть долгий путь из-за нездоровья, и Джеффри Поул, младший из наследников королевского дома Йорка, также приехал почтить память одного из тех, чей род пролил немало крови во славу его дома.

Из Дорсета прибыли Люк Морлэнд и Элис, привезя с собой близняшек Елизавету и Рут. Были и Баттсы, и Майка с юным Полом из Фремлингема, где Норфолки проводили Рождество. Казалось, снова собралась вся семья, и присутствие стольких людей заставило Нанетту приободриться. Ей было хорошо с Кэтрин, она наслаждалась беседой с Майкой и юным Полом, который был не по годам смышлен и больше напоминал деда, чем Эмиас.

Девочки Люка Морлэнда сначала чувствовали себя не в своей тарелке. Роберт и Эдуард были слишком взрослыми, чтобы с ними можно было играть, а Элеонора слишком незаметной и тихой. Оставался Пол, которому и пришлось развлекать близняшек. Хотя ему исполнилось только двенадцать, придворная жизнь сделала его взрослее и опытнее, научила тактичности, и ему казалось недопустимым, что его юные кузины остались в одиночестве и скучают, поэтому он не мог не принять на себя эту ношу. Нанетта это заметила, и ее порадовала его доброта.

– Он усвоил больше хорошего, чем это можно было бы ожидать, – заметила она Майке. – Не думала, что он так хорошо справится с переездом из разоренного дома к развратному двору, мне кажется, что это ты так хорошо повлиял на него.

Майка только улыбнулся и покачал головой:

– Я думаю, дело в его природной добродетели. К тому же мой господин содержит свой двор в строгости – ты знаешь его политические устремления, но в своей домашней жизни он очень ортодоксален. Ховарды вообще очень католическая семья, а когда поживешь в Норфолке и Саффолке, то увидишь, что жизнь там гораздо спокойнее, чем кажется. Это ведь тихая заводь, вдали от основного русла жизни.

– Как бы там ни было, я рада, что все получилось так хорошо. И я горжусь Робертом и Эдуардом. Вот Элеонора немножко странная – она такая тихая, и говорит так редко, да и учится неважно. Арабелла рассказывала, что она и в детстве была такая. Что-то с ней станется?