Когда я вгляделся в твои черты (СИ) - Victoria M Vinya

― Я-то? Да ни капельки! ― нервно пробухтел он. ― С дядей твоим наверху столкнулся…

― Раз ещё способен на связную речь, значит всё прошло неплохо. ― Микаса снисходительно улыбнулась. ― Я шучу, он очень хороший, на самом деле.

― Я помню. Судя по тому, что ты о нём говорила, в вашей семейке он единственный, кто порядочно заботился о тебе.

― Не поспоришь. ― Микаса тяжело вздохнула и призадумалась. ― Ладно, пойдём-ка к столу, мой ворчливый фей наверняка уже и завтрак наколдовал: он очень любит кого-нибудь накормить.

На опрятной скатерти в крупную клетку стояла большая тарелка оладий в окружении стеклянных соусников с различными джемами, а рядом красовались миска с ягодами, кофейник да фарфоровый чайник.

— Прямо натюрморт, — почесав макушку, заметил Эрен.

«Почему именно такое сравнение? Совсем не в духе Эрена. Он что, пытается мне угодить? Или я чего-то о нём не знаю? Наверное, ещё долго не смогу отделаться от этого чувства, оно преследует меня с тех пор, как мы впервые переспали после разлуки… Мы. Переспали. Боже, отчего теперь об этом так странно думать? Ещё страннее, что мы снова будем это делать. Когда-нибудь… Не знаю, когда я буду вновь готова… Грёбаное уныние! Зато он, держу пари, готов хоть сейчас запрыгнуть в кровать и не вылезать оттуда».

Микаса едва заметно мотнула головой, гоня прочь неудобные мысли, и попыталась вспомнить, о чём вообще шла речь.

— Натюрморт? — повторила она, мысленно нащупав опору. — Леви нравится устраивать из трапезы церемонию — с красивой посудой и эстетично разложенной едой. Поначалу жутко подбешивало, но потом я вспомнила чаепития у мадам Ренессанс, и поняла, что просто отвыкла от домашнего уюта. Пожалуй, даже буду скучать по всему этому, когда дядя уедет.

Эрен с минуту помолчал, по привычке хмуря брови в унисон собственным размышлениям, а затем с улыбкой спросил:

— Могу я сегодня забрать тебя к себе? Зайду вечером в галерею, если ты не против.

— Конечно. Я буду рада. Посмотришь заодно, как я втюхиваю картины богатеньким выпендрёжникам, — мягко съехидничала Микаса и закинула в рот горстку малины.

— Ты мне теперь этого не простишь…

— А ты думал, я после признания буду у тебя в руках плавиться круглые сутки? ― подтрунила она над ним.

Затем приподнялась и потянулась за кофейником. Эрен чуть оголил стиснутые зубы в настырной ухмылке и привлёк Микасу к себе, усадив на колени. Голодные пальцы впились в её мягкие ягодицы.

― Если подумать, в таком случае можешь хоть морально уничтожать меня. Круглые сутки.

Он придвинул кофейник и наполнил её чашку, после поцеловал Микасу в плечо. Она упёрлась кулачком ему в грудь, с восхищением запустила пальчики в волосы на затылке Эрена, принявшись вытягивать их расчёсывающими движениями.

― Люблю, когда ты сажаешь меня к себе на колени, ― наперекор смущению произнесла Микаса, и от собственной смелости у неё закружилась голова. ― И твою дурацкую улыбку с оскалом ― люблю.

― А говорила, что не будешь плавиться в моих руках круглые сутки.

― Заткнись и ешь.

― Как скажешь, детка.

― Ненавижу твою чёртову «детку»!

― Развратничают за столом с утра пораньше. Молодняк… ― шутливо пробрюзжал спустившийся со второго этажа Леви и отодвинул стул для своей жены.

Микаса заметила на лице Эрена искреннее недоумение, когда тот рассматривал супругу её дяди. «Удивлён так, словно знает, почему… Нет, наверное, я просто вижу то, что хочу. И всё же…»

За завтраком Леви не задавал бестактных вопросов, не пытался загнать Эрена в неловкое положение, хотя Микаса была готова к обратному. Напротив, вёл себя радушно и благосклонно, словно той неуклюжей встречи наверху не произошло. Он не хотел навредить племяннице, в особенности сейчас, когда её состояние и без того оставляло желать лучшего.

Проводив Эрена, Микаса в приподнятом настроении собралась и отправилась на работу. День в галерее тянулся долго и скучно. Вереница переработок давала о себе знать, и под вечер Аккерман едва держалась на ногах, но продолжала с любезным видом встречать посетителей. Воздев глаза к потолку, она снова встретилась с изображением могучего Колосса, и в её голову проворной синекрылой бабочкой впорхнуло детское воспоминание о вечере, когда она упала с яблони. «Я совсем позабыла тот его рассказ! Эрен говорил о титанах. О нашей прошлой жизни. Так достоверно, так складно. Неужели он в самом деле… Нет, я не могу этого знать. Вдруг это всего лишь сны и смутные ощущения, как у меня?»

Щёлк-щёлк. Лихорадочная вереница воспоминаний бросила ей под ноги рождественский разговор с Армином о депрессии их лучшего друга, о его постыдном желании уничтожить мир собственными руками. Щёлк-щёлк.

«Мне всегда казалось, что за чертой девятнадцати ничего нет. Но я умер, возродился и стал делать то, что, как я думал, никогда не попробую».

«Почему ты тогда так сказал? Едва ли это совпадение. Почему? Почему?.. Как я должна об этом спросить, чтобы не выглядеть сумасшедшей?»

― Мне нужна картина, мадам, ― раздалось неприлично близко у её левого уха. ― Что-нибудь со смыслом, но чтобы подошло интерьеру спальни. Думаю, описывать саму спальню нет нужды: ты наверняка ещё помнишь, как она выглядит.

Голос-дурман. Голос-несчастье. Голос надменного дьявола в идеально скроенном костюме. Этот голос она помнила лучше, чем проклятый интерьер проклятой спальни… Спальни, в которой она так много изменяла, так сладко отдавалась своему любимому Эрену у дьявола за спиной.

Микаса повернула голову и укололась пронзительным взглядом бывшего мужа. Дементьев пах так же, как и прежде ― чистотой, дорогими сигаретами и дорогим парфюмом. И держался ― дорого. Дурной сон о когда-то недосягаемой мечте. Микасу прошибло холодом и смятением.

― Что ты здесь делаешь? Решил меня позлить? ― сложив руки на груди, полюбопытствовала она.

― Отнюдь. Я выбираю картину.

― Лжёшь и не краснеешь. Ты мерзавец, Вадим.

Галерея почти опустела, коллеги потихоньку начали расходиться по домам, маша Микасе на прощание рукой.

Успев ненадолго заскочить домой, чтобы переодеться, Эрен примчал аккурат к закрытию: влетел в помещение и стал жадно искать глазами свою любовь в лабиринте стен с экспонатами. Наконец он услышал её голос и шустро двинулся на звук, но последовавший за ним мужской заставил Эрена сбавить и шаг и чутко прислушаться. «Чего? Какого хрена этот ублюдок здесь забыл?» — со злостью спросил себя Йегер и выглянул из-за стены со здоровенным авангардным изображением в духе сюрреализма.

Они стояли вдвоём у абстрактного полотна в оттенках алого — воплощение его юношеских страхов и задушенных надежд — оба божественно прекрасные и элегантные: подчёркивающее фигуру чёрно-белое платье Микасы идеально сочеталось с дизайнерским костюмом Дементьева. Они могли бы часами спорить обо всех ёбаных картинах в этой ёбаной галерее в самых высокопарных и заумных выражениях. Идеальный обёрточный союз. Кто он такой, чтобы им мешать? Дурак в футболке и джинсах с набекрень полученным образованием. По какой-то нелепой случайности его называли превосходным, пусть и ленивым, студентом. Шутили, должно быть. Эрен знал, ради чего были те неуклюжие потуги, — получить зыбкий шанс говорить на одном языке с девчонкой, в чьих лисьих издёвках он души не чаял.

Аккерман изящно скрестила ноги и с насмешливой воинственностью подалась в сторону своего собеседника.

— Мне кажется, эта картина впишется идеально: оттенки красного как нельзя лучше подчеркнут твою скрытую агрессию, которую я терпеть не могу.

— Тебе, видимо, по вкусу неприкрытая? — Он нахально осклабился, сунув руки в карманы брюк. — Я знаю, девочка, ты изо всех сил стараешься принизить и оскорбить то, от чего хочешь сбежать: это твой способ выживания.

Вадим с вожделением оглядел босоножки Микасы на высоком каблуке — его подарок. На правой щиколотке болтался не застёгнутый ремешок.

— Но признай, от некоторых вещей просто невозможно спрятаться.

И, опустившись на одно колено, с джентльменским видом застегнул непослушный ремешок. Он чувствовал костяшками прохладу гладкой кожи Микасы и вспоминал, как прикасался к ней языком далёкой тёмной ночью первого года их брака: они вернулись с делового фуршета ― хмельные и возбуждённые, предвкушающие телесные наслаждения. Объятый томлением он снимал эти туфли с ножек молодой жены.