Тёмные самоцветы - Челси Ярбро

— Возможно, возможно, — ответил с тонкой улыбкой Борис. — Но кто это подтвердит? Ваши подчиненные? Они могут быть с вами в сговоре. Остается лишь Ракоци, но тот в бегах и, заметьте, не без ваших стараний. — Он дал знак двум стражникам, застывшим возле дверей, подойти к отцу Погнеру и скучающим тоном распорядился: — Отведите этого человека в желтый чулан и не выпускайте оттуда. Позаботьтесь, чтобы его кормили.

Стражник постарше поклонился и сноровисто ухватил католика за руку. Тот был настолько ошеломлен неожиданным поворотом событий, что позволил безропотно себя увести.

Оставшись один, Годунов опять подошел к окну и стал прикидывать, как далеко мог продвинуться английский обоз. Прошло уж тринадцать дней, но никаких сведений от британцев не поступало, так что он не солгал отцу Погнеру, сказав, что не знает, где находится Ракоци. Известий, правда, не было и от конников, ускакавших в сторону Польши. Это радовало, ибо не давало ему основания расширять зону поисков беглеца, чего настойчиво требовали и Романов, и Шуйский. Телеги движутся медленно, а верховые проворны. Им ничего не стоит нагнать англичан, которым еще надо будет за Вологдой переправляться через Сухону. Борис удрученно вздохнул и не в первый раз за прошедшую неделю подумал, не ошибся ли он, решив остаться в Москве, вместо того чтобы вместе с Ракоци попытаться добраться до беломорского порта и уплыть подальше от России.

В дверь постучали, вошел старший стражник.

— Ваша милость, инородец скандалит. Требует бумаги, чернил — хочет жаловаться польскому королю и Папе Римскому.

— Жаловаться? Хорошо, пусть строчит. — Борис махнул рукой, давая понять, что ему это безразлично. — Завтра я разберусь с ним. — Он снова вернулся к письменному столу и, собрав все документы в одну стопку, хлопнул по ним ладонью. — Все остальное — и самое главное! — кроется тут.

— Что-то не так? — испуганно спросил стражник. Как человек, не умеющий ни читать, ни писать, он с опасливым недоверием относился ко всякого рода бумагам.

— Почему? — вопросил вдруг Борис, откидываясь на спинку высокого жесткого стула. — Почему я чувствую себя зверем, которого гонят в ловушку? — Он резко подался вперед и упер локти в стол. — Кто охотник? Никита Романов? Васька Шуйский? Царь Федор? Кто? Как мне это узнать?

Стражник попятился к двери.

— Мне остаться здесь или лучше выйти, Борис Федорович? — спросил жалобно он.

Борис взглянул на него.

— Лучше выйди. — Он тряхнул головой. — Только сначала подай мне сладкого и очень крепкого чаю.

Двумя часами и четырьмя опустевшими чашками позже он резко сдвинул бумаги в сторону и издал торжествующий клич. Разрозненные сведения, никак не желавшие смыкаться в единое целое, после кропотливого изучения выстроились в безукоризненную цепочку. Борис помотал головой и хватил по столу кулаком.

В дверь сунулся озадаченный стражник.

— Случилось что?

Борис пророкотал.

— Шуйские! — Он умолк, уставившись в одну точку.

— Борис Федорович, — осторожно окликнул стражник, страшась боярского гнева.

— Тащи всех сюда. Василия, Дмитрия, Ивана с их дядькою Михаилом, а также их сродников — Анастасия с Игорем. Всех скопом, немедленно! — Борис резко вскинулся. — Ты слышал, что я приказал?

— Шуйских? — переспросил стражник, не веря ушам. — Всех сразу? Но в Москве проживают только Василий, Дмитрий да Анастасий. Михаил — в Новгороде, Иван — в своей вотчине, а куда занесло Игоря, и придумать нельзя: он ведь известный пьяница и распутник.

— Веди, кого сможешь. Начни с Василия — его терем рядом. Действуй быстро, пока их не предупредили. Ступай же! Ступай! — Борис в возбуждении бил по столу кулаками.

Стражник выскочил из кабинета, лихорадочно соображая, кого взять в команду. Шуйские что медведи — их с кондачка не возьмешь. Перекрестившись на иконы, он побежал к казармам.

Борис, оставшись один, принялся рыскать по кабинету, сжимая в руке обличающие доносы.

— Я должен был это предвидеть! — восклицал с горечью он. — Прости меня, Господи, за мою дурость: я сам допустил это, сам!

Колокола прозвонили к обедне, а он все то клял себя, то призывал все кары небесные на голову Шуйских, для которых и адское пламя в его представлении было бы чересчур снисходительным наказанием.

В дверь постучали.

— Да, — крикнул Борис и сдвинул брови, ожидая увидеть главу рода Шуйских, но в кабинет протиснулся лишь старший стражник. Он был один.

— Мы не застали князя Василия дома, — доложил он боязливо. — Челядинцы сказали, что тот уехал на конный рынок.

— На какой рынок? На южный? — Борис недоверчиво сузил глаза. — Ну так и что ж? Он ведь не за горами?

— Князь там с Никитой Романовым и с царем Федором. Их сопровождает усиленный караул. По четыре казака на брата. — Стражник робко кашлянул. — И потом, я подумал, что негоже брать его среди толпы да еще при государе.

Борис кивнул в знак согласия, сознавая, что не следует требовать невозможного даже от человека, присягнувшего выполнять любые твои приказы.

— Разумеется. Ты правильно рассудил. Приведешь его, когда он вернется. А сейчас ступай за Дмитрием с Анастасием. — Он глянул в окно. — Да смотри, сам в драку не лезь, держись где-нибудь сзади.

Стражник поклонился в пояс и вышел, опять оставив Бориса наедине с читаными-перечитаными документами, каждая фраза которых, казалось, теперь просто кричала о преступлениях Шуйских. Время тянулось ужасно медленно, и Годунов метался по кабинету, словно загнанный в клетку тигр. Его то бросало в жар от нестерпимой ненависти к врагам, то окатывало ознобом при мысли, что Романовы с Шуйскими уже спелись и вот-вот нагрянут с отрядом казаков к нему.

Наконец дверь с шумом отворилась, и четверо стражников втащили в комнату Анастасия Шуйского. Тот упирался и выворачивался, а когда это ему удалось, пошел на Бориса — кряжистый и растрепанный, словно уличный забияка.

— По какому праву, Борис Федорович, ты велел им меня сюда привести?

— По праву опекуна царя Федора, — ответил Борис, решившийся говорить с Анастасием напрямую. Он умел за себя постоять и не опасался наскока, к тому же между ними был стол. — Я, Анастасий Сергеевич, говорю с тобой от имени государя, и ты отвечай мне так, как отвечал бы ему. Думаю, нам лучше побеседовать здесь, чем в тайных комнатах царского терема или в узилище. — Он подтянул к себе стул и сел, положив руку на груду бумаг. — В этих донесениях много странного, князь. Ты был в последнее время весьма занят, не так ли?

— Конечно, был, — вскинулся Анастасий. — Любой боярин всегда чем-нибудь занят. — Он помотал головой, словно бы проверяя, цела ли шея, потом щелчком сбил с рукава своего кафтана пылинку. — Что в том дурного? У меня много забот.