Проклятая игра - Клайв Баркер

— Закрой дверь, — приказал Европеец белокурому юноше. — И найди что-нибудь, чем его связать.

Брир ухмыльнулся.

— Ты ослушался меня, — сказал Европеец. — Я оставил тебя завершить дело на Калибан-стрит.

— Я хотел ее видеть.

— Она не твоя, чтобы на нее смотреть. Я заключил с тобой сделку, а ты, как; и все остальные, нарушил ее условия.

— Маленькая игра, — отозвался Брир.

— Нет маленьких игр, Энтони. Ты был со мной все это время, неужели ты не понял? Важно каждое действие. Особенно игра.

— Меня не волнует то, что ты говоришь. Все слова, только слова.

— Я тебя презираю, — бросил Европеец.

Грязное лицо Брира, обращенное к нему, выразило то ли тревогу, то ли раскаяние. Европеец чувствовал, что сейчас у него есть преимущество, но что-то заставило его насторожиться. В свое время Мамолиану служили и более отвратительные типы. Бедный Константин, например, чьи посмертные аппетиты простирались куда дальше поцелуев. Почему же Брир его беспокоит?

Святой Чад разобрал одежду: вот эти ремень и галстук подойдут Мамолиану.

— Привяжи его к кровати.

Чад едва смог коснуться Брира, хотя тот не сопротивлялся. Он согласился поиграть в наказание; идиотическая ухмылка все еще кривила его лицо. Его кожа под рукой Чада была рыхлой, как будто мышцы под лоснящейся поверхностью обратились в желе и гной. Святой старательно трудился, пока как пленник развлекался разглядыванием мух, кружащих по орбите его головы.

Через пять минут руки и ноги Брира были надежно закреплены. Мамолиан кивнул в знак удовлетворения.

— Отлично. Ты можешь идти к Тому в машину. Я спущусь через несколько секунд.

Чад почтительно удалился, на ходу вытирая руки о носовой платок. Брир все еще созерцал мух.

— Я должен тебя покинуть, — сказал Европеец.

— Когда же ты вернешься? — опросил Пожиратель Лезвий.

— Никогда.

Брир улыбнулся.

— Значит, я свободен, — заметил он.

— Ты мертв, Энтони, — ответил Мамолиан.

— Что? — Улыбка Брира стала таять.

— Ты мертв с тех пор, как я нашел тебя висящим под потолком. Может быть, ты предчувствовал мой приход и убил себя, желая сбежать от меня. Но ты был мне нужен. Поэтому я дал тебе немного жизни, чтобы использовать для моих целей.

Улыбка Брира исчезла.

— Вот почему ты не чувствуешь боли — ты ходячий труп. Твое тело изнашивается, поэтому ты так страдал от жары. Но теперь все кончено. Полностью предотвратить гниение было невозможно, но я сделал разложение медленным.

Брир потряс головой. Это чудо искупления?

— Больше ты мне не нужен. Поэтому я отнимаю свой дар…

— Нет!

Он попытался сделать какой-то умоляющий жест, но запястья были крепко связаны и веревки врезались в мышцы, отчего те продавливались и покрывались бороздами, как мягкая глина.

— Скажи мне, как я могу исправить это, — предложил Брир. — Я сделаю что угодно.

— Никак.

— Все, что ты попросишь. Пожалуйста.

— Я попрошу тебя страдать, — отозвался Европеец.

— Зачем?

— За предательство. За то, что ты такой же, как все остальные.

— Нет… просто маленькая игра…

— Тогда и это игра, если она развлечет тебя. Шесть месяцев разложения превратились в несколько часов.

Мамолиан подошел к кровати, положил руку на рыдающий рот Брира и сделал рукой движение, как будто выхватил что-то.

— Все кончено, Энтони, — проговорил он.

Брир почувствовал шевеление в животе — будто некий затрепетавший предмет неожиданно дернулся и вышел.

Он смотрел на уходящего Европейца, откинув голому. Что-то собралось в уголках глаз, но это были не слезы.

— Прости меня, — умолял он. — Пожалуйста, прости меня.

Но Европеец ушел, спокойно прикрыв за собой дверь.

Какой-то шум донесся с подоконника. Брир оторвал взгляд от двери и поглядел туда. Два голубя подрались из-за крошки и разлетелись. Маленькие белые перья падали на подоконник, как снег в разгаре лета.

66

— Вы мистер Галифакс, не так ли?

Человек изучал ящики фруктов в безветренном дворе позади магазина, где вились тучи ос. Он обернулся к Марти и ответил:

— Да. Чем могу служить?

Мистер Галифакс загорел на солнце, и неудачно: его лицо шелушилось и выглядело болезненно. Он раздражителен, нетерпим и, как решил Марти, лишен самообладания. Тактичность — вот девиз дня, если хочешь завоевать доверие такого человека.

— Как идут дела? — спросил Марти.

Галифакс пожал плечами.

— Дела поправятся, — ответил он, с неохотой оторвавшись от своего занятия, — Многие из наших постоянных клиентов сейчас в отпуске. — Он уставился на Марти. — Я вас знаю?

— Да. Я заходил к вам несколько раз, — солгал Марти. — За клубникой для мистера Уайтхеда. И сейчас тоже. Обычный заказ.

Галифакс не выразил никаких чувств; он поставил ящик с персиками, который держал в руках, на землю.

— Извините. Я не обслуживаю мистера Уайтхеда.

— Клубника, — подсказал Марти.

— Я слышу! — отозвался Галифакс раздраженно. — Я не знаю никого с таким именем Вы, должно быть, ошиблись.

— Вы меня помните?

— Нет, не помню. А если вы желаете что-нибудь купить, вас обслужит Тереза. — Он кивнул в сторону магазина. — Я хочу закончить, прежде чем испекусь на солнце.

— Но я хотел клубники.

— Вы можете получить ее сколько угодно, — сказал Галифакс, взмахивая руками. — У нас ее навалом. Спросите Терезу.

Марти чувствовал, что пропасть между ними растет. Торговец не собирался отступить ни на дюйм. Марти попробовал последний намек:

— И у вас нет фруктов для мистера Уайтхеда? Вы всегда держали их наготове для него.

Теперь у Галифакса зародились сомнения.

— Слушайте… — произнес он. — Вы же понимаете… — Он понизил голос, хотя в саду не было никого, кто бы мог подслушивать. — Джо Уайтхед мертв. Вы не читали газет?

Большая оса села на руку Галифакса и стала продираться сквозь волосы. Он позволил ей спокойно ползать.

— Я не всегда верю тому, о чем пишут в газетах, — спокойно сказал Марти. — А вы?

— Не понимаю, о чем вы говорите, — ответил тот.

— О клубнике, — повторил Марти. — Я за этим и пришел.

— Мистер Уайтхед мертв.

— Нет, мистер Галифакс, Джо не умер. Вы и я, мы оба это знаем.

Оса снялась с руки Галифакса и заметалась в воздухе между ними. Марти отмахнулся от нее; она вернулась с громким жужжанием.

— Кто вы? — спросил Галифакс.

— Телохранитель мистера Уайтхеда. Я говорил, что бывал у вас раньше.