Главный финансист Третьего рейха. Признания старого лиса. 1923-1948 - Яльмар Шахт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я выразил в принципе согласие принять предложение, но хотел прояснить предварительно один вопрос.
— Прежде чем принять новую должность, мне хотелось бы знать, как, по вашему мнению, я должен вести себя с евреями?
— В экономических вопросах евреи могут вести себя так же, как до сих пор.
Я запомнил этот ответ и приводил его позднее, когда имел случай обсуждать вопрос о преследованиях евреев Гитлером. Будучи главой министерства экономики, я защищал каждого еврея от нанесения ему незаконного экономического ущерба со стороны партии.
Глава 42
Оплот справедливости
Я приступил к руководству министерством экономики буквально через четыре недели после мятежа Рема. В это время я был слишком погружен в выполнение своих обязанностей, чтобы уделять особое внимание революционным тенденциям в какой-либо из партийных фракций. Поэтому оставался в неведении относительно всех подробностей, касавшихся подготовки этого заговора: фактически сообщения прессы о путче застали меня врасплох.
Накануне вечером мы с женой ожидали на ужин доктора Геббельса с супругой. Мой секретарь несколько раз звонил в дом Геббельсов справиться, что случилось, но не получал ответа.
В маленьком докторе, который оказывал через министерство пропаганды пагубное влияние не только на немецкий народ, но также на Адольфа Гитлера, я инстинктивно чувствовал своего врага. Он ненавидел меня. В его представлении экономика была необходимым злом. Разумеется, он никоим образом не мог позволить, чтобы экономист в правительстве лишил его звания «первого интеллектуала».
Из своей нелюбви втягиваться в ненужные интриги и вражду я пригласил его на ужин, но, как уже упоминалось, он не пришел. На следующее утро я узнал причину его невежливости. В Мюнхене и окрестностях был подавлен под руководством Гитлера путч со стороны верхушки штурмовых отрядов СА. Погибло много людей, часть которых не имела ничего общего с СА.
Теперь известно, что в то время состоялся конфликт, в ходе которого одна группа, возглавляемая Гитлером и включавшая также Геринга, Гейдриха, Гиммлера и Геббельса, обезвредила другую группу. Тот факт, что отдельные сатрапы извлекли выгоды из этого события, чтобы разрешить свои личные междоусобицы и добавить их на общий счет, придает мрачный оттенок всему этому делу.
Узнав первые подробности, я содрогнулся. В периоды консолидации вслед за скрытой гражданской войной такие события, возможно, неизбежны. Что меня насторожило, так это ложь и увертки, при помощи которых извращались и замалчивались факты.
Хотя погибли сотни людей — и среди них мюнхенец, неверно опознанная жертва, — Гитлер в речи в рейхстаге от 3 июля 1934 года назвал цифру погибших всего в семьдесят семь человек. Даже среди этих семидесяти семи были лица, которые явно не имели отношения к мятежу Рема.
В учебнике по истории, вышедшем через год, вместо объективного рассказа об этом событии вообще приводится замечание, что Гитлер как «верховный судья немецкого народа» подверг заговорщиков заслуженному наказанию. Если замечание, что Гитлер является верховным судьей немецкого народа, подразумевало абсолютную, внесудебную власть над жизнью и смертью отдельных граждан, то это было воистину чудовищное утверждение. Я не мог не сказать Гитлеру, когда встретился с ним после этого события:
— Как вы можете брать на себя ответственность за определение судьбы человека без какой-либо юридической процедуры? Независимо от обстоятельств вы должны санкционировать проведение судов, даже если они касаются суммарных судебных разбирательств.
Любопытно, что Гитлер воспринял вопрос спокойно, отделавшись несколькими неубедительными отговорками.
Еще более возмутило меня, что такой человек, как министр юстиции Гюртнер, которого я знал как справедливо мыслящего человека, должен был внести в правительство законопроект, согласно которому расстрелы 30 июня признавались «законными». Эти убийства и казни не могли быть законными. Не было ни одного законного предписания, которое поддерживало бы подобные акции. Можно было бы объявить амнистию, но не выдавать ложь за правду.
Эти последние события указали мне яснее, чем когда-либо, путь, которым мне надо было следовать, Я должен любыми средствами поддерживать правду и справедливость, где бы это ни требовалось, в правительстве или в моем министерстве и Имперском банке.
Я начал искать союзников — но где их можно было найти? Военные безропотно восприняли тот факт, что был убит генерал Шлейхер, один из выдающихся представителей их корпуса. Гражданские министры признавали расстрелы 30 июня законными. Центристские политические партии сообща и отдельно распускались по собственному желанию. Фон Папен произнес в мае 1934 года в Марбурге смелую речь, в которой открыто предостерег слушателей против высмеивания христианских принципов, как это принято в партии у сторонников Гитлера. Но после того как ему тоже угрожали 30 июня, он подал в отставку из правительства и с поста вице-канцлера, а через несколько недель был назначен послом в Вену.
Можно ли было рассчитывать на помощь со стороны социал-демократов? На открытии нового германского бундестага в 1948 году бывший министр, социал-демократ Пауль Лебе в качестве почетного председателя начал вступительную речь с упоминания героического сопротивления социал-демократов во время «последней сессии рейхстага» 23 марта 1933 года. В этот день Социал-демократическая партия Германии (СДПГ) действительно единодушно проголосовала против благоприятствующего акта. Но господин Лебе преднамеренно дезориентировал слушателей, когда называл эту сессию «последней сессией рейхстага». Последняя сессия рейхстага состоялась 17 мая 1933 года, и на ней произошли весьма любопытные события.
Господин Северинг, свидетель на Нюрнбергском трибунале, и господин Россманн, депутат от СДПГ, бывший свидетелем во время суда по денацификации надо мной, констатировали, что с самого начала считали Гитлера канцлером войны. Вся борьба на выборах 5 марта 1933 года, — так заявлял Россманн, — велась социал-демократами под тем лозунгом, что избрание Гитлера означало открытие пути к войне. 17 мая 1933 года те же самые социал-демократы пришли в полное согласие с Гитлером. На этой сессии Гитлер добился специального вотума доверия по вопросу о своей внешней политике. В этой связи социал-демократы не только не проголосовали против Гитлера, но даже не воздержались. Они вместе с другими партиями в рейхстаге голосовали за доверие внешней политике Гитлера. Тогда они явно пришли к заключению, что Гитлер не являлся канцлером войны. Какой поддержки я мог ожидать от социал-демократов?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});