Паломники Бесконечности - Семен Слепынин

Я осторожно коснулся руками клубящегося и мягкого, как вата, края облака, и — странно! — ничего с моей невесомостью и незримостью не случилось. В прошлый раз я тяжелел, овеществлялся и стремительно падал на земную твердь, а сейчас легко парил и, снизившись, опустился на остров с дымящимся вулканом посередине. Остров Юнги! Вот и уютная круглая бухточка — остаток затонувшего кратера. Но кругом все изменилось неузнаваемо. Полное безлюдье и тишина. На песчаном берегу догнивала корма шлюпки, на крутых каменистых склонах ржавели пушки. Те самые, из которых пираты громили наши фрегаты. Вместо тростниковых хижин — пепел, вдали, на месте зеленых джунглей, — обгоревшие черные стволы и тоже пепел… На острове ничего живого, ни единой травинки. Неужто война?

Я поднялся к редкой стайке облаков и покружился над океаном. Ни птиц внизу, ни единого паруса. Вдали сверкнула молния, за ней другая. Я подлетел к клокочущей грозовой туче и, надеясь получить ответ, крикнул:

— Черный Джим! Где ты?

— Здесь я! — загромыхал голос.

— Ты видишь меня? — удивился я.

— Нет. Но я чувствую чье-то присутствие и сльп знакомый голос. Это вы, милорд?

— Это я, Джим. Что здесь случилось?

— Летим, я покажу, что натворили люди.

Под нами разгромленная ядерной войной планета. На материках — бурый дымящийся пепел, вместо городов — щебень, оплавленные металлические конструкции, блеск битого стекла. Я надеялся на затерявшихся в Бирюзовом океане островах найти хоть одно живое дерево, хоть одну зеленую травинку. Тщетно. Не видно ни одного человека, не слышно ни одного птичьего крика. Пепел, пепел, пепел… Планета Счастливая превратилась в планету Окаянную.

— Видели, что вы натворили? — В голосе черной птицы клокотала ярость.

— Не кипятись, Джим. Опустимся где-нибудь и поговорим спокойно.

Место для посадки Джим выбрал удачно — остров на озере сиреневых птиц. Сюда не упала ни одна бомба. Дворец царицы уцелел, но выглядел заброшенным: ржавая крыша, покосившиеся балконы, выбитые окна. В парке стояли деревья — мертвые, засохшие, без единого листочка. Долго и отчаянно боролись они за выживание, но против докатившейся сюда чудовищной радиации не устояли.

Я зашел в мастерскую, где когда-то с упоением и знобящим восторгом писал картину «Пепел». От нее сейчас ничего не осталось, кроме чистого холста. Картина моя уже там — за окном. Сбежала из тесной мастерской на вольную волюшку и прошлась, с грохотом прогулялась по планете.

Побывал я и в кабинете Аннабель Ли. Вот камин, стол, за которым мы попивали чаек и предавались радостям земного бытия. Как я выглядел тогда? Дай бог вспомнить. И память ожила: из незримости выступил изрядно располневший обыватель в парадной форме штурмана звездного парусного флота. В таком виде я вышел из дворца и спросил:

— Джим, ты и сейчас не видишь меня?

— Нет, но слышу голос. Не пойму, милорд, вы живы или нет?

— Я и сам не пойму. А вот ты жив и все такой же статный и крепкий мужчина. Но почему хмурый?

— Тоскливо одному.

— А сиреневые птицы? Неужто погибли?

— Оживают понемногу, — ухмыльнулся Джим и показал на плывущие над озером облака. — Уж очень они нежные. А я вот ожил. Правда, сначала здорово оглушило, но через день или два очухался, прогремел грозой и увидел…

Джим вновь нахмурился и рассвирепел, когда начал рассказывать о том, что он увидел…

Это был кромешный ад. Людей уже не было, но планета еще долго грохотала, бурлила и клокотала пламенем. Взрывались арсеналы ядерного оружия, из ангаров вылетали самоуправляющиеся бомбовозы и бомбили, бомбили уже опустошенную и безлюдную землю. Но вскоре и они, горящие и оплавленные, рухнули вниз. И планета утихла, дымясь остывающим пеплом.

— Проклятые люди! — гремел Черный Джим. — Чего им не хватало? Нигде они не были так счастливы, как у нас.

— Вот это и погубило их. Волшебные облачка подарили им счастье просто так, задарма. А такое счастье хуже несчастья. Может быть, счастье — вообще зло? А? Как ты думаешь, Джим? Ведь добро и зло — одно и то же. И от этого единства нигде не спрячешься, даже под волшебными облаками.

Но Черный Джим, привыкший действовать, а не рассуждать, только пожал плечами. Я взглянул вверх:

— А как они сами, волшебные облака? Тоже погибли?

— Не знаю, милорд.

— Подожди меня здесь, Джим. Я проверю.

Я воспарил в синее небо. Внизу безжизненные материки, рядом реденькие кучевые облака. Еще выше — и кучевые облака вместе с планетой исчезли, ушли то ли в небытие, то ли в иное временное пространство. Вместо них густое космическое облако, пронизанное лучиками солнечного света. Я присмотрелся своими всевидящими бессмертными глазами. Передо мной не материя в привычном смысле слова, а нечто иное — остаток, реликт Вселенной, какой она была до Большого Взрыва. Однако это загадочное, чуть ли не мыслящее и не вещественное облако сильно разбавлено, замутнено обычным веществом с его неизменными электронами и протонами.

Видимо, космическое облако, как и Черный Джим, на первых порах было оглушено внезапно взорвавшейся планетой и, мертвея, превращалось в обычную материю. Но планета не разлетелась вдребезги, уцелела, и облако, подобно тому же Джиму, «очухалось» и возвращалось в изначальное состояние. Оно оживало! И с часу на час готово овеществить меня, подарить земное счастье.

Нет уж, хватит! Попрощаюсь я с Черным Джимом и удеру отсюда подобру-поздорову. Я спустился вниз, на одном из материков присмотрелся к пеплу и увидел то, чего и ожидал увидеть: убийственная для жизни радиация сказочно убывала. Сквозь остывающий пепел уже проклюнулись первые зеленые травинки. Скоро вся планета покроется лесами, зацветет благоухающими полями и будет готова для приема новых поселенцев — наивных дурачков, жаждущих дарового счастья.

Подлетая к острову, я еще с высоты увидел нервно расхаживающего и оглядывающегося по сторонам беднягу Джима. Я опустился и сказал:

— Не волнуйся, Джим. Здесь я.

— Наконец-то! — обрадовался Джим. — Боялся, что вы совсем умерли.

— Совсем умереть я не смогу никогда. Скорее наоборот. Волшебное облако, как ты выражаешься, «очухалось» и готово с минуты на минуту вернуть меня к прежней видимой жизни.

— Прекрасно, милорд! Прекрасно! И царица оживет? И юнга? И Билли Боне? Какой решительный мужчина!

— Тебе больше нравился Старпом.

Но лучше бы я не упоминал этого имени. Джим побагровел, злобно сжал кулаки и начал метаться из стороны в сторону. Подвернувшуюся под ноги скамейку он пнул с такой яростью, что та разлетелась в щепки.

— Негодяй! Подонок! Попадись мне еще раз! Растерзаю! Снова брошу в огонь! В вулкан!