Мир, в котором меня ждут. Ингрид - Екатерина Каптен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Госпожа как раз ждала её там, сидя с вышивкой в руках. Ингрид появилась в дверях и грузно упала в кресло. Феодора Анисия сразу поняла, что произошло что-то очень неприятное, близкое к трагичному, поэтому дала Ингрид паузу на то, чтобы собраться с мыслями. Девочка молчала долго, приходя в себя. Княгиня проявила невероятное терпение.
– В общем… Я его сегодня ударила, – виновато сказала Ингрид. – На глазах всего класса дала такую пощёчину, что он в парту влетел…
Она приготовилась к злобному разбору полётов.
– А что было перед этим? – коротко спросила госпожа, отложив рукоделие.
– Да какая разница? Просто ударила и вот…
– Нет, так не бывает. Я не верю, что ты просто пришла в кабинет и его ударила. Этому явно что-то предшествовало.
– Разве это важно? У нас на земле разбирают только рукоприкладство, а я первая начала.
– Драться, может и первая, но не на пустом месте. Он тебе что-то сказал?
– Да, – ответила Ингрид, уставившись в опору беседки. – Мы сидели на уроке, я считала ворон и совсем не слышала, что он говорил… Тут Ленка… Лена… меня ударила ручкой в ногу, очень больно, я громко айкнула. И он на меня накричал.
– Накричал на тебя за то, что тебя ударили?
– Вообще, его все достали, конечно, – начала оправдывать учителя Ингрид. – Он молодой, а поэтому над ним постоянно шутят, и зло шутят, издеваются, прикалываются… Он терпел уже полгода, а тут вот… На меня ещё так никогда не орали…
Глаза Ингрид были на мокром месте, но она не плакала.
– Прекрати его оправдывать! Что было дальше? Лена тебя ударила в ногу ручкой?
– Да, ткнула со всей силы… Она так часто делает, если я зазеваюсь… У меня все бёдра истыканы… Синяки есть.
– И за что? Просто так?
– Ей нравится это делать. Я смешно подпрыгиваю.
– От боли. Смешно. – Феодора Анисия становилась менялась в лице. – И он наорал на тебя, а не на Лену.
– Я же подпрыгнула и вскрикнула. А она сидела с невинным … – Ингрид передразнила лицо Ленки. – Я не умею так хлопать глазами, как она, чтобы всем сразу становилось жалко…
– И он после этого наорал на тебя?
– Да, говорю же…
Госпожа Лунапонтида сидела, ничего не понимая. Она услышала только начало истории, и та уже не складывалась в её голове.
– И после этого он наорал? На тебя?
Ингрид не умела плакать, но тут её понесло. Она сначала завыла, потом на глазах выступили слёзы, и она, захлёбываясь, запинаясь в словах, затараторила пропадающим голосом:
– Да… На меня ещё так никто не орал… Он встал прямо надо мной и стал орать… Обвинил меня во всех грехах… Оболгал меня… На глазах у всего класса… Даже самые хулиганы притихли от его ора… Он просто втоптал меня в грязь… Не впервые, конечно… Но это было слишком… Его несло и несло… Я ждала, когда он замолчит… Но он и не собирался… И слушать эту ложь было невыносимо… Он не знает, что я всегда защищала его от насмешек одноклассников… За что меня шпыняли и издевались надо мной… За это… А он… он просто меня обвинил… И я… я прилюдно дала ему пощёчину…
Феодора Анисия отложила рукоделие, встала рядом с Ингрид и обняла её. Так они простояли какое-то время и княгиня сказала:
– Ты молодец, что не дала себя в обиду.
Ингрид пришла в замешательство. Впервые её похвалили за то, что она кому-то рассадила лицо. Она резко перестала выть.
– Пожалуйста, не надо меня утешать. Мне от этого только хуже. Я привыкла сама успокаиваться, – сказала Ингрид и подняла правую руку, которая ещё горела от удара. – Я ударила его тыльной стороной ладони. Судя по всему, очень сильно… Он отлетел и даже упал… И брелок этот дурацкий… Как же он меня… нервировал… Этот брелок… Он его вечно в руках вертел, крутил. «То их понюхает, то их полижет; / Очки не действуют никак…» – процитировала она Крылова.
Тут Ингрид передёрнуло, будто это было самым мерзким завершением произошедшего.
– Ингрид, я бы гордилась тобой, будь ты моей дочерью. Он поступил недостойно и совершенно мерзко… Конечно, брат предупреждал, что на земля место не для слабонервных… А я наивно не верила… Прости меня, Ингрид. Ведь это произошло с тобой из-за меня.
– Нет, на самом деле, спасибо вам… Я бы никогда ни что не решилась. В школе на земле меня, правда, ждёт совсем другая история…
– А что же будет там?
– Там? Да, наверное, убьют…
– Убьют?
– Ну не по-настоящему, конечно, но жизни не будет… Одноклассники будут доставать ещё больше, а как мне заканчивать год по химии, я и не знаю…
– Ингрид у тебя только что произошло это, а ты беспокоишься о второстепенном… Тебя нужно снова отправить в княжество Лагуна или Бьяркана… на восстановление.
– А разве Дзоологи не ближе к вам? Бьяркана совсем на севере…
– Дзоологи – хирурги, а не целители. И ты северянка по своему типу, от Дзоологов толку тебе не будет.
Ингрид ещё пару часов приходила в себя после произошедшего. На руке проступил синяк, голова потяжелела от мыслей, аппетит был скудным, и постоянно хотелось пить. Госпожа Лунапонтида позаботилась о ней, как могла, окружила покоем и тишиной. «Да, моя бы мама просто из чувства противоречия нагрузила бы меня работой», – подумала Ингрид. Но даже такая простая мысль давалась ей тяжело. В конце концов в голове свистел ветер так, что уловить мысли и чувства в ней было сродни попыткам ловить песчинки в пустынной буре.
Только лишь после общей храмовой молитвы в воскресное утро Ингрид стало легче. Феодора Анисия сохраняла всё произошедшее в тайне. К сроку, когда нужно было покидать поместье, девочка сникла. Ей уже совсем не хотелось на землю, но, чтобы разгрести проблемы, накопленные там, перемещаться следовало обязательно. Особенно потому, что она не хотела сталкиваться с ними во время последнего прихода туда Нафана.
Во вторник, 28 апреля, в день отъезда, Ингрид собралась с духом и отправилась на землю, на урок химии. Сердце девочки предательски колотилось в груди. Феодора Анисия дала ей какое-то успокоительное, на которое Ингрид отреагировала странно: внутри она испытывала тревогу, а снаружи она выглядела сомнамбулой, при этом взгляд стал чванливым и высокомерным.
Ингрид появилась на земле как раз на уроке. Как обычно, на несколько минут её парализовали воспоминания копии. Удивительно, но там не было ничего. Ничего из ожидаемого. Никто не доложил маме об инциденте, никто не бегал за девочкой с издёвками и насмешками, будто бы какой-то рубеж остался позади. Лишь только тихий внутренний голос успел шепнуть Ингрид, что радоваться пока рано.
Антон Павлович выглядел, мягко говоря, дурно. Удар, пришедшийся ему ровно в скулу, был такой силы, что ко вторнику вокруг глаза заволокло ярким фиолетовым пятном. Сама скула стала тоже фиолетовой. Учитель вяло, с трудом вёл урок и собирался с мыслями, его лицо, кроме обозначенной скулы, было серым и почти безжизненным, а глаза красными и отёкшими. Одноклассники Ингрид сразу поняли, чем он занимался все выходные. «Красава», – подумала Ингрид, глядя на чётко очерченный фингал, испытав где-то в глубине души тонкое чувство художественного совершенства.
Тортов за всё время урока так и не решился посмотреть на обидчицу. Ингрид же, напротив, уловив своё преимущество, внезапно успокоилась и совершенно естественно сверлила его глазами. В классе раздавались тихие смешки, но тут же исчезали: обстановка была весьма напряжённая. После урока девочку выловила классный руководитель со странным вопросом, который к произошедшему не имел ровным счётом никакого отношения. Она интересовалась, когда Ингрид заканчивает художественную школу – в этом или следующем году. Ответ «В следующем» чем-то её озадачил.
На этой подозрительно тихой ноте Ингрид и вернулась в Междумирье. Рассказывать любимой тётушке Феодоре было особо нечего, она же в свою очередь находила новые слова ободрения и поддержки. Час отъезда во Дворец становился всё ближе. Ингрид приехала сюда с маленьким саквояжем, а в обратный путь получила большую корзину милых девичьих подарков – от гребешков и платочков
