Всадники - Жозеф Кессель

Он не хотел об этом думать, не хотел ничего больше знать. Урос жив и это самое главное.

Тут он вцепился в подушки снова и побледнел от ужаса. Урос, зажав плетку между зубами, ухватился за луку седла, вскочил на него одной ногой, поднялся и поскакал в такой позе дальше.

«Он сломает себе и другую ногу! — испугался Турсен. — Безумец!»

Но Урос уже снова прочно сидел в седле и, не замедляя темпа, скакал вдоль бассейна.

«О, Аллах, ведь он мог упасть уже с десяток раз!» — Турсен не отрывал от сына глаз.

Снова пронесся над рядами людей режущий уши крик… Урос бросил вперед свою шапку чавандоза, молниеносно нырнул из седла вниз, и опять оказался в нем, но уже с шапкой на голове.

Он продолжал свою скачку… Прижавшись к шее Джехола, пряча лицо в его длинной гриве, промчался он один раз вокруг бассейна… И еще один круг…

«Прекрати, — мысленно умолял его Турсен. — Хватит. Ты доказал здесь всем, что ты лучший, величайший чавандоз всех провинций. Но сейчас перестань, пока ты все не испортил…»

Урос поскакал третий круг.

Гости, что до этого момента стояли раскрыв рты, стали понемногу оттаивать и зашептались между собой. Осман бей склонился за спиной Солеха к Турсену и тихо спросил:

— Готовит ли твой сын еще какой-то сюрприз для нас всех?

И вместо того, чтобы ответить так, как он и хотел: «Думаю, что нет», Турсен с удивлением услышал свой уверенный голос:

— Разумеется. Главное только предстоит.

— И что же это может быть? — усмехнулся Солех. — Ты прекрасно знаешь, что он показал уже все, что только было возможно.

— Подожди и увидишь сам! — резко бросил ему Турсен, внимательно следя за сыном.

Чего он пытался достичь своим бешеным галопом? В толпе послышались первые недовольные крики. Некоторые из гостей стали вскрикивать от страха, потому что теперь Урос скакал все ближе и ближе к их рядам, так что его можно было достать рукой.

«Ну, конечно! Вот же старый дурак…» — наконец раскусил задумку сына Турсен.

Как сокол, как хищник, Урос кружил, подбираясь все ближе и ближе к своей добыче…

Осман бей снова повернулся к Турсену и сказал недовольно:

— Прикажи своему сыну, пусть перестанет! Так не годится! А если он…

Он хотел еще что-то добавить, но не успел. Громкие удары барабана прервали его мысль. Осман Бей нахмурился. Как музыканты посмели играть без его ведома? Но музыканты оказались ни при чем — стройный пуштун, сопровождающий вождя, чужак с ружьем за плечами, нагло отобрал у них барабан и, не обращая никакого внимания на их протесты, начал неистово бить в него. Под сумасшедший, незнакомый степям, ритм его ударов он внезапно залихватски запел, грубым, но сильным голосом:

Хайя! Хай хайя!А помнишь ли ты?Хайя!Однорогого барана?Хайя!А свадебный поезд?Ты помнишь?Помнишь?Хайя! Хай хайя!

Урос выпрямился в седле. По его напряженным чертам Турсен догадался, что настал решающий момент. Как прикованный, следил он за каждым ударом копыт Джехола о землю.

Вот, сейчас!

Урос помчался прямо к ним, и еще до того, как он успел что-то сделать, Турсен все понял. Самый опасный и сложный трюк в игре бузкаши. Всадник, в середине скачки, словно падает с седла в пустоту, и держась лишь одной ногой в стремени, хватает с земли шкуру козла.

Тело Уроса, как темная тень, мелькнула между ним и Солехом.

«На шахском бузкаши он сломал себе при этом ногу, а тогда их у него было две! — пронеслось в голове Турсена. — А сейчас, как он может! О Аллах, защити его, он повредился в уме!»

Это произошло в доли секунды. Он заметил руку Уроса на подушке из голубой парчи, почувствовал дыхание Джехола у себя на затылке, и вновь послышался дикий крик степных всадников, и удаляющийся топот коня.

Подушка рядом с Солехом была пуста. Урос скакал прочь от него, похищенный шахский штандарт он высоко поднял над своей головой.

Все онемели. Никто не двигался. Восхищенные, не верящие своим глазам, с удивлением и возмущением одновременно, смотрели люди вслед удаляющемуся всаднику. Куда хочет он убежать со знаменем шаха в руках? Где, в какой стороне степи, хочет он спрятать свой трофей? Солех все не мог взять себя в руки. Но Урос уже развернулся на другой стороне бассейна и поскакал обратно, и снова прямо на них.

— О, Аллах, что он еще задумал? — шептал Турсен.

Джехол набирал скорость. Его галоп стал просто бешеным. Быстрее! Еще быстрее! Вот он совсем рядом…

— В сторону, Великий Турсен! — закричал в эту секунду Урос. — Освободи для меня дорогу!

И не раздумывая, с молниеносной быстротой, удивительной для его возраста, Турсен бросился вправо и откатился на свободное место рядом с собой. И именно на его опустевшем месте Джехол поднялся на дыбы. Тряхнув штандартом, как копьем, Урос прицелился, знамя просвистело в воздухе… и задрожало, вертикально вонзившись в самый центр небесно-голубой подушки.

И тогда, впервые в жизни, Турсен совершенно потерял всякую власть над собой. Он вскочил и, потрясая руками, закричал так, как когда-то кричал в молодости:

— Халлал! — и его громовой голос накрыл толпу людей. — Халлал!

Чавандозы, саисы, маленькие бача и все гости тут же подхватили его крик. Толпа бушевала, ладони Хаджатала забили на барабане совершенно безумную дробь, вождь пуштунов сорвал с плеча карабин и салютовал всей обоймой в воздух.

Урос соскользнул на землю, мягко усадил Турсена на его место, а сам сел справа от него. Теперь праздник мог начинаться.

Пробуждение Турсена

Над степью уже занимался рассвет, когда Турсен открыл глаза. Снаружи глухо стукнула дверь. — Рахим принес воду из колодца неподалеку. И первая мысль, посетившая Турсена при пробуждении, была о том, что Уроса нет больше здесь. И в то время как он лежал на постели, как и каждое утро, застывший и недвижимый, не в силах освободиться от стальных оков судорог, парализующих все его тело, — весь вчерашний вечер прошел перед его мысленным взором. Все его надежды, страхи, ошибки и заблуждения.

Праздник заканчивался. Губернатор провинции сказал речь, а за ним и Осман бей. И распорядитель бузкаши провинции Маймана забрал знамя из рук чавандоза, победителя Шахского бузкаши. В течение года оно будет храниться у него, а затем снова вернется в Кабул.

Урос молчаливо сидел по правую руку Турсена, вперив взгляд в покачивающиеся верхушки тополей. Никто не обращал на него больше внимания.

Он был так погружен в свои мысли, что не заметил, как к нему подошел высокий человек, сопровождающий вождя племени пуштунов, тот самый, чьи руки выбивали из барабана неизвестные степям буйные ритмы. Турсен не доверял этому чужаку — никто не мог сказать, кто он такой. Казалось, что у него не было ни доходного дела, ни дома, ни высокого ранга. Путешествующий музыкант? Нет. За плечами у него оружие воина. Телохранитель? Не похоже. Для этого он был с вождем пуштунов на слишком короткой ноге. Может быть, он сам один из вождей? Вряд ли… Он был беззаботен, ничем не отягощен и горд той самой гордостью человека без крыши над головой и домашнего очага. Бродяга? Но с чего же он живет? Держался он совсем не так, как слуга. И как это возможно, что как только Урос заметил этого человека, то его холодное, отчужденное лицо тут же преобразила теплая, искренняя улыбка. Турсен хорошо помнил, что именно в этот момент нехорошее предчувствие сжало его сердце.