Песнь сирены - Роберта Джеллис

Не то ли это зло, которое капля за каплей подтачивало Марлоу? Похоже, что так. После стольких лет сопротивления сэр Вильям, его величайший благодетель, впал в грех, совершив прелюбодеяние с женщиной, которую любил так долго и искренне. Маленькая Элис, чистая и безупречная, как золото, отбросила кротость и повиновение, требуемые от женщин, и твердо, с горящими ненавистью глазами заявила, что готова совершить смертельный грех – убийство. А теперь и Марлоу, и все, кто здесь находится, обречены на гибель. Не он ли источник этого опустошения?

Есть ли возможность, спрашивал себя Мартин, искупить то зло, которое он создает? Он знал: Бог сильнее дьявола. Он знал, что не желает зла, даже тем, кого ненавидит, а еще меньше тем, кого любит. Конечно, должна быть какая-то причина, по которой Бог даровал ему возможность появиться на свет, даже если это замысел дьявола. Бог сильнее. Если бы не было такой причины, не было бы и Бога. И все же человек наделен собственной волей, и его долг – найти свой путь в жизни, отыскать ее смысл. Итак, подумал Мартин, инстинктивно отступив в темный угол, где он никому не мешал, он должен узнать, почему появился на свет, не потому ли, что Бог существует, и тут нет никаких сомнений.

Только очень тяжело думать об этом, сознавая свою вину и ненависть к Моджеру, который определенно несет еще большее зло, ибо скрытое зло гораздо страшнее, чем зло обнаженное… Вот где ответ! Его, носителя неприкрытого зла, привели сюда, чтобы избавить мир от зла замаскированного. Все правильно! Все справедливо! Бог милостив!

Теперь Мартину все стало понятным. Он, пятясь вдоль стены, скользнул в комнату сэра Вильяма, взял там охотничий нож, длинный и острый, и спрятал его за пазухой, в складках туники. Затем, снова пятясь боком вдоль стены, он стал приближаться к лестнице, стараясь не обратить на себя внимания и выжидая момент, когда он мог выскользнуть наружу. Окончательно уверившийся в том, что, даже не искупив зло, он понял теперь причину своего проклятия, Мартин почувствовал облегчение и прилив сил.

Если он не уничтожит зло, ряженное в белые одежды Моджера, оно будет продолжать сеять гибель повсюду. Теперь Мартин понял: не он губит Марлоу, но все же что-то тревожило его. Он должен поскорее осознать и исполнить свой долг, однако зло выглядит так благопристойно. Моджер – высокий, белокурый и красивый, всегда готовый улыбаться, и это действует обезоруживающе. Именно Мод-жер погубил Марлоу. Леди Элизабет, такая добрая, почувствовала его злобу под маской благородства и не смогла полюбить своего мужа. Это и звало сэра Вильяма в течение многих лет, подобно песне сирены. Моджер намеревался силой заставить Элис выйти за него замуж, лишив ее тем самым мечты о любви, свойственной женской натуре, и подтолкнув к ненависти и убийству.

Итак, все ясно. Будучи безрассудным, Моджер совершил наконец неприкрытое зло. Бог никого не просит совершать невозможное, разве что святых, поэтому и дал ему, Мартину, возможность понять и соприкоснуться со злом, которое угрожало чистым и непорочным душам тех, кто был в Марлоу.

Наконец все приготовления на лестнице были закончены, и Элис приказала слугам уйти, чтобы освободить проход для отступающих со стены в башню. Мартин быстро, насколько мог, спустился с лестницы. Он скользнул в самый темный угол башенной пристройки и сразу услышал стоны раненых, которые, спотыкаясь, входили в дверь его двора.

Одни из них, ведомые Хьюго, еле дотащившиеся до лестницы, пришли со стороны юго-западной башни. Другие, полагал Мартин, очевидно, спустились с главной башни, которую оборонял сэр Вильям. Отступая, защитники крепости Марлоу держались вместе, стараясь расчистить себе путь, к одной из лестниц. Мартин не мог видеть этого, однако представлял себе, как атакующие переваливаются через стену, а обороняющиеся сдаются или отступают, пытаются одолеть противника, прежде чем скрыться в глубине крепости.

Через относительно тонкие стены башенной пристройки, которая только защищала от непогоды и не предназначалась для оборонительных целей, Мартин мог слышать, как усиливается шум сражения, но не понимал почему. Ему казалось, что по мере того как люди отходят, должен затихать и шум. Однако он не был этим обеспокоен, так как знал: сэр Вильям отступит последним, дав уйти всем своим людям. Потом настанет и его черед. Он уже знал, где укроется.

В усилении шума сражения не было ничего удивительного. Обороняющиеся сходились вместе, образуя все большие и большие группы, кто как мог. При этом атакующие оказались между этими группами, каждая из которых пробивалась с боем к башне или к лестнице. Одни из них сталкивали приставные лестницы, другие тем временем очищали лестницы от нападавших, поливая их горячим маслом или песком или сбрасывая на них камни.

Однако, хотя число таких групп росло, все большая площадь стены оставалась без защиты. Нападавшие хлынули в эти места, не встречая сопротивления, и без дела не стояли. С отчаянной яростью они бросились в атаку, прилагая все усилия, чтобы расчленить группы защитников и прорваться к лестнице и в башню, опередив их. Эти люди почти все были опытными наемниками. Они знали: взятие крепости – как наиболее опасный, так и самый эффективный вид военных действий. Но чтобы Получить реальную добычу, женщин, богатую посуду для еды и питья, драгоценности, деньги и одежду, надо было проникнуть в сердце самой крепости. Если Вильям и его люди смогут сойти со стены и скрыться внутри крепости, понадобится еще один отчаянный победный штурм, чреватый большими потерями.

Вскоре численность людей Моджера на стенах значительно превосходила число ее защитников, многие группы людей Вильяма были повержены. Единственная причина, по которой обороняющиеся не были наголову разбиты сразу же, заключалась в том, что ширина зубчатых стен позволяла находиться на них в одном месте только четырем сражающимся. Если бы их было .больше, они не могли бы двигаться. Поэтому одновременно могли противостоять друг другу не более трех человек с каждой стороны – атакующих и обороняющихся. И все же численное превосходство противника сказывалось, людям Вильяма приходилось уносить много раненых. Людей Моджера, уставших или легко раненных, могли заменить другие; у людей Вильяма такой возможности не было.

Командиры отрядов наемников знали свое дело. Как только стало ясно, что обороняющиеся намереваются отойти в укрытие, лучники получили приказ приготовиться. Защищенные хорошо вооруженными латниками, лучники могли стрелять по защитникам башни и лестницы без опасения поразить своих товарищей. Люди Вильяма вынуждены были наблюдать за полетом стрел. Многие из них пали под ударами мечей из-за того, что в нужный момент их глаза были устремлены в другую сторону.