Опасная связь - Анна Джолос

выжимаю из себя этот вопрос.

— Да как со всеми. Ленка у нас была та еще свистулька. На мордашку хорошенькая, фигуркой ладная. Нравилась она ребятам, че уж там.

— Однако в невесты Илья хотел себе вашу Алену, — напоминаю, отчего-то разнервничавшись.

— Так о то ж! Ага… С одними гуляют, на других жениться хотят. Всегда так было, Санечка.

— И когда он загорелся идеей жениться на Алене?

— Из армии прибыл и понеслося. Зачастил к нам в гости наведываться. Прохода моей Ляльке не давал.

— Это он умеет, — отворачиваюсь к окну.

Прибитая, в растрепанных чувствах молчу всю дорогу. Не хочется размышлять о Свечкаревой, но не думать о том, что узнала, не в силах.

Лена приняла сторону Ильи.

Пошла против семьи.

После всего, что случилось.

Это ли не говорит о том, что она его действительно любит?

Обед проходит под монотонное бормотание телевизора. И меня едва ли хватает на то, чтобы поддержать беседу. Я не в том настроении, и, к счастью, баба Маша будто чувствует это. Не трогает меня, не мучает расспросами, а вскоре и вовсе уезжает с соседом в Жулебино. Какая-то рассада ей срочно понадобилась.

Плетусь на задний двор. Там обчищаю куст спелой малины и некоторое время лежу на траве под палящим солнцем, прекрасно осознавая, как активизируются после принятия солнечных ванн мои веснушки.

Чуть позже, рискуя поджариться, заставляю себя перебраться на чудную скамейку-качели под навес. Они-то меня и убаюкивают на пару с легким, теплым ветерком.

Засыпаю с блокнотом в руках, куда успеваю записать с десяток годных строчек…

* * *

Сколько дремала по пробуждении не соображаю. Потому что из царствия Морфея выхожу не по собственной воле.

Кто-то будит меня своим присутствием. И этот кто-то очень похож на Паровозова.

Я аж привстаю на локтях и чуть не валюсь с лавочки.

Это ведь на самом деле он. Если меня не подводит зрение.

— Ты нормальная? — первое, что слышу.

— М? — все еще пытаюсь примириться с картинкой.

Есть вероятность того, что я по-прежнему сплю. Иначе как объяснить тот факт, что Илья сидит со мной на качелях.

— Твой отец пол Москвы на уши поднял. В курсе? — подносит сигарету к губам и затягивается.

Ёпрст! Правда он! Смотрит на меня! Говорит со мной! Вот же…

— Я оставила дома записку, — подтягиваю к себе голые коленки и принимаю сидячее положение.

— Записку, — повторяет, выпуская дым.

— Ну да. В ней указано, что со мной все в порядке, — пожимаю плечом.

— Восемь дней прошло. Ты не появилась в университете.

— А… понятно, экзамены начались. То-то у папы подгорает, — взбиваю копну непослушных кудряшек. — Угостишь сигаретой?

— Ты куришь? — хмурится Илья.

— Да.

— Ну и дура.

Вскидываю бровь. Открываю рот, чтобы сострить, но потом закрываю, так ничего и не сказав.

— Семеновна где? — отдает мне свою сигарету.

Свою блин, а не новую!

— Уехала в Жулебино, — забираю ее дрожащими пальцами.

— Ясно.

Излишне внимательно рассматриваем друг друга. И чем дольше длится этот зрительный контакт, тем сильнее я начинаю нервничать. Даже дышать ровно не получается.

SOS.

Сбой всех систем.

Подумать только, он здесь!

Непроизвольно дергаюсь, когда небо разрывает раскат грома.

И когда только погода успела испортиться?

— В дом пошли, — поднимается со скамейки первым.

Провожаю взглядом широкую спину, докуриваю сигарету и иду за ним, совершенно сбитая с толку.

— Есть хочешь? — интересуюсь, когда застаю его за инспекцией содержимого кастрюль.

— Кто варил? Не отравлюсь? — поднимает очередную крышку.

— Оставайся голодным, — цежу сквозь зубы.

Уму непостижимо! Снова цепляет меня. Прямо как тогда, на следующий после нашего знакомства день.

— Вроде пахнет недурно. Накладывай, — выносит свой вердикт.

Закатываю глаза и подхожу к плите.

Он, оперевшись бедрами о столешницу, в этот момент уже закидывается оладьями.

— Ты прямо как будто знала, что приеду. Подготовилась, — не упускает возможности меня смутить.

Блин, вот на хрена я их напекла, скажите?

— Откуда мне было знать, что ты заявишься в Бобрино.

— Я регулярно здесь бываю.

Стоит совсем рядом. И это напрягает. Итак вон колотит всю…

— Трубу не взяла с собой специально?

— Я на идиотку похожа? — ставлю тарелку с борщом на стол. Кладу приборы. Нарезаю хлеб.

— А ты считаешь, умная, что ли? — пристально за мной наблюдает.

— Это ты к чему? — поднимаю на него глаза и в ту же секунду режу палец.

Твою-то мать!

— К тому, что дичь вытворяешь. Бросаешь университет на финишной прямой. Совсем спятила?

— Тебя-то это каким образом тревожит? — откручиваю кран и подставляю палец под ледяную воду.

Терпение на исходе. Я — сплошной оголенный провод. Находиться с ним наедине — то еще испытание.

— Задумала что-то менять — поступай, как здравомыслящий человек. Взрослеть пора, Сань…

Это его «Сань» непредвиденно разрывается в груди гранатой. Осколками повреждая все мое нутро.

— Я уже давно взрослая.

— Чисто номинально.

Как же бесит этот его нравоучительный тон!

— Ты всегда убегала от проблем, вместо того, чтобы их решать. Смелая и бойкая, но не там, где надо, — припечатывает в довесок.

— Да пошел ты! — разворачиваюсь к нему.

— Это ты иди. Собирайся. Отвезу домой, — с невозмутимым выражением лица принимается за свой ужин.

Отвезет он!

— Не надо. Я прекрасно доберусь до Москвы на электричке!

— Красивое кольцо, кстати, — смотрит на мою руку.

Заметил значит?

— Замуж выхожу, — вскинув подбородок, сообщаю прежде, чем отправляюсь в комнату.

Достаю рюкзак из шкафа. Ставлю на застеленную одеялом постель. С психом расстегиваю молнию и закидываю туда свои немногочисленные вещи.

«Взрослеть пора, Сань»

«Ты всегда убегала от проблем, вместо того, чтобы их решать»

«Смелая и бойкая, но не там, где надо»

Шмыгаю носом и тяну в себя горячий кислород.

Больно принимать правду. И вдвойне неприятно слышать ее от него.

— Обиделась?

Еще хватает наглости спрашивать.

— Нет, — яростно борюсь с молнией, но она никак не поддается.

— Дай помогу.

— УЙДИ ОТСЮДА! — отбираю рюкзак назад.

— Пиздец, Харитонова, ты все такая же!

Мне кажется, или я слышу в его голосе раздражение?

— Зато ты — нет! — бросаю ядовито.

— Пояснишь?

Ой, а куда подевалось из речи извечное «обоснуй»?

— Стоишь тут весь из себя такой правильный! Кто ты такой, чтобы меня судить? Что ты вообще обо мне знаешь? М?

— Знаю достаточно, — высекает холодно.

Знает он.

— Катись к своей Свечке! — отступаю на шаг.

— Причем здесь моя Лена? О тебе говорим.

«МОЯ ЛЕНА».

Где-то тут подорванная нервная система окончательно выходит из строя.

— Что с тобой происходит?

— Не твое дело! Ненавижу вас всех! — чувствую, как по щекам текут предатели-слезы. — Ненавижу! Надоело! Все надоело! Оставьте меня в покое! Не лезьте в мою жизнь со своими долбаными советами! —