Историки Рима - Гай Крисп

3. В это же время Луций Басс был отправлен во главе летучих конных отрядов на усмирение Кампании, хотя города этой провинции больше ссорились между собой, чем бунтовали против власти принцепса. С появлением солдат всюду водворилось спокойствие, и мелкие города не понесли никакого наказания. В Капуе разрушили несколько лучших домов и разместили на зимние квартиры третий легион, зато жители Таррацины не получили ничего в возмещение понесенного ими ущерба: всегда легче воздать за зло, чем за добро; люди тяготятся необходимостью проявлять благодарность, но с радостью ищут случая отомстить. Единственным утешением была казнь принадлежавшего Вергилию Капитону раба, который выдал Таррацину врагу, о чем я уже рассказывал; его распяли с тем самым кольцом на пальце,605 которое он получил от Вителлия и постоянно носил. В Риме тем временем сенат присвоил Веспасиану все почести и звания, обычно полагающиеся принцепсу. Сенаторы были полны радостных надежд: гражданская война, вспыхнувшая в Галлии и Испании, перекинувшаяся сначала в Германию, потом в Иллирик, наконец — в Египет, Иудею и Сирию, охватившая все провинции и все армии, подобно искупительной жертве, очистила мир и теперь, казалось, близилась к концу. Еще более обрадовало всех письмо Веспасиана, написанное им якобы до окончания войны, — во всяком случае, в таких выражениях было оно составлено. Веспасиан писал как настоящий принцепс, все внимание уделял важным государственным вопросам, а о себе упоминал как о простом гражданине. Сенат, со своей стороны, проявил готовность ему служить: Веспасиан и сын его Тит получили звание консулов, Домициан стал претором с консульскими полномочиями.

4. Муциан тоже прислал сенату письмо, вызвавшее много разговоров. «Если мы имеем дело с частным человеком, — рассуждали сенаторы, — то на каком основании обращается он с посланием к сенату? Разве не мог он несколькими днями позже сказать то же самое на словах? Запоздалые нападки на Вителлия тоже не свидетельствуют о благородстве, а хвастливое заявление о том, что он, Муциан, держал в своих руках императорскую власть и сам даровал ее Веспасиану, непочтительно по отношению к государству и оскорбительно для принцепса». Впрочем, Муциана ненавидели тайно, превозносили явно: после многословных восхвалений ему присудили триумфальные знаки отличия — как говорилось, за поход против сарматов, на самом деле за победу в гражданской войне. Консульские знаки отличия получил Прим Антоний, преторские — Корнелий Фуск и Аррий Вар. Потом вспомнили и о богах и приняли решение восстановить Капитолий. Все эти меры, одну за другой, предлагал консул следующего года Валерий Азиатик, остальные улыбками и жестами выражали свое одобрение, и лишь немногие — либо занимавшие особо почетное положение, либо особо изощренные в лести, — заявляли о своем согласии в тщательно составленных речах. Когда очередь дошла до претора следующего года Гельвидия Приска, он произнес речь, в которой, отдав должное заслугам нового принцепса, не сказал ни одного слова неправды. Выступление его вызвало восторг сенаторов. Этот день стал для Гельвидия самым важным в жизни — с той минуты громкая слава и тяжкие несчастья сопутствовали ему повсюду.

5. Имя этого мужа встречается нам уже второй раз, и дальше о нем придется говорить еще чаще. Как видно, сам ход повествования требует, чтобы здесь я остановился и сказал несколько слов о его жизни, образе мыслей и судьбе. Гельвидий Приск родился в Карецинской области, в муниципии Клувиях, от отца примипилария. Еще юношей он посвятил все свои блестящие способности занятию возвышенными науками606 — не для того, чтобы, подобно многим, прикрывать громкими словами постыдное безделье, но дабы укрепить свой дух мужеством, очиститься от всего пустого и случайного и затем предаться государственной деятельности. Он последовал за наставниками, учившими, что лишь честность есть благо, лишь подлость есть зло, власть же, знатность и все прочее, постороннее душе человеческой, — не благо и не зло. Гельвидий только еще отбыл службу в должности квестора, когда Пет Тразея607 выбрал его себе в зятья; ценить свободу было главное, чему он научился у тестя. Как гражданин и сенатор, как муж, зять и друг, он был всегда неизменен; презирал богатство, неуклонно соблюдал справедливость и не ведал страха.

6. Некоторые считали чрезмерным его стремление к славе — известно, что даже самым мудрым людям от честолюбия удается избавиться позже, чем от других страстей. После гибели тестя Гельвидий был сослан, но при Гальбе вернулся в Рим и выступил обвинителем против Эприя Марцелла,608 по доносу которого казнили Тразею. Сенат разделился, одни считали стремление Гельвидия отомстить за тестя справедливым, другие — чрезмерным: если бы Марцелл был осужден, по этому же обвинению пришлось бы казнить целые толпы людей. Насколько напряженной на первых порах была борьба, можно судить по замечательным речам, произнесенным обоими противниками. Вскоре, однако, Гельвидий снял свое обвинение — его просили об этом многие сенаторы, и неясно было, к какому решению склоняется Гальба. Мнения людей всегда несходны, и поступок Гельвидия вызвал самые разные толки: одни хвалили его за умеренность, другие порицали за недостаток настойчивости. В тот день, когда сенат признал Веспасиана верховным владыкой империи, было решено отправить к нему послов. По этому поводу между Гельвидием и Эприем снова началась бурная ссора — Приск настаивал на том, чтобы принесшие присягу магистраты назначили послов поименно, Марцелл поддерживал мнение консула следующего года и требовал решить дело жребием.

7. Марцелл тем более упорно отстаивал это предложение, что защищал свои собственные интересы: если бы его не назначили, все бы решили, что его считают хуже других. Постепенно противники перешли от колких замечаний к длинным речам, полным взаимной ненависти. Гельвидий язвительно спрашивал Марцелла, почему он так боится решения магистратов, — ведь он богат, красноречив и превосходил бы многих, если бы за ним по пятам не шла память о былых злодеяниях. Жребий не разбирает, кто хорош, кто дурен; голосование же и обсуждение потому и приняты в сенате, что таким образом можно ясно представить себе и жизнь человека, и славу, которой он пользуется. Интересы государства, уважение к Веспасиану требуют, чтобы ему навстречу были посланы те, кого сенат считает лучшими, люди, от которых император услышит лишь достойные речи. Веспасиан был другом Тразеи, Сорана, Сентия;609 может быть, сейчас и не время карать тех, кто выступал с обвинениями против этих мужей, но выдвигать их обвинителей тоже не следует. Выбирая послов, сенат как бы указывает Веспасиану, кому следует доверять и кого опасаться. Хорошие друзья — главная опора всякой справедливой власти. Довольно с Марцелла и того, что по его навету Нерон погубил стольких невинных людей, пусть наслаждается полученными за это деньгами и собственной безнаказанностью и не пытается снискать расположение Веспасиана, заслуживающего более достойных советников.

8. Марцелл в своей речи говорил, что все эти нападки направлены против предложений, внесенных не им, а консулом следующего года; мнение последнего, впрочем, вполне соответствует древним установлениям, согласно которым состав посольства определялся жребием, дабы не дать проявиться честолюбию и личной вражде. Не случилось ничего, что заставляло бы считать эти древние установления устаревшими или позволяло бы использовать почести, подобающие принцепсу, для унижения других. Можно любым способом выразить новому принцепсу свою покорность, но более всего надо опасаться, как бы кто-либо не рассердил его своим упрямством именно сейчас, когда он еще не освоился со своим положением, внимательно вглядывается во все лица и прислушивается ко всем речам. «Я хорошо знаю, — продолжал Марцелл, — в какое время живем мы и какое государство создали наши отцы и деды. Древностью должно восхищаться, но сообразовываться приходится с нынешними условиями. Я молюсь, чтобы боги ниспосылали нам хороших императоров, но смиряюсь с теми, какие есть. Тразея погиб не столько от моей речи, сколько по общему решению сената — Нерон любил тешить свою жестокость такого рода зрелищами, и дружба его была для меня не менее ужасна, чем для других изгнание. Пусть Гельвидий равняется мужеством и доблестью с Катонами и Брутами; я — всего лишь один из членов этого сената, пресмыкавшийся и унижавшийся вместе со всеми. Я даже дал бы Приску совет: не ставить себя выше принцепса, не пытаться навязывать Веспасиану свои мнения — он старик, триумфатор, отец взрослых детей. Плохим императорам нравится неограниченная власть, хорошим — умеренная свобода». Доводы обоих противников, изложенные в яростном споре, были восприняты по-разному; победили те, кто настаивал на избрании легатов по жребию: сенаторы не слишком влиятельные предпочитали не отступать от обычая, люди выдающиеся сочли за благо согласиться с ними, опасаясь возбудить зависть, если окажутся избранными.