Сибирь. Монголия. Китай. Тибет. Путешествия длиною в жизнь - Александра Потанина

Летом, когда хлеба поспеют, в деревнях назначают праздники, для каждой деревни с ее выселками, в один и тот же, раз навсегда определенный день и в одном определенном месте, непременно под открытым небом. Туда съезжаются жители, приносят хлеб, испеченный из новой муки, и водку. Тереучи как бы делают смотр продуктам и потом делят все принесенное между присутствующими; при этом львиную долю назначают ламам. Хозяйки в этот день стараются испечь хлеб как можно лучше, а главное – как можно больше по объему: в этом их главная слава. На праздник в этот день привозят сундук, сохраняющийся обыкновенно в главной кумирне этих деревень. Ключи от сундука хранятся у всех четырех тереучи, и отпереть его замки можно только всем тереучи вместе. В этом сундуке хранятся костюмы и маски, и тереучи предлагают желающим маскироваться и плясать. Представлений театрального характера, по-видимому, при этом не бывает.

Поздней осенью у широнголов бывает еще праздник с маскарадом. Они называли нам его тангутским именем чоба, что значит «цветок». Действительно, в этот день делают какое-то подобие огромного цветка из бумаги и носят его впереди процессии на палке. Процессию составляют маскированные; они входят на театральную платформу перед кумирней и здесь дают представления, по-видимому, состоящие из грубых фарсов. Масса народу стекается сюда к вечеру полюбоваться на иллюминацию около кумирни и театра; почти всякий идет с зажженным фонарем, воткнутым на палку. Много сжигают в это время ракеток и петард. Общество бывает очень оживленно и шумно. Это какой-то шутовской веселый праздник; костюмы для него шьются в складчину участвующими.

Весной в Нидже бывают и настоящие театральные представления в честь Кван-Лоя, божества, которому посвящена их главная кумирня. Это чисто китайский праздник. В это время приглашают настоящих актеров.

Самый главный праздник у широнголов так же, как у китайцев, – цаган-сар, первый день весны, начало нового года. Это – праздник несколько торжественный, нешумный: к нему заранее готовятся и празднуют его две недели; так, по крайней мере, следует праздновать. Праздник начинается с вечера. В сумерки, к восходу луны, все надевают нарядное платье, по возможности, новое; хозяин дома перед дверьми своего жилья сжигает с коленопреклонением желтую бумагу, к дверям и углам дома прикрепляет курительные свечи, над входом в дом вешает зажженные фонари, на двери и на стены наклеивает новые картины и даже над яслями у своих животных налепляет какую-то желтую печатную бумагу. Вслед за хозяином дома молится и вся семья; затем они начинают угощаться, каждый в кругу своей семьи, заранее приготовленными и уже поставленными на стол блюдами. На другое утро хозяйка прежде всего выкидывает собаке несколько различного сорта хлебцев – пшеничный, ячменный, гречневый и т. д. – и наблюдает, за какой хлеб собака раньше возьмется: такого хлеба в этот год урожай будет изобильнее. Многие хозяева и прочему скоту в этот день дают хлеба.

Затем начинаются визиты родственникам, причем строго наблюдается старшинство родственников. Каждый санчуанец и санчуанка, отправляющиеся с визитами, берут в руки корзину, ставят туда бутылку с водкой и кладут печенье: это приношения, доказывающие уважение. За богатыми слуги носят приношения на подносах. При входе в дом делают земной поклон перед божницей, а затем такие же поклоны перед старшими родственниками. Все 6 дней цаган-сара проходят в таких взаимных визитах. Для молодых людей и молодых женщин в Санчуане устраиваются на улице качели, как это делается у нас в Пасху в некоторых русских деревнях.

Вслед за окончанием праздников народ в Санчуане принимается за полевые весенние работы.

Чтобы ближе познакомить с жизнью широнгольского крестьянина, я опишу здесь нашу жизнь в доме одного из них.

В ясный осенний день, в ноябре 1884 года, переехали мы на пароме через Желтую реку и к вечеру въехали в деревню Ниджа, где предполагали зимовать. Наш небольшой караван на наемных мулах вошел в китайскую часть деревни, и мы остановились на постоялом дворе у китайца. Наш переводчик Сандан Джимба был санчуанец родом, и в Нидже у него были родные; на другой же день он отыскал нам квартиру и позвал меня осмотреть ее. Оставив тесные улицы с лавками и миновав китайскую школу на окраине деревни, откуда слышался шум детских голосов, нараспев читающих свои книги, мы вышли на поля. Здесь, перейдя несколько пашенных арыков, обсаженных тополями, вошли в улицу среди нескольких, отдельно стоящих, домов. Уже одна эта отдаленность от китайских улиц расположила меня в пользу моей будущей квартиры, а высокие трехсаженные стены, окружавшие со всех сторон двор, и единственная калитка, которую, казалось, легко было запереть, понравились мне еще более.

Внутри этой крепости, сложенной из сырцового кирпича, находились два дома из того же материала; прямо против калитки был тот, который желали отдать нам. При входе внутрь я увидела, что эту постройку нельзя было назвать домом собственно в нашем смысле этого слова. В нее вели огромные створчатые двери из плохо отесанного дерева; навешаны они были не на петлях, как у нас, а ходили на пятах, т. е. каждая створка имела в своей верхней и нижней частях шины, которые вкладывались в дыры, продолбленные в верхнем косяке и в пороге; двери такого устройства никогда плотно не прилегают к косякам. Дом наш одно только помещение; пол в нем был земляной, а потолок из жердей, прикрытых соломой, сверху густо обмазанной глиной; это служило в одно время и потолком, и кровлей дома; между жердями потолка, положенными на стены, были скважины, в которые свободно влетали воробьи; два большие окна не имели ни рам, ни решеток, но изнутри задвигались ставнями. Одна часть этого сарая имела кан или лежанку, сбитую из глины; под ней были две топки, подтапливающиеся со двора. Очага в доме не было. Несколько корзин с зерном и деревянный сундук составляли имущество хозяев, которое они обещали убрать, если мы наймем дом.

Осмотрев это не совсем комфортабельное жилище, я зашла в боковой дом, чтобы посмотреть, не лучше ли он устроен, и думая в таком случае нанять его; но там было все то же самое; разницу составлял только очаг, сложенный самым грубым способом в одном из углов жилья. Хозяевам, по-видимому, очень хотелось пустить нас к себе, и они обещали сделать все необходимые улучшения в доме: затыкать дыры, заказать решетки к окнам и поставить переносную китайскую печку-жаровню. Зная по опыту, что в деревнях готовых квартир не бывает, богатые люди к себе не пустят, а бедняки все живут тесно, я решилась взять эту квартиру; нужно было только решить вопрос о кухне. Повели меня смотреть кухню, и оказалось, что это была небольшая загородка между нашим домом и стеной двора. Стенка, составляющая эту загородку, была почему-то сложена не во всю ширину и оставляла с обеих сторон небольшие проходы; один из них должен был служить дверью, но другой я находила уже совершенно излишним. В этом углу за загородкой был сложен очаг с вмазанным в него котлом. Пришлось согласиться и на это; решили, что наш слуга, повар и конюх вместе, будет спать у нас в комнате, а старик-переводчик ходить ночевать к своему племяннику в соседний дом.