Украшения строптивых - Арсений Миронов

— Колечко… у вас?

— Да… экхм… вышвырнул, кажись, кудай-то… — Посух замялся, отвел взгляд. — Пошлухай, Данилка: плюнь ты на энтот гадский перштень. Давай, повторяй жа мной: харк — тьху!!!

— Вы, деда Посух, поищите хорошенько. Перстенек мне очень нужен, — медленно произнес Данька неродным голосом, растягивая слова по слогам.

Древний пасечник испуганно поднял глазки, обиженно заморгал. Потом сунул ручку в аккуратный накладной кармашек на пузе:

— Тьфу! Вот привяжался… Да жабирай!

Будто холодный камешек лег в сухую ладонь Данилы. Свищовский перстень, похожий на крупную муху, замершую в морщинистом куске черного льда, привычно скользнул на указательный перст… ох, сладкое чувство крылатости в правой руке! Абсолютная свобода удара. Снова отрастают невидимые железные когти… Данила восхищенно посмотрел на собственную руку, будто не узнавая: сколько убийственной мощи — кажется, голубые искры вот-вот затрещат меж пальцев! Я вновь повелитель железного врана!

Быстро повернул камень — ох! Сладко защекотало ладонь — забытое ощущение: незримая нить протянулась от сжатого Данькиного кулака куда-то вдаль, за десятки верст — там, на рее брошенного, замершего на отмели купеческого коча по-прежнему сидела, спрятав плоскую голову под стальное крыло, ужасная черная птица…

Просыпайся, пернатый друг! — ухмыльнулся Данька, напрягаясь и будто подтаскивая железного ворона к себе — как тяжелый воздушный змей на металлическом тросике. И вот — потекли по нити горячие волны, мягкими толчками передаваясь в Данькину руку, жарко онемевшую почти по локоть: ворон проснулся. Он летит к хозяину.

Данька прикрыл глаза: и вдруг… увидел свою птицу. Мрачную молнию над вогнутым зеркалом воды. Видение было ясным и отчетливым, но — кратким, как сухой проблеск фотовспышки: только контуры и тени, никакой цветности. Вода и птица — и снова темнота перед глазами.

Когда он раздвинул ресницы и огляделся, Посуха уже не было на корме. Ушел беспокойный старичок.

V

Бывший главарь разбойничьей ватаги, а ныне просто главный наследников кормчий Стыря едва не выронил из цепких клешней деревянное кормило «Будимира».

— Княжич! Ты чуешь?

Княжич Зверко кивнул. Он именно чуял: еще не мог слышать странный ноющий звук, похожий на плач сотни болезненных волынок. Но уже уловил невнятную, тревожную вибрацию в воздухе. Недобрую дрожь, долетевшую из-за холмов, мирно зеленевших прямо по курсу.

Тут Зверко увидел, что у Стыри мелко подрагивают руки.

— Я знаю этот позвук, — сказал кормчий. — Это Чурила. Впереди из-за широкого поворота выплывали Присады Висохолма — редкие домики среди сплошных лугов. «Странно, — подумал наследеник, — травокос начался, а здешние мужики медлят». На лугах не было ни одного косаря. Тьфу, что за вонь — сладковатая, тошнотворная…

— Я знаю этот смрад, — сказал кормчий Стыря. — Здесь был Чурила.

Кончились луга, показался задымленный висохолмский пригород — ветряки да голубятни в рыхлой зелени вишневых садов. А вот и городище: на крутом холме прочернела древняя, опаленная частыми вражьими приступами каменная стена с изрубленным бревенчатым насадом — за много лет бревна измочалились, побурели от крови, обросли колючим наростом обломанных стрел. Вот он, легендарный Висохолм, пограничный город Залесской Руси. Слава Богу, все в порядке. Укрепления целы, неприятельской армии не видать, а вон и людишки белыми пятнышками мелькают у пристани…

И вдруг наследник испугался.

Что-то не так. Что-то чуждое, нерусское было во внешности городища. Зверко быстро посмотрел в ту сторону, куда указывала загорелая рука кормчего. Прямо из середины укрепленного кремля в нежно-голубое небо торчало нечто. Пока невысокое, еще недостроенное. Чернокаменное, изукрашенное рогатыми статуями, желтыми цветами и мутно-золотистыми побрякушками. Ветер донес с того берега… музыку. Все тот же ноющий плач — только теперь он усилился, оброс медным шорохом бубенцов и ритмичным потрескиваньем гремушек… Звуки долетают именно оттуда, из непонятного сооружения с блестящими рогами на чешуйчатой крыше.

Какая-то идиотская пагода.

— Кажется, ты прав, приятель, — произнес наследник Зверко. — Табань корабли. И рассказывай, что знаешь о Чуриле.

Стыря знал предостаточно. Три дня назад он нанялся на службу к старухе Корчале. Жрица Мокоши сама обратилась к известному ярыге за помощью. Дело было секретное, государственной важности. Корчала собиралась выкрасть летучие сапоги у восточного полубога Чурилы — в тот час, когда этот симпатичный парень будет отдыхать в Дымном Урочище после ночных плясок с поклонницами. Стыря тогда маловато знал о Чуриле — и потому согласился. Корчала заплатила пять гривен сразу (тихо! только не говори моим удальцам!) и обещала еще десять за удачное дело. Стыря пробрался в Дымное Урочище и залег в мокром ивняке, дожидаясь удобного момента. Чурила появился под утро — прилег на камушек и заснул. Стыря, уже предвкушая скорый гонорар, ловко подкрался и стащил сапоги. И тут… началось. Отовсюду набежали Чурилины волхвы-телохранители в черных плащах! Какие-то жуткие волки соткались из полумрака! Будто из-под земли полезли дивьи мохнолюди, великанища с клыкастыми мордами! Даже железный ворон упал сверху, из-за облака!

— Железный ворон? — прищурился Зверко. Точно железный. Одним словом, Стыря наконец понял, что попал в необычайную заваруху, в крутую божественную усобицу. Пришлось бросить сапоги и спасаться бегством. Только на следующий день Хлестаный узнал, что Чурила — не просто молодой дурачок, сипящий на свирели и танцующий с пастушками. Чурила шел на Русь как новый властитель! Он захватывал города не копьем, а… играючи. Играючи на свирели. Ноющий звук и сладкий смрадный дымок в воздухе — все это знакомо Стыре по Дымному Урочищу!

— Княжич! Дозволь мне пробраться в городище — разведать, что к чему… — Стыря умоляюще поднял белесые брови. — Страсть любопытно!

— И я, княжич! И меня! Добрый волен, пусти на вылазку! — подскочили сразу несколько бандитов. Волосатые кулаки сжаты, глаза горят…

— Я тоже, миленький братец! — завизжала Рута: испугалась, что про нее забыли. Подскочила и вцепилась в локоть: — Буду тебя охранять, правда?

— Не шляйтеся туды! — вдруг донесся недовольный голос откуда-то сбоку. Дедушка Посух будто невзначай прошествовал мимо, прижимая к груди почти равновеликий жбан с квасом. — Тама гадостное чародейштво, я отседова чую. Начурено, набедокурено — штрах! Это все Чурилка-жлодей вождух портит… Жаколдует вас, жаколдобит!

— А что делать, деда Посух?

— Дык… а грецкие Стати на что? Доставай их из торбы — и пущай в дело. Они любые чары вмиг выжгут… — твердо сказал Посух. И забавно нахмурился: — Что, боисся?

Данила боялся. Он понимал: если пустить в дело страшные Имперские Стати, они уничтожат всю магию в округе… Не только вражескую, но — любую. В том числе — Данькиного железного ворона. А также драгоценные порошки, пирожки и зелья. Все сгорит без следа…

В этом сказочном мире использование Статей равноценно применению термоядерной бомбы в битве на Куликовом поле. Едва ли это понравится новым Данилиным подругам — русалкам… Как отнесутся к такой выходке местные водяные, лешие и прочая полезная нежить? Или, скажем, степной ветер, которого Данька с большим трудом приманил к своим парусам щедрыми дозами скат-жемчуга?

Глядя вслед удаляющемуся старичку, Данька промолчал. Нет, Имперские Стати — не вариант. У меня есть другие способы ведения войны. Он покосился на Стырю, который нетерпеливо переминался с ноги на ногу, поглядывая выжидательно и чуть испытующе.

— Будь по-твоему, кормчий, — сказал Зверко, быстро стягивая верблюжью безрукавку. — Нужна разведка. Я пойду с тобой. Сплаваем по-быстрому. Только мы двое — остальные здесь.

Быстро обернулся к Руте, предупреждая протестующие визги:

— Ты останешься на корабле, сестрица. Поручаю тебе охрану «Будимира». Только… надень, пожалуйста, кольчугу подлиннее — и выплети эти дурацкие ржавые кольца из волос.

Отвернулся и, жмурясь, поглядел в сторону Висохолма. Данька понимал: город занят неприятелем и вылазка будет небезопасной. Однако… не мог усидеть на месте. Столько раз слышал про этого Чурилу! Хоть одним глазком поглядеть на зверя…

Он скинул звенящую кольчужную кожу, стащил сапоги и мигнул Стыре: пошли. Хлестаный подозвал кудрявого помощника, цыгана Берладку — передал гудящее кормило: «Кидайте становые грузы на дно; ждите нас». Рывком стянул малиновую рубаху, вытащил из расписных ножен любимый сорочинский кинжал (Данька вернул клинок владельцу). Мотнул головой, лихо прикусил зубами кончик оселедца. Покосился на княжича — вдруг, заметив неладное, едва уловимым жестом показал себе на лоб.