Анатомия финансового пузыря - Елена Чиркова

Если объект трудно оценить, то это дает почву для того, чтобы появилась правдоподобная история, объясняющая, почему его стоимость должна быть высока. Приведу пример эпохи интернет-бума. Речь пойдет об акциях компании Cisco, которую мы упоминали в главе 6. Помните, авторы «Анти-Гринспена» критиковали CNBS за то, что его ведущие рискнули предположить, что капитализация Cisco может достигнуть триллиона? Их аргумент был таков: весь мировой ВВП составляет 30 трлн долларов, а одна компания, пусть даже с выручкой 15 млрд долларов, не может стоить 3% мирового ВВП. А что если мы, «чайники», не знаем размеров мирового ВВП и нам представляют следующие доводы?

«В 1999 году “большая тройка” автопроизводителей – General Motors, Ford, Daimler Chrysler – использовали труд 1 102 400 человек, чтобы создать совокупную выручку размером 470 млрд долларов и совокупную прибыль размером 17 млрд долларов. Cisco Systems, напротив, использовала труд всего лишь 39 тыс. человек, чтобы создать выручку размером 15 млрд долларов и прибыль в размере 3,1 млрд долларов. Несмотря на это, рыночная стоимость Cisco (354,7 млрд долларов) превышала совокупную стоимость General Motors, Ford и Daimler Chrysler (126,5 млрд долларов). Почему умные инвесторы захотят владеть акциями General Motors, Ford или Daimler Chrysler, если большинство людей уже имеют пару, а то и три машины в своем гараже? Неудивительно, что P/E Ford – 5, General Motors – 6, а Daimler Chrysler – 8. У Cisco Systems P/E равен 89, потому что сегодня только 300 млн человек, или 5% населения Земли, могут подключиться к Интернету без того, чтобы обрушить систему. В один прекрасный день, и это так же верно, как то, что солнце входит и заходит, 40% населения Земли, или 2,4 млрд человек, смогут подключиться к Интернету и не обрушить систему. Неудивительно, что P/E интернети технологических акций так высок. Они представляют собой будущее этой страны и, следовательно, всего мира. Технология – это самая главная движущая сила американской экономики. И поскольку и Интернет, и технология оказывают дефляционное воздействие, они же и две главные силы, обуздывающие инфляцию» [Rowe 2001].

Как вам этот текст? На первый взгляд очень убеждает. Но вот если копнуть… Автор пишет, что машин уже две-три на семью, а к Интернету люди не подключены. Но статистика по машинам американская, а по Интернету – глобальная, сравнивать их некорректно. Та беднота в странах третьего мира, которая не имеет машин, захочет ли она платить существенные деньги за подключение к Интернету? И есть ли там инфраструктура, например телефонные сети, чтобы организовать такое подключение? Окупятся ли эти инвестиции? Это только начало критики этого пассажа, да и аргументы по поводу общего размера ВВП никто не отметал.

Еще сложнее обстоят дела, когда речь идет о новых объектах, изменении парадигмы, построении «нового мира» там, где простор для воображения и мало конкретных фактов. Понятие нового может быть довольно широким, сказку для инвесторов можно сочинить на тему практически любой инновации. Постараюсь привести нетривиальный пример. В 1950-х годах развернулась активная спекуляция акциями… боулинговых компаний. Эта история хорошо описана у Шуровьески, и я просто перескажу ее. Самый большой биржевой бум 1950-х годов зародился на задворках небольшого городка Перл-Ривер, штат Нью-Йорк. В 1936 году Готфрид Шмидт, инженер и лекальщик, а также большой любитель кегельбана, подумал о том, что машина могла бы устанавливать кегли быстрее и точнее, чем это делалось вручную. Он собрал небольшую команду и принялся сооружать первое автоматическое устройство для подбора и установки кеглей. Это была середина Великой депрессии, и изобретатели вынуждены были использовать металлолом, велосипедные цепи и подержанные автозапчасти. В течение года Шмидт сконструировал неплохо работающий образец и получил на него патент, но у него не было возможностей для массового производства своего изобретения.

Тут на сцену вышел изобретатель-любитель Морхед Паттерсон, который также занимал должность вице-президента American Machine and Foundry (AMF). Компания специализировалась на производстве машин для пекарной и табачной промышленности, но была заинтересована в диверсификации. Паттерсон понял, что изобретение Шмидта может совершить революцию в индустрии кегельбанов. Поскольку кегельбаны нанимали мальчишек, чтобы подбирать и расставлять кегли, число используемых дорожек было ограничено, а отношения между мальчишками и посетителями были в лучшем случае натянутыми. Общественные реформаторы осуждали кегельбаны как средоточие порока. Автоматический расстановщик кеглей придал бы кегельбанам рациональность и механическую эффективность, что в дальнейшем спровоцировало бы рост спроса на их услуги. Паттерсон предложил Шмидту работу в AMF, которая получила контроль над патентом.

Первый автоматический расстановщик кеглей появился в 1946 году, но он был еще слишком несовершенен. В эксплуатацию усовершенствованный автомат был введен в 1951 году в кегельбане в Маунт-Клементс, штат Мичиган. Резонанс был грандиозным. Машины оказались быстрее и надежнее мальчишек, поэтому играть в боулинг стало удобнее и приятнее. Кегельбаны превратились из занюханных дыр в волшебные дворцы. Процветающий средний класс ринулся в кегельбаны, ибо повсюду трубили, что это теперь семейное развлечение и кегельбан рекламировался как «загородный клуб для народа». К концу 1950-х годов более десяти миллионов американцев посещали кегельбан по крайней мере раз в неделю.

Акции компаний, так или иначе связанных с кегельбанами, превратились в фаворитов Уолл-стрит. В период между 1957 и 1958 годами курс акций AMF и Brunswick (еще одна компания, выпускавшая оборудование для кегельбанов) вырос вдвое. Становились публичными более мелкие компании. Инвесторы охотно финансировали любые идеи, связанные с кегельбаном. Кегельбаны строились по всей Америке. К 1960 году было уже 12 тыс. заведений со 110 тыс. дорожек. В общей сложности инвесторы во время бума вложили в индустрию 2 млрд долларов – по тем временам огромную сумму. Аналитики утверждали, что вскоре каждый американец будет проводить в кегельбане по два часа в неделю и темпы роста отрасли возрастут. Чарльз Шваб, в то время начинавший карьеру на Уолл-стрит, выразился так: «Только посчитайте – 180 миллионов человек умножить на два часа в неделю, с учетом 52 недель в году. Это очень большой боулинг». Благодаря шумихе курс акций компаний, связанных с боулингом, вырос еще больше. Но к 1963 году их акции упали на 80% по сравнению с пиковыми значениями, и прошло почти целое десятилетие, пока они смогли хотя бы частично вернуть утраченные позиции. С течением времени кегельбаны стали менее популярными и никогда впоследствии не пользовались такой любовью, как во времена Эйзенхауэра. Сегодня в стране вдвое меньше кегельбанов, чем было сорок лет назад, хотя американцев стало на сто миллионов больше» [Шуровьески 2007, с. 232–234].

Как вы видите, попытаться доказать, что возник новый мир, можно и практически на пустом месте! Что же говорить, например, об урановой мании 1953–1954 годов. В эти годы «ожидался рост спроса на уран, который служил бы топливом для производства электроэнергии, некоторые американцы отказались от своей карьеры, чтобы стать искателями урана» [Levy 2002, р. 81]. Как пел Высоцкий, «я б в Москве с киркой уран нашел…». Еще круче будут такие сдвиги парадигмы, как «электрификация всей страны», рост спроса на бытовые электроприборы, распространение радио и телефона в 1920-е годы. Чем не новый мир каналы и железные дороги, скотоводческие хозяйства Дикого Запада после изобретения судна-рефрижератора? Попытками создания нового мира являются и «Схема “Миссисипи”», и организация «Компании Южных морей». А байку об ограниченности ресурсов продали инвесторам несколько раз. Только в нашей книге мы упоминали 20-е годы XIX века в Англии, когда рост цен на ресурсы обосновывался спросом со стороны вновь образовавшихся латиноамериканских стран, 20-е годы XX века в США. В 2008 году прогноз того, что цена на нефть достигнет 200 долларов за баррель, объясняли ростом спроса со стороны Китая. А вот «список» Марка Фабера: «Самые сильные бумы и падения на фондовом рынке в истории были вызваны чрезмерным оптимизмом по поводу развития новых отраслей (каналов, железных дорог, супертанкеров, радио, автомобилестроения, персональных компьютеров, интернет-сайтов, мобильных телефонов и т. д.) или открытием новых территорий (Южные моря, Запад США, Латинская Америка во второй половине XIX века, и т. п.)» [Faber 2008, р. 87].

Очень интересен тот факт, что если спросить мнение специалистов о важности тех или иных технических инноваций XX века, то Интернет не будет на первом месте. «В конце 2000 года Национальная инженерная академия США провела опрос своих членов, в котором требовалось проранжировать самые большие инженерные достижения XX века. В списке из 20 достижений Интернет занял 13-е место – после электричества, автомобилей, самолетов, телефонов и космических кораблей» [Fleckenstein, Sheehan 2008, р. 81]. А Гринспен по поводу Интернета выразился так: «Революция в информационных технологиях происходила последние 40 лет. Она началась после Второй мировой войны с изобретения транзистора, который вызвал волну инноваций. Компьютер, спутники, микропроцессор, лазерные технологии и оптическое волокно в телекоммуникациях – все это помогло создать условия для кажущегося внезапного появления Интернета» [Greenspan 2008, р. 168].