Историк - Элизабет Костова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Прошу вас не стесняться, дорогие гости. — Стойчев царственным жестом указал рукой на стол.
Ирина налила в стаканы бренди — одним его запахом можно было сразить наповал небольшого зверька, — и он галантно поднял тост, открыв желтоватые зубы в широкой сердечной улыбке. — Выпьем за единство ученых всех стран.
Мы единодушно поддержали тост, и только Ранов, иронически усмехнувшись, оглядел нас:
— Пью за то, чтобы ваша наука принесла пользу партии и народу, — проговорил он, слегка поклонившись мне.
У меня почти пропал аппетит: что это — расхожий штамп или он намерен обратить на пользу своей партии что-то, известное мне? Все же я возвратил поклон и залпом опрокинул стакан. Я уже успел понять, что ракию можно пить только залпом, после чего ожог горла третьей степени быстро сменяется приятным теплом внутри. Еще немного этого зелья, с опаской подумалось мне, и даже Ранов может показаться вполне сносным.
— Я рад случаю поговорить о нашей средневековой истории со знатоком, — обратился ко мне Стойчев. — Возможно, вам и мисс Росси интересно будет посетить праздник в честь двух прославленных персонажей нашей истории. Завтра — день Кирилла и Мефодия, создателей великой славянской азбуки. Вы по-английски называете наш шрифт «сирилик», не так ли? Мы же говорим «кириллица», в честь монаха Кирилла, изобретшего ее.
На мгновение я замешкался, вспомнив о нашем брате Кирилле, но Стойчев продолжал, и я, поняв, что он задумал, отдал должное его изобретательности.
— Сегодня у меня много работы, — сказал он, — но если вы согласитесь вернуться завтра, то встретитесь с моими прежними студентами, которые соберутся на праздник, и тогда я смогу больше рассказать вам о Кирилле.
— Вы очень добры, — сказала Элен. — Если мы не отнимаем у вас слишком много времени, для нас это была бы большая честь. Товарищ Ранов, это можно устроить?
«Товарищ» не пропал даром: Ранов из-за края стакана ощерился в улыбке.
— Разумеется, если это поможет в вашей работе, я буду счастлив содействовать.
— Вот и хорошо, — заключил Стойчев. — Мы собираемся в полвторого. Ирина приготовит обед повкуснее. Вы познакомитесь со многими коллегами, работы которых вас заинтересуют.
Мы многословно благодарили его и послушно ели, повинуясь уговорам Ирины, хотя Элен, как и я, постаралась уклониться от добавки ракии. Закончив скромную трапезу, Элен сразу поднялась, и я последовал ее примеру.
— Не будем больше утомлять вас, профессор, — сказала она, протягивая ему руку.
— Вы меня ничуть не утомили, дорогая, — отозвался Стойчев, тепло отвечая на рукопожатие, но мне показалось, что он действительно устал. — Я буду ждать завтрашней встречи.
Ирина проводила нас до ворот через зеленый дворик и сад.
— До завтра, — сказала она и добавила что-то по-болгарски Ранову, отчего он, прежде чем надеть шляпу, снова пригладил волосы.
— Очень милая девушка, — самодовольно заметил он, садясь в машину, и Элен у него за спиной воздела глаза к небу.
Только вечером нам удалось на несколько минут остаться наедине. Ранов, осчастливив нас своим обществом за ужином, наконец удалился. Мы с Элен вместе поднялись наверх — лифт снова не работал — и задержались в холле перед моим номером, ловя сладкий миг среди многосложных дел. Дав Ранову время отъехать, мы спустились обратно, прогулялись до кафе на соседней улочке и сели за металлический столик под деревьями.
— Кто-то следит за нами и здесь, — тихо заметила Элен. Я предусмотрительно положил портфель на колени: теперь я опасался оставлять его даже под столиком кафе.
Элен улыбнулась.
— Здесь хотя бы жучков нет, как у меня в номере. И у тебя. — Она подняла глаза к зеленым веткам над головой. — Липы… через пару месяцев зацветут. У нас дома цветы заваривают вместо чая — может, и здесь тоже. Когда садишься за такой столик, приходится сначала смахнуть осыпавшуюся пыльцу и цветы. Они пахнут медом, так свежо и сладко.
Быстрым движением она будто смахнула тысячу бледно-зеленых цветков.
Я взял ее руку, перевернул ладонью вверх, всмотрелся в тонкие линии. Я надеялся, что они предсказывают долгую жизнь и счастье, вместе со мной.
— Что ты думаешь об этом письме Стойчева?
— Возможно, удача наконец повернулась к нам лицом, — задумчиво отозвалась она. — Поначалу я решила, что это просто очередной кусочек исторической головоломки и нам он ничего не даст. Но с той минуты, когда Стойчев угадал, что наше письмо могло оказаться опасным, я начала надеяться.
— И я тоже, — признался я. — Но может быть, он просто имел в виду, что этот материал остается политически неудобным, как и многие другие вопросы, которыми он занимается, потому что относится к истории церкви?
— Понимаю, — вздохнула Элен. — Возможно, он только это и хотел сказать.
— И поэтому он не захотел говорить о письме при Ранове.
— Пожалуй… Придется подождать до завтра, чтобы узнать, что он имел в виду. — Элен переплела свои пальцы с моими. — Тебя мучает каждый день промедления, да?
Я медленно склонил голову.
— Если бы ты знала Росси… — Тут я осекся.
Она смотрела мне прямо в глаза, поправляя выбившуюся из прически прядь. Жест был таким печальным, что ее слова прозвучали особенно весомо:
— Я понемногу узнаю его, через тебя.
В эту минуту к нам приблизилась официантка в белой блузке и спросила о чем-то. Элен обернулась ко мне.
— Что будем пить?
Официантка с любопытством рассматривала нас — созданий, говорящих на непонятном языке.
— А что ты сумеешь заказать? — поддразнил я Элен.
— Чай, — проговорила она, указывая на себя и на меня. — Чай, моля.
— Быстро же ты учишься, — похвалил я, когда официантка отошла.
Она пожала плечами.
— Я учила русский. Болгарский очень похож.
Когда девушка принесла наш чай, Элен мрачно принялась помешивать его.
— Я так рада хоть ненадолго отделаться от Ранова, что просто не хочу думать, что завтра снова придется его увидеть. Не понимаю, как можно всерьез заниматься поисками, когда он стоит за плечами.
— Мне было бы легче, если бы удалось узнать, в чем он нас подозревает, — сознался я. — Странное дело, он мне постоянно кого-то напоминает, но стоит попытаться припомнить, кого именно, нападает какая-то амнезия.
Я взглянул на серьезное милое лицо Элен, и в этот момент мысль моя нащупала что-то, трепетавшее на краю сознания. И таинственный двойник Ранова был тут ни при чем. «Что-то» было связано с милым лицом Элен в сумерках, с чашкой, которую я поднес к губам, с редким словом, подвернувшимся мне на язык. Эта мысль всплывала и раньше, но теперь она вдруг прорвалась в сознание.
— Амнезия, — повторил я, — Элен, амнезия.
— Что? — Она недоуменно нахмурилась.
— Письма Росси! — едва не выкрикнул я и подхватил портфель, чуть не опрокинув чашки. — Его письмо, его поездка в Грецию!
Мне потребовалось несколько минут, чтобы разыскать в бумагах проклятые строчки и прочесть вслух Элен, глядя в ее округлявшиеся потемневшие глаза.
— Помнишь, он пишет о возвращении в Грецию, на Крит, после того, как в Стамбуле у него отобрали карты и как удача отвернулась от него и все пошло плохо? — Я бросил перед ней листок. — Вот, слушай: «В критских тавернах старики куда охотнее потчевали меня своими двунадесятью вампирскими байками, нежели отвечали на вопросы, где можно найти похожий на этот черепок или в каких местах их деды ныряли за добычей к останкам древних кораблекрушений. Однажды вечером какой-то незнакомец угостил меня местным напитком под остроумным названием „амнезия“ после чего я проболел целый день».
— О, господи, — прошептала Элен.
— Незнакомец угостил меня напитком под названием «амнезия», — перефразировал я, стараясь не кричать. — Кто, по-твоему, был этот чертов незнакомец? Так вот почему Росси забыл…
— Он забыл… — Я видел, что Элен загипнотизирована этим словом. — Он забыл Румынию…
— Что вообще там побывал. В письмах к Хеджесу он говорит, что собирается вернуться в Грецию из Румынии, чтобы раздобыть денег и участвовать в археологических раскопках…
— И он забыл мою мать, — почти неслышно закончила Элен.
— Забыл, — эхом отозвался я, и передо мной вдруг возникло видение ее матери, стоящей в дверях, провожая нас взглядом. — Он хотел вернуться. А потом вдруг все забыл. И поэтому — поэтому он говорил мне, что не всегда ясно вспоминает свои поиски.
Лицо Элен стало совсем белым, она стиснула зубы, сощурила глаза, в которых блестели слезы.
— Я его ненавижу, — тихо сказала она, и я уверен, она говорила не об отце».
ГЛАВА 58
«На следующий день ровно в полвторого мы стояли перед воротами Стойчева. Элен, демонстративно не замечая Ранова, сжала мне руку, но даже Ранов был сегодня в праздничном настроении: хмурился меньше обычного и нарядился не в черный, а в коричневый костюм. Из-за забора слышались разговоры и смех, пахло костром и аппетитной едой. Я тоже радовался бы жизни, если бы не мысли о Росси. Я чувствовал что сегодня, именно сегодня, должно случиться то, что поможет мне найти его. В предчувствии этого события я решил от всей души повеселиться на празднике в честь Кирилла и Мефодия.