Заказ - Константин Кульчицкий

– Ва-а-адик!.. – завопила она, ловя перекладину калитки свободной рукой. – Вадька, ты дома?..

Изнутри не последовало никакого ответа, и барышня озадаченно нахмурилась. Как устраивают калитки в дачных домах? Люди состоятельные, у которых загородное жильё – такой же бункер, как и городское, натягивают на трубчатые рамы прочную сетку и навешивают замок. Просто так, мимоходом, на территорию уже не заскочишь. Публика безденежная, но обладающая воображением, творит нечто оригинальное: съёмную на рогульках или самозахлопывающуюся, с противовесом из кирпича. Третьи, и таких большинство, – без денег и без особого изыска, – просто накидывают проволочное колечко. Андрей Поляков мечтал о настоящем коттедже, но пока только мечтал, и дача его родителей относилась к категории большинства.

Кольцо-запирка, свитое из толстого белого провода, было на месте. Барышня сняла его и под терпеливый скрип немазаных петель вошла на участок.

– Ва-адик! – позвала она обиженно. – Приглашал, приглашал, а сам и мангал ещё не поставил!.. Выходи, Леопольд, выходи, подлый трус…

Обитатели дома продолжали её игнорировать. Подгулявшая мадемуазель прошла по тропинке и поднялась на крыльцо.

Здесь находилось первое зримое свидетельство того, что хозяин интересуется лошадьми. Чтобы гости не дубасили в дверь кулаками, на ней висел настоящий дверной молоточек. Бронзовый, в виде подковы. «WELCOME»,[81] – гласила рельефная надпись. Наверное, его отвинчивали на зиму, чтобы не украли бомжи.

Стук молоточка был отчётливо слышен по всему дому (это специально уточняли у сидевшего в «Крестах» Полякова), но никакой реакции опять не последовало. Катя пожала плечами и отперла дверь конфискованным у хозяев ключом. Проделала она это настолько тихо и быстро, что (а мало ли вдруг!) могла бы на голубом глазу заявить запоздало выскочившим обитателям: «А у вас тут было не заперто…»

В случае, если бы поляковские постояльцы словесными аргументами не ограничились, им оставалось бы только пенять на себя. Чёрные пояса таких, как Плечо, для Кати не существовали.

Однако изнутри по-прежнему не доносилось ни звука. Девушка ещё раз призвала никому не известного Вадика, поставила недопитую баночку на перила и вошла. Движение, которым она скользнула в прихожую, знающему глазу говорило о многом.

Сравнялся час «икс», и Антон Панаморев, которому в этой операции досталась роль наблюдателя (кое-что он, конечно же, мог, но по сравнению с настоящими мастерами…) обратился, безо всякого преувеличения, в слух. Вот сейчас внутри начнётся возня, а может быть, и стрельба, и двое мужчин, «случайно» встретившиеся у забора – один держал на поводке большую собаку, – из лениво беседующих мужичков-дачников превратятся в стремительных профессионалов, и вылетающим наружу Серёжиным убийцам преградят путь либо они, либо невидимый за домом третий, либо сам Антон с Сергеем Петровичем…

У него нехорошо ёкнуло сердце, когда нескончаемую минуту спустя Катя как ни в чём не бывало вышла из темноты дверного проёма. Одна.

– Блин, – сказала она и досадливо стащила парик. Взяла с перил свою баночку и залпом допила безалкогольную «Баварию». Не пропадать же добру.

«Неужели?.. – мысленно ахнул Антон. – Неужели ушли?..»

Всё прояснилось ещё буквально через двадцать секунд. Нет, не ушли. Вернее – не ушёл. Один из двоих бандитов находился-таки внутри. Очень мёртвый, как пишут в американских романах. Только в американских романах предпочитают палить из тридцать восьмого калибра, а не провоцировать безвременную кончину, аккуратно роняя бандитов на их же собственные «чертилки»… Зрачки, расширенные контактными линзами, подчёркивали выражение беспредельного изумления, застывшее на лице у Сморчка. Недоумённый вопрос, обращённый в пустоту: «Э, а ты ещё кто?..»

Умер он не более получаса назад. Кружка кофе, стоявшая поблизости на столе, хранила остатки тепла. Никаких посторонних следов беглый (а в дальнейшем – и очень подробный) осмотр не выявил; только одно из окон, плотно закрытое, оказалось не заперто на шпингалет. Вполне могло быть, что так его оставили сами обитатели дома. Увы – никаких уточнений по этому поводу сделать они уже не могли…

Плещеев при виде бандитского трупа сморщился, как от надоедливой зубной боли, выдавшей очередной приступ.

– Жалеете, что живого не взяли? – хмуро поинтересовался Панама. Сам он жалел только о том, что рядом со Сморчком не валялся второй, Плечо.

– Да нет, – отмахнулся Сергей Петрович. – Так просто… вспомнил кое-что не очень приятное… – Тут у него в кармане куртки забеспокоился телефон, и эгидовский шеф, выслушав, с усмешкой продолжил: – А вот, Антон Григорьевич, и второй наш нарисовался. Погиб, оказывается, в автокатастрофе. Вы можете себе вообразить?.. Здесь, поблизости… Обгонял кого-то на повороте… И тоже, представьте, минут тридцать назад…

В Румянцево-Верхнее можно попасть с разных сторон. Можно по шоссе, где угробился на «Мерседесе» Плечо. А можно – грунтовыми дорогами, которые сплетаются-расплетаются в сосновом лесу. На этих дорогах такие выбоины и ухабы, что на первых же метрах засядет не то что «Мерседес» (который, кстати, сюда и не сунется), но и вообще почти всякий автомобиль, кроме хорошего вездехода.

Через ручей, вспухший после ночного дождя, аккуратно перебиралась серая «Нива». Человек, сидевший внутри, был обут в болотные сапоги, а на заднем сиденье стояла корзина грибов.

– Ну, полосатенькая… – глядя на бегущую перед радиатором волну, приговаривал мужчина. – Давай, серая в яблоках… вывози…

Выхлоп за кормой громко булькал из-под слоя воды. Передние колёса раздавили на дне что-то гнилое, «Нива» вздрогнула и окунулась до фар, но не заглохла и, деловито урча, продолжала ползти. Наконец зубастая резина вцепилась в плотный песок, и машина, радостно взревев, выкатилась на сушу. Хозяин благодарно похлопал её по рулю:

– «И только „Нивы“ полосаты пробираются одне»… Умница, маленькая. Ну, вперёд!.. Я в тебя верю!

Движение черепашьими темпами, с периодическим вылезанием наружу и обследованием особо подозрительных рытвин, продолжалось ещё несколько километров. Если бы в лесу было выставлено оцепление, кое у кого появились бы к раннему грибнику вполне обоснованные вопросы. Но никаким оцеплением не пахло, и, соответственно, не последовало вопросов. А потом «Нива» выбралась на асфальт, и ухоженный двигатель запел весело и легко, унося её по направлению к Выборгскому шоссе.

Перед самым выездом на трассу она догнала большой карьерный самосвал, важно следовавший куда-то с полным кузовом гравия. Водитель «Нивы» присмотрелся сквозь лобовое стекло, и то, что он увидел, заставило его улыбнуться. На огромных, как занавески, брызговиках самосвала были вручную сделаны надписи – некогда белые, с тех пор изрядно заросшие грязью, но всё ещё вполне различимые. ПАПА, МЫ ТЕБЯ ЖДЁМ, – гласили буквы на левом. ПОМНИ, ТЕБЯ ЖДУТ ДОМА! – предупреждал правый.

Метров пятьсот «Нива» семенила следом за громадной машиной, потом заморгала левым поворотником, выехала на Выборгскую трассу и резво покатила в сторону Санкт-Петербурга. Осенний день обещал быть тихим и солнечным…

В Стокгольме тоже стояла благолепная и прозрачная солнечная погода. С деревьев тихо сыпались листья и, несмотря на все усилия уборщиков улиц, покрывали старинным золотом серую современность асфальта.

На маленькую парковку за музыкальным музеем, у въезда на территорию королевских конюшен, аккуратно втянулся полугрузовичок «Ниссан». Гуннар Нильхеден заглушил двигатель и посмотрел на часы. До назначенного срока оставалось ещё десять минут, и он не стал вылезать из «Ниссана» (снаружи было, прямо скажем, холодновато), лишь взял с сиденья и положил себе на колени толстую, солидного вида кожаную папку. Не удержавшись, открыл. Там были фотографии. Много фотографий, каждая с подробным сопроводительным листком. На просторных глянцевых снимках скакали, замирали в горделивых стойках, нянчили своих жеребят красавицы кобылицы – праматери будущей «породы нильхеден». Отдельно лежала видеокассета, где лошади были запечатлены в движении, на аллюрах. Гуннар перелистнул несколько снимков, и ему отчётливо показалось, что кокетливые «барышни» сгорали от нетерпения скорее свести знакомство с российским Секретариатом. Что ж, долго ожидать им не придётся. Русские ещё шумят, ещё вовсю бомбардируют через границу разными запросами и отношениями, и Андрей – явно на всякий случай – затаился и по телефону не отвечает, но всё это явление временное. Надо лишь чуточку погодить. Финны – публика надёжная, выдержанная, и уж что-что, а тянуть резину умеют. Отношения с цивилизованным западным соседом им как-то дороже. А там у русских разразится либо очередной долларовый кризис, либо смена правительства, либо новая внутренняя война… и станет не до какого-то жеребца. Все, кто интересуется Россией, знают, как это у них там происходит. Видели неоднократно. На гораздо более серьёзных примерах…