Добрая Фея - Вадим Проскурин

— Когда бензин горит, спичку уже поздно гасить, — заметил Костя.

Инна усмехнулась одним уголком рта.

— Эта аналогия не слишком хороша, — сказала она. — Меня гасить еще не поздно, наоборот, самое время. Конец света, видимо, не наступил, возможно, из–за того, что я в последний момент остановила пожар, который сама разожгла. А может, я себе льщу, может, мое свойство тут ни при чем, может, локальная война началась бы в любом случае, а мировая война никак не могла начаться, я не знаю. Но я очень боюсь того, что я на самом деле виновата. Я полюбила людей, не только тебя, а вообще людей, я не хочу приносить вам горе. Раньше я думала, что меня невозможно убить, но я была не права, это возможно. Надо только, чтобы я сама захотела прекратить это безобразие.

— Твоя жизнь — не безобразие! — воскликнул Костя.

Он резко сел, оперся на локоть и посмотрел на Инну сверху вниз. Он был испуган и растерян, а Инна — наоборот, спокойна и сосредоточенна.

— Я не хочу, чтобы ты умирала! — сказал Костя. — Исполни это желание, ты обязана его исполнить, ты говорила, что не можешь заблокировать свое свойство!

Инна улыбнулась, протянула руку и погладила его по небритой щеке.

— Глупенький мой, — сказала она. — Ты такой милый…

— Ты обязана исполнить его, — продолжал Костя, горячо и сбивчиво. — Этот твой Иван Васильевич далеко, а я близко, значит, я должен влиять на твое свойство сильнее. Его желание было, да сплыло, а мое — вот оно. К тому же он ведь не хотел, чтобы ты именно умерла? Он хотел, чтобы ты утратила свое свойство, а скорее, чтобы твое свойство не имело… ну… нежелательных последствий.

— При чем тут Иван Васильевич? — спросила Инна. — Он далеко, ты прав.

Она продолжала поглаживать его лицо, она смотрела на него, как мама смотрит на неразумного ребенка, он вгляделся в ее удивительные бездонные глаза, изо всех сил желая понять, что она думает и чувствует, обрести, хотя бы на мгновение, ее второе, побочное, свойство — читать мысли…

Инна нахмурилась и отдернула руку.

— А вот это плохая идея, — сказала она. Но Костя уже понял.

— Ольга! — воскликнул он. — Она ненавидит тебя, и из–за этого ты вынуждена вредить самой себе, потому что ее желание…

Инна легонько шлепнула его по губам.

— Это не только ее желание, — сказала она. — Извини, Костя, мне этого не хочется, но другого выхода нет.

Мышцы Кости внезапно ослабли, и он почувствовал, что погружается в сон. Сразу же появилось первое сновидение — Саша протягивает ему красную таблетку и говорит, что это успокоительное, Костя возражает, но рядом появляется Инна, и они начинают убеждать его вдвоем. Сопротивляться им невозможно.

Инна открыла глаза и сказала:

— Не подкрадывайся, Андрей, это бессмысленно. Ты же знаешь, я читаю мыси.

Андрей обошел вокруг березы, к которой была прикреплена верхняя веревка гамака, и встал перед Инной. Его взгляд скользнул по ее стройным бедрам, обтянутым темно–синими джинсами, почти новыми, еще не потертыми, переместился на узкую полоску голого тела между джинсами и футболкой, отметил, что «молния» на ширинке вот–вот расстегнется…

— Даже не думай, — сказала Инна. — Я не хочу снова тебя соблазнять, это противоречит вашей этике. Жаль, что твои эмоции такие сильные и им так трудно сопротивляться.

Андрей почувствовал, как у него что–то шевельнулось в душе, но эта эмоция продержалась лишь неуловимую долю секунды и уступила место медленно нарастающему гневу.

— Так ты меня не… — начал говорить он, но осекся, потому что не смог выговорить слово «любишь».

Но когда твой собеседник — телепат, излагать мысли вслух необязательно.

— Я тебя люблю, — сказала Инна и поспешно уточнила, не дав ему насладиться этим признанием: — Я вас всех люблю, и тебя тоже, ты хороший парень, умный, добрый… При других обстоятельствах я бы с радостью тебе отдалась, у тебя такие прекрасные эмоции, такие чистые… Но сейчас это обидит твоего отца. Почему вы, люди, так любите чувство собственности ? Да, вот так намного лучше, гнев куда приятнее, чем любовь, он не так опасен.

— Ты мазохистка, — хмыкнул Андрей. Инна хихикнула.

— Можно и так сказать, — согласилась она. — Но лучше не бросаться такими словами. В каждом обвинении есть доля желания, а если я действительно полюблю боль…

Инна осеклась на полуслове. Она глядела в пасмурное небо, Андрей заметил, что она закусила губу, не сильно, а так, чуть–чуть. Гнев стек на дно его души грязной лужицей, на его место пришла жалость. Инна перевела взгляд на Андрея и печально произнесла:

— Шел бы ты лучше в дом. Я боюсь долго находиться рядом с тобой, ты еще не повзрослел, не научился понимать, где граница между мечтой и реальностью. Ты не умеешь обуздывать желания, чтобы они тебе не навредили. Буревестник хренов.

— Что? — не понял Андрей.

— Это, по–моему, из школьной программы. Пусть сильнее грянет буря.

— Глупый пингвин робко прячет, умный смело достает, — пробормотал Андрей.

Инна рассмеялась.

— Ты не пингвин, — сказала она. — Будь мы пингвинами, все было бы намного проще.

Внезапно Андрей ощутил, как чувство растерянности и опустошенности, одолевавшее его с самого утра, отступило, сменившись холодной, спокойной решительностью. Он знал, что сейчас нужно сделать, и знал, что он сделает именно то, что нужно.

Он оглянулся через плечо и убедился, что из дома их не видно, даже со второго этажа, их надежно прикрывают декоративные елочки и развесистая колючая облепиха, вокруг которой так неудобно обстригать траву, потом ходишь весь ободранный. Он шагнул вперед и произнес, спокойно и рассудительно, не как мальчик, но как мужчина:

— Инна, я тебя люблю. Мне все равно, что подумают люди, что они скажут, как к нам отнесутся, это их проблемы, а не наши. Папа расстроится, но с ним мы как–нибудь договоримся. В конце концов, по возрасту ты ближе ко мне, чем к нему.

— Что ты знаешь о моем возрасте? — спросила Инна.

Но ей не удалось сбить Андрея с толку.

— Ничего не знаю, — ответил он, скривив губы во взрослой всепонимающей улыбке. — И не хочу ничего знать, мне наплевать, когда ты родилась, где ты родилась и родилась ли вообще, может, тебя вообще в пробирке клонировали, мне все равно. Но я вижу, что на глаз тебе можно дать лет восемнадцать, а мне четырнадцать, разница невелика. А кстати, ты будешь стареть?

Инна покачала головой, ее глаза отчего–то стали печальны.

— Вряд ли, — ответила она.

— Вот видишь! — воскликнул Андрей. — Мы с тобой — прекрасная пара. Используй свое свойство, сделай так, чтобы мама вернулась к папе, это ведь твое свойство, ты обязана его проявлять, ты сама говорила!

Он сделал еще один шаг вперед и опустился на колени перед Инной, по–прежнему лежавшей в гамаке. Он взял в свои руки ее миниатюрную ладошку, она оказалась неожиданно холодной.