Последняя осень. Стихотворения, письма, воспоминания современников - Николай Рубцов

За это время написал уже тридцать с лишним стихотворений. По-моему, есть там и хорошие. Я согласен с Вами, с Вашим мнением о тех стихах, которые я послал Вам в первом письме. «Поднявшись на холмах, старинные деревни…» — действительно какая-то деталь прежних настроений, моих же. Но стихотворения «Когда душе моей сойдет успокоенье», «Зачем ты, ива, вырастаешь над судоходною рекой», — по-моему, нечто другое.

Николай Николаевич! Посылаю Вам для «Огонька» несколько новых стихотворений, и еще хотелось бы мне, чтоб Вы из старых предложили журналу такие стихи: «Тихая моя родина», «Во мгле по холмам суровым» («На родину») и «На перевозе» («Много серой воды, много серого неба»). Чтоб уж подборка стихов была более-менее, как говорится, ничего. А то я очень недоволен, например, подборкой в «Юности». Отредактировали еще некоторые строфы нелепо. А в «Октябре», в № 8, Вы видели мои стихи? Два из них, по-моему, тоже ничего. А какое Ваше мнение?

Как Ваше здоровье? Не подводит иногда? Желаю Вам, Николай Николаевич, отличного здоровья. Это в первую очередь. И во всем остальном — наилучшего! У меня пока все. До свидания! Большой привет всей Вашей семье! Привет Москве.

Дорогой Николай Николаевич!

Добрый день или вечер!

Я опять в Николе. Время сейчас в природе такое, что поневоле — любитель ты или не любитель — приходится наблюдать и переживать борьбу зимы и осени. Уже ясно видится, что зима победит, осень уже почти на обеих лопатках, и многим болельщикам от этого весело и радостно, в том числе и мне. Хотя я люблю зиму только в этот момент борьбы, когда она полна свежести и новизны, и знаю, что она мне наскучит потом.

Живу сейчас в другой избе за скромную плату (и буду жить недолго здесь), но здешний адрес у меня прежний, т. к. дома в этом селенье не нумеруются.

Написал несколько стихотворений. Взялся писать прозу — повесть, — кажется, у меня это может получиться, но пока не хватает усидчивости, детальной ясности образа да и условий для этого писания (имею в виду самые скромные условия). Хочу прозой написать историю одного человека, не похожего на современных литературных героев, — чтоб в нем была жизненная, а не литературная! тоска, сила, мысль, сила, разумеется, не физическая, а духовная. Но это пока хочу, а не написал, одна только глава готова, так что «похвалиться» или поогорчаться нечем здесь.

Никаких заданий из института мне сюда не послали, и я не знаю, чем это объяснить.

Что нового, Николай Николаевич, у Вас в семинаре и в институте? Много ли стихов написано натурально, т. е. как на душе, жизненно, а не сочинено, хотя бы и по всем правилам техники?

И еще я хочу узнать вот что: будут ли все-таки мои стихи напечатаны в «Огоньке»? Если будут, то примерно когда и какие? Я перед отъездом заходил в «Огонек», но не застал там Алексеева.

Вот у меня пока все. До свидания. От всей души желаю Вам здоровья и всех радостей в жизни, а также и всей Вашей семье. Передайте, пожалуйста, привет Анфе Георгиевне и Тане.

Вологодская обл.,

Тотемский р-он,

с. Никольское

P. S. Писал это письмо раньше, да вот только сейчас отправляю.

А. Я. Яшину

Здравствуйте, Александр Яковлевич!

Пишу Вам из села Никольского. Это в старинном Тотемском районе Вологодской области. Вы, наверное, бывали и здесь, в этих красивых и грустных местах?

Здесь великолепные (или мне только кажется) холмы по обе стороны неширокой реки Толшмы, деревни на холмах (виды деревень), леса, небеса. У реки, вернее, над рекой, сразу у въезда в Николу (так здесь коротко называют село), под березами — разрушенная церковь. Тоже великолепная развалина! В этой местности когда-то я закончил семь классов (здесь для души моей родина), здесь мне нравится, и я провожу здесь уже второе лето.

Дорогой Александр Яковлевич! Сколько раз звонил Вам по телефону в Москве, а все не мог дозвониться. Даже в праздники не смог по-человечески поздравить Вас. Один раз кто-то сразу же вмешался, другой раз ничего не было слышно. Я слышал только, как Вы сказали «Але!». В общем-то, оба раза я сказал все-таки в трубку «Поздравляю!».

Село это культурное: выписывает всевозможные газеты. Я тоже иногда читаю их. Читал в «Вологодском комсомольце» Ваши стихи. Очень, очень обрадовался Вашей фамилии в газете и Вашим стихам.

Вообще-то «Вологодский комсомолец» — газета унылая. Печатает удивительно неуклюжие, пустяковые, «современные» местные стихи. Уж сколько раз твердили миру, что мы молотобойцы, градостроители и т. п., и все твердят, твердят! А где лиризм, естественность, звучность? Иначе, где поэзия? Да еще многие из пишущих со своим легкомысленным представлением об этом деле носятся, как курица с яйцом! Впрочем, это сейчас широко распространено на Руси.

О Вашей «Вологодской свадьбе», об этом прекрасном литературном явлении, слава Богу, и здесь стали говорить лучше, трезвее. Ведь правда, как пьяные наговорили тогда, помянуть Гоголя, черт знает что! Беда, конечно, в том, что очень уж немногие могут иметь в этом деле действительно свое, действительно толковое мнение!

Ну до чего жаль, что в лесу опять нет рыжиков! Недавно в лесу так обиделся на это, что даже написал стихотворение о том, как много бывает грибов: в общем, не смог обойтись без того, чтоб не приукрасить свою лесную жизнь. Иначе было бы очень скучно. Ужасно люблю собирать грибы, особенно рыжики! Когда их много, рыжиков, они так и заманивают в лес! Я беспрерывно вижу их во сне и просто так, перед глазами: мерещатся.

Ягод в лесу нынче полно. Но я больше люблю смотреть на них. Собирать с удовольствием могу только такие ягоды, которые быстро прибывают в ведре или корзине. Ну, есть такие: брусника, клюква, смородина.

Вы знаете, в собирании земляники и малины мне все чудится что-то сиротское, старинное, особенно милое и грустное, даже горестное. В одной старой песне так и поется: «Послали меня за малиной…».

Между прочим, вчера с великим наслаждением и тоской слушал романсы в исполнении Надежды Андреевны Обуховой. По радио передавали. Как было все прекрасно: и музыка, и слова, и голос!

В это лето напечатали две подборки моих стихов. В «Октябре» и в «Юности». Подборка в «Юности» никуда не годится. Я не согласился бы печатать ее, если б в это лето мне не очень потребовались деньги. Да еще так отредактировали кое-какие места. Вместо «суда гудели, надрывались…» напечатали «суда гудели, надрываясь». В результате и рифма стала безвкусной, и слово «надрывались» потеряло ударное значение. «И дул в лицо им мокрый норд» — не моя строчка. Как легко было строчку эту сделать лучше, вдобавок избежать «им мокрый»! А из стихотворения «Загородил мою дорогу грузовика широкий зад» после поправок получилось нечто вроде блокнотной записи.