Сыновья Беки - Боков Ахмед Хамиевич

– …Вайнахи во всем поддержали большевиков, – продолжал Дауд. – Заверили, что готовы защищать советскую власть и революцию. От имени всех нас выступал Гапур Ахриев. Он сказал, что мы ничего не пожалеем во имя свободы и земли. Если понадобится, и крови не пожалеем…

– Правильно сказал! – перебили Дауда из толпы.

– Сказал то, что и у нас на душе.

– Не пожалеем не только крови, но и душ своих.

Не все, конечно, были согласны с Даудом и его единомышленниками. Но противники понимали, что сейчас им лучше помолчать. Только Гинардко не сдержался.

– Пусть эти вшивые овчины отдают свои души, – шепнул он, толкнув в бок стоявшего рядом Ази.

– А коли не отдадут, недалек час – придут люди, которые сами возьмут, – ответил Ази. – Видишь вон ту лающую собаку? Один раз я его упрятал, да вот вернулся. Жаль, не прикончил тогда. Это он и ему подобные будоражат вшивых…

Но они вдруг замолчали, когда до них дошли слова Дауда.

– На съезде постановили о том, что вся земля переходит вруки трудового народа без всякой оплаты…

– Вот радость-то!..

– Дай бог, чтобы это была правда!

– …Подавляющее большинство признало советскую власть, – продолжал Дауд. – Сейчас повсюду приступают к выборам Советов. Вы тоже должны выбрать свой Совет, сельскую власть, а кого выбирать, это вам лучше знать.

На этом Дауд закончил. На площади поднялся шум, как на большом базаре. Даже те, кто всегда молчал, стали делиться своими мыслями.

– Во-о, люди, вы все поняли?! – обратился наконец к народу Торко-Хаджи.

– Поняли! Как не понять! – донеслось в ответ.

– Да отблагодарит его бог за эту радостную весть!..

– Так кого же мы выберем в Совет? – прервал возгласы Торко-Хаджи.

Наступила тишина. Люди думали. Только Шаип-мулла, оказывается, все уже заранее обдумал.

– Хаджи, – сказал он, обращаясь к Торко-Хаджи. – По-моему, Зарахмет бы очень подошел для этого дела…

Хоть сказал он это тихо, но слова его услышали многие.

– Зарахмет не из нашего села, – возразил кто-то.

– Хоть и не из нашего, зато грамоту знает и русский язык знает, – стоял на своем Шаип-мулла.

Торко-Хаджи молча слушал каждого.

– Его грамотность пригодится ему, когда вернется Угром! – крикнули из толпы.

Все кругом засмеялись. Шаип-мулла недовольно покачал головой.

«Вот, оказывается, зачем Зарахмет попал сюда», – подумал Хасан.

– Давайте поговорим об этом серьезно, – призвал Дауд. – Всем вам известно, что до сих пор еще ни разу в вашем селе не обсуждался такой важный вопрос – Он с минуту помолчал, окинул всех взглядом и сказал: – Мне кажется, что на это место очень даже подходит Исмаал, сын Товбота.

– Очень подходит!

– Честный человек!..

– Какой из него старшина, он же не знает языка бумаги.

Мнения разошлись.

– Языка бумаги не знает, зато знает язык людей. Знает, клянусь богом! – выкрикнул Гойберд.

– Есть возражение против него? – спросил Торко-Хаджи.

– Кто может быть против него! – ответили сразу несколько голосов.

– Кто против, поднимите руку.

Но рук никто не поднял. Не решились идти против большинства.

Хасан стоял довольный. Кругом происходило то, о чем он и мечтать не мог всего несколько дней назад.

Избрали в Совет и Малсага. Против него никто и слова не произнес, если не считать Товмарзу, который попробовал было съязвить, что, дескать, зять шурином править будет. Но Товмарзу словно бы и не расслышали.

– Малсаг человек грамотный, – поддержал Гарси. – Кто-кто, а уже он-то знает язык бумаги. Но зачем выбирать человека, который не знает того, что он вчера ел?

– Кого ты имеешь в виду? – скользнул сердитым взглядом по Гарси Элберд.

– Того, за кого ты поднял обе руки.

Элберд и все, кто слышал их разговор, понимали, что Гарси имеет в виду Исмаала. Некоторые считали, что причиной для выпадов Гарси служит вражда из-за дочери Соси, но Элберд так не думал. Ему казалось, что Гарси презирает Исмаала из-за бедности.

– Да, я поднял за Исмаала обе руки, – проговорил Элберд, плотно сжав губы. – И если бы у меня было десять рук, я все их поднял бы за него. Потому что Исмаал настоящий человек, настоящий мужчина, он знает все нужды народа…

– Такой настоящий мужчина, как и ты, – прошипел Гарси. – Одинаково потертые овчины.

– Подлец! – кинулся на него Элберд.

Люди удержали их.

Хасан стал протискиваться к ним. Элберд был спокоен.

– Отпустите его, пусть подойдет, – сказал он, кивнув на Гарси. Вдруг его тонкие губы растянулись, белые как снег зубы заскрежетали. – Скажи спасибо, что ради такого дня не хочется марать о тебя руки.

– А что бы ты сделал, кара-ногай?[65]

– Разбил бы в кровь твою рожу.

– Что!.. – Гарси снова стал вырываться.

Он вытащил из ножен кинжал. Элберд этого не заметил. Но вдруг услышал, как в толпе закричали:

– Убери кинжал! Побойся бога!

– Пусть помашет им! – улыбаясь, сказал Элберд. «я» Чтоб ты носил платок своей жены, если вложишь кинжал обратно в ножны!

– Пустите меня, пустите! – рвался Гарси.

Но в этот миг Торко-Хаджи пошел к нему.

– Торко-Хаджи идет, Торко-Хаджи! Уймись, Гарси!

– Пусть хоть сам отец Торко-Хаджи идет.

Но когда перед ним остановился Торко-Хаджи, когда Гарси увидел перед собой сердитые глаза старца, он расслабился, как развязанная арба дров, и тихонько вложил кинжал в ножны.

– Однажды я ходил проведать тяжелобольного, – проговорил Торко-Хаджи, пристально глядя на Гарси из-под серых кустистых бровей. – На вопрос, как он себя чувствует, больной ответил, что хорошо, а затем показал пальцем в угол и сказал: «Вон там, в углу, он пришел и сел…!

– «Кто это?» – спросил я. «Ангел смерти, – отвечает больной. – Я выстрелил, и он исчез. Пусть только попробует вернуться. Наган здесь», – показал больной, хлопая рукой по подушке. Дня через два-три человек этот умер, несмотря на то, что под подушкой у него лежал наган. Оружие, как видишь, больным не помогает. Не поможет оно и тебе. Ведь ты пытаешься защитить отживающее. Тебе надо хорошенько подумать. Может, тогда поймешь, что несет и людям, и тебе вместе с ними советская власть.

Медленно повернувшись, Торко-Хаджи ушел на свое место. Люди, которые внимательно слушали его, одобрительно закивали вслед:

– Воллахи, правильно говоришь.

– Хороший дал совет.

Гарси молча уставился в землю.

Сельские богачи хотели избрать старшиной Зарахмета. Они рассчитывали, что это поможет им сохранить свои богатства. Гарси не был богачом. Он пытался угодить Сааду, рассчитывая таким образом приблизиться к ним, к богачам. И уж очень ему хотелось, чтобы Саад, которого нет на площади, узнал, что Гарси стоял за избрание Зарахмета, потому-то он и выкрикивал против Исмаала.

Наконец избрание сельской власти закончилось. Кроме Исмаала и Малсага, выбрали еще несколько человек.

– Эти люди – власть нашего села, – сказал Торко-Хаджи. – Знайте: кто пойдет против них – пойдет против всего села.

– Против села и против советской власти, – добавил Дауд.

– Да, против советской власти. Землю тоже будут распределять они. По составу семьи…

– Говорят, что будут давать семена для посева, это правда? – спросил кто-то из толпы.

Торко-Хаджи посмотрел на Дауда. Сам он не знал, что ответить.

– Да, будут, – сказал Дауд. – Этот вопрос еще окончательно не решен. Но вроде будет так.

– Дай бог, – сказал Гойберд, подняв глаза к небу.

– Жди, сбросят тебе через дымоход, – сверкнул главами Товмарза.

Гойберд пропустил эти слова мимо ушей. Все его внимание было приковано к Торко-Хаджи и к Дауду.

– Семена, если нам их дадут, тоже будут делить те люди, которых мы сейчас выбрали, – пояснил Дауд. – Смотря по тому, у кого какое хозяйство.

– Это правильно…

– У некоторых сапетки полны кукурузы.

– На сегодня пора, пожалуй, кончать, – сказал Торко-Хаджи.