Ii. Камень второй. Горящий обсидиан - Ольга Макарова

Все, кто слушал, притихли. Миг тишины — как миг истины… А потом весь общий зал прямо-таки взорвался криками. Многие просили спеть снова. Но Макс не смог бы, даже если бы захотел: он так охрип, что теперь едва мог говорить. Пока герой вечера, прихрамывая, спускался со сцены, кто-то сунул ему кружку эля — та пришлась весьма кстати, чтобы омыть горящее от перенапряжения горло.

Из пестрой толпы навстречу Максимилиану бросилась счастливая Эдна и повисла у него на шее. Макс не пошатнулся, лишь крепче оперся на посох: он не хотел казаться слабым ни себе, ни кому-то еще. Будь здесь чуть больше места, он подхватил бы Эдну на руки…

Хозяин сдержал слово и выдал поистине царский приз за одну эту песню: тридцать монет серебром и два музыкальных кристалла. В один уже была заключена исполненная Максом песня (хозяин не терял даром времени, как только услышал о Черных Островах; можно вообразить, сколько он выручит, продавая кристаллы с такой экзотикой), другой кристалл был чист…

Тот, что с песней, Макс отдал Эдне, а второй оставил пока у себя. Что же до денег, то за эту ночь все тридцать монет были потрачены.

Так закончилась суббота…

Глава двадцать шестая. Чистый кристалл

Разные бывают пророчества. Мне выпало целых два. Одно кричал на городских улицах безумец Кроган. Это было злое. Другое — доброе — пришло ко мне с Черных Островов, с памятью Балы Мараскарана. Они были так похожи. И так различны. В одном я губил мир. В другом спасал.

Я до сих пор не знаю, какое выбрал на самом деле.

— …Город такой тихий, — с нежностью произнесла Эдна, глядя на серенькое утро за высоким арчатым окном. — После праздника всегда так… Слышно, как дышит море… как поют птицы… Только изредка кто-нибудь пройдет по улице: воскресное утро, все спят…

Она перевела взгляд обратно на Максимилиана. Тот безмятежно лежал на кровати, поверх одеяла. Было жарко, и рубашку он снял; не так давно Эдне удалось приучить его не прятать от нее своих жутких шрамов. «Ты мой, — говорила она. — Ты мой весь. Родной, близкий… Красивый…» И скупое утреннее солнце, тепло касавшееся грубых узоров, начертанных белыми рубцами на бледной коже, уже ничего не значило для Макса…

Но он действительно был красив. Худощавый и широкоплечий юноша, в котором уже угадываются взрослые черты. А шрамы… как отметины, оставленные временем и варварами прекрасной мраморной статуе, они не могут испортить истинной красоты.

— И ты такая тихая… — шепотом произнес Макс; после вчерашней песни голос у него совсем пропал. — …Ты прекрасна, Эдна.

Тонкая простынь, наброшенная на голое тело, шла ей невероятно. И легко, в этом смиренном сиянии утра, представлялась пара пушистых белых крыльев за худенькими плечами.

Странную картину нарисовало воображение: рядом с Эдной, светлой и крылатой, Макс вдруг ясно увидел себя, хмурого и сурового… и, сложенные, словно жесткий дождевой плащ, чуть возвышались над плечами совсем другие крылья: кожистые, черные, перевитые сетью вздувшихся жил…

В груди стало жарко, и взгляд отразил этот внутренний жар.

— Иди ко мне… — шепотом позвал Макс, протягивая руку, как ожившая тьма простирает свое крыло. И светлое создание повиновалось… Все верно. Так должно и быть. Ибо Тьма старше Света.

Тихое утро сменилось обычным днем. Южная жара вступала в свои права, неумолимо набирая силу. Покидать прохладную комнату не хотелось. Да и куда можно было пойти?..

…Максимилиан лечил больное горло, вдыхая поднимавшийся над кружкой ароматный травяной пар. Сама кружка, походная, из тонкого блестящего сплава, стояла на тарелке, оставшейся от завтрака, и бок ее прогревался Фиат-люксом, приставленным вплотную. Самодельный Фиат-люкс гораздо горячее классического Южного Лихта: временами лечебный отвар даже собирался закипать. Ароматами трав пропитался уже не только сам Макс — и волосы, и одежда, — но и вся комната.

…Эдна, облаченная в легкий южный наряд, забравшись с ногами на стул, удобно устроилась на своем наблюдательном посту — у окна. Но наблюдать за тихой улицей, зажатой меж двух высоких домов, ей быстро наскучило… Приложив к уху музыкальный кристалл, Эдна слушала песню Черных Островов.

Отзвуки островитянских напевов и запахи лекарственных трав причудливо переплетались в воображении, рождая странные миры, мечты и строки… Никогда еще Максимилиан не был так тихо и спокойно счастлив.

Жаль, что счастье не может длиться вечно…

— Милиан! — воскликнула Эдна радостно, жестами подзывая его к себе. — Они пришли. Вот они, под окном. Гарвет, Илияни, Бигеон!.. Я здесь!

Макс подошел к окну и, отодвинув край шторы, без особой радости посмотрел вниз, на тех, что пришел разрушить его уединенное счастье.

Трое парней. Высокие, широкоплечие. У каждого по короткому мечу в ножнах за спиной. Судя по лицам, схожим чертами, все трое — братья. И лет им, на вид, по двадцать, не больше. Хотя… не следует забывать о том, как изменчив может быть человечий облик дракона…

Они посмотрели на Максимилиана, он — на них. И — не приходится сомневаться — незнакомый хмурый парень, вдруг, как черт из табакерки, возникший рядом с Эдной, им понравился не больше, чем они — ему.

Не дожидаясь особого приглашения, все трое поднялись в комнату. Дверь открыла Эдна и сразу бросилась обнимать старых знакомых. Те отвечали на объятия весьма сдержанно и то и дело недобро косились на Макса. Тот старался выглядеть безобидным и добродушным, но, сидя на краю кровати, был готов в любой момент протянуть руку к «молчащему посоху», хранящему смертоносное лезвие в своем чреве… в тесном помещении он использовал бы именно эту, скрытую его натуру…

— Кто это, Эдна? — недоверчиво поинтересовался один из братьев, кивнув на Макса.

— Это мой Милиан! — с радостью представила его Эдна. — Если бы не он, меня не было бы уже на свете!.. Мил, знакомься: это Гарвет, это Бигеон, а это Илияни.

— Очприятно, — хрипло отозвался Макс, как можно более кратко, чтобы лишний раз не трепать горло.

…Братья оказались не так плохи.

После того, как Эдна поведала им долгую историю, в которой Макс выглядел настоящим героем (он сначала пытался возражать, но его сиплого шепота никто всерьез не воспринимал, и он сдался), три дракона посмотрели на него совсем другими глазами. Удивлений и благодарностей Максимилиану досталось с лихвой. Так и хотелось провалиться под землю, чтобы их не слышать!..