Латышские стрелки в борьбе за советскую власть - Коллектив авторов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ранило меня на ровной местности, когда уже рассвело, а белые расположились на бугре, откуда хорошо просматривалась и простреливалась вся местность. От ран я потерял сознание, но боевые товарищи не оставили меня: рискуя своей жизнью, двое стрелков подползли ко мне, сделали из обмоток лямки и, не считаясь с опасностью, потащили меня в тыл. На пути, к счастью, оказалась канавка, по которой меня и тащили по первому, слабому еще ледку. Тащить пришлось километра с три, если не больше, по дороге я несколько раз приходил в себя, но снова терял сознание и, естественно, даже не приметил лиц своих спасителей. Дотащив меня до перевязочного пункта, они сдали меня медикам и тут же вернулись обратно, на позиции. Так я по сей день не знаю, кому обязан жизнью, хоть потом и пробовал разыскать своих спасителей.
За бои под Павловском 24 октября 1919 года наш полк вновь был удостоен высокой награды – Почетного революционного красного знамени. Первым в Красной армии получил он эту награду за бои под Казанью и, если не ошибаюсь, первым же стал обладателем второго Знамени. Да и вообще дважды краснознаменных частей за время Гражданской войны было немного.
После ранения меня лечили в госпитале в городе Тихвине. И тут, как только немного пришел в себя, я стал искать однополчан, латышей. В соседней палате оказался раненый стрелок по фамилии, если память мне не изменяет, Калнынь. Мы с ним старались держаться вместе, вместе выписались из госпиталя в конце ноября, вместе поехали в Петроград за назначением в свою часть. Но тут меня вздумали направить в русскую воинскую часть, а мне совсем не хотелось расставаться с латышами. Вместе с Калнынем пошли мы к товарищу Петерсу – коменданту Петроградского укрепленного района. Выслушал он меня внимательно и распорядился отправить в ставший для меня родным 5-й особый латышский стрелковый полк.
Добрались мы с Калнынем в конце ноября до второго эшелона полка, который разыскали в Ямбурге (ныне город Кингисепп), а сам полк уже вел бои за Нарву. Я имел право на отпуск для поправки, но, боясь отстать от своего полка, не воспользовался им, а поправку проходил в своей солдатской семье. А встретили меня тут не хуже, чем в родной семье. Времена были трудные, но товарищи делились со мной всем, даже последними кусочками сахара, который тогда в нашем красноармейском пайке был немалой драгоценностью. Благодаря помощи товарищей я поправился быстро и вскоре вернулся в строй, в свою 5-ю роту, где был назначен на первую в своей жизни командную должность командира отделения. Даже тогда, в свои 19 лет, я понимал, какое большое мне оказывают доверие, поручая командовать такими замечательными и бывалыми бойцами, какими были латышские стрелки.
Здесь же, в районе Ямбург – Нарва, мне было оказано еще одно великое доверие. Еще раньше я состоял в «сочувствующих» (тогда ведь кандидатов в члены партии не было вовсе, их в какой-то мере заменял институт «сочувствующих»), откуда прямой путь был в партию. 15 января 1920 года в лесу в шалаше на собрании коммунистической ячейки полка я был принят в ряды партии Ленина, партии большевиков. Тут же, на собрании, мне был вручен партийный билет – процедура тогда была простой.
Вскоре подоспел мир с буржуазной Эстонией, и полк вернули в Москву. После тяжелых трехмесячных боев под Петроградом и Нарвой полк нуждался не только в отдыхе, но и в пополнении. На это ушла весна 1920 года, и лишь в начале лета 5-й полк отправили на фронт – на этот раз на юг, против Врангеля. Мы успели туда как раз в ту пору, когда Врангель предпринял отчаянную попытку вырваться из Крыма в степи Северной Таврии. Вначале его наступление имело успех, он дошел до Александровска (нынешнее Запорожье) и угрожал Донбассу. Нашему полку сразу по прибытии на фронт пришлось вступить в тяжелые бои с наступавшим врагом.
В районе Мелитополя нам приходилось вместе с другими героически сражавшимися частями Красной армии отражать непрерывные атаки врангелевцев, нередко переходя в контратаки. Правее, на берегах Днепра, совсем неподалеку стойко дралась с врагом Латышская дивизия, а нашему полку все не удавалось присоединиться к ней. Здесь же, под Мелитополем, в одном из тяжелых боев наш полк попал в окружение, но воевал геройски. В строю оставалось совсем мало бойцов, да и те большей частью были легко ранены. Врангелевцам тогда удалось захватить часть наших товарищей в плен. В числе их оказался и комиссар полка Лундер. Однако спустя несколько часов он бежал, бежал смело, я бы сказал, дерзко. Ночью (захватили его вечером), улучив момент, почти на глазах у растерявшегося конвоя, он кинулся в густые заросли кукурузы. Белые быстро спохватились, открыли огонь, но Лундер под прикрытием темноты скрылся в кукурузных «джунглях» и, уйдя от врага невредимым, вскоре добрался до своих.
В ожесточенных боях под Мелитополем наш 5-й особый полк понес огромные потери. Тогда-то и было решено вернуть его остатки в Латышскую дивизию, которая обороняла вместе с другими соединениями прославленный Каховский плацдарм. Оставшаяся часть наших бойцов и командиров влилась в 5-й полк дивизии, а некоторые были распределены по другим полкам. Я попал в 4-й полк, где занял ту же должность, которую последнее время занимал в своей части, – командира взвода.
В августе врангелевцы предпринимали отчаянные попытки овладеть Каховским плацдармом, опрокинуть наши части в Днепр. Но, несмотря на все усилия, им это не удавалось. Умело и основательно укрепленные позиции (их сооружали по плану и под руководством замечательного военного инженера Карбышева – того самого, который своим геройством и мужеством во время пребывания в немецком плену в годы Великой Отечественной войны снискал себе вечную славу), а также мужество бойцов 15-й, 51-й и Латышской дивизий, стоявших насмерть, помешали «черному барону» осуществить свой замысел – плацдарм оставался нашим.
В этих боях латышские стрелки не раз сталкивались с танками. И хотя их было тут намного больше (иногда в атаку шло сразу более десяти танков), теперь уже никто не терялся при виде их – сказывался накопленный опыт. Помню, когда мы находились в окопах в районе Б. Маячки – Казачьего, – эти пункты занимал
