Галерея женщин - Теодор Драйзер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Этой выходкой Регина только ухудшила ситуацию. Меньше всего на свете Лагранж хотел, чтобы его домашние (в особенности мать, которую он боготворил) узнали о его незаконной связи. Однажды в разговоре по душам он сказал Мари, что матушка спит и видит, когда он женится на девушке из своего круга и открыто, с соблюдением всех предписанных ритуалов, как и полагается в порядочном обществе, заведет свою семью. Даже если бы он решился на брак с Региной, он настоял бы на традиционной свадьбе, дабы избежать любых кривотолков по адресу своей избранницы и с первого дня поставить ее вровень с собой. Но теперь она перешла черту, сама пробила брешь в стене респектабельности, которая должна была окружать их обоих, если иметь в виду их гипотетический брачный союз.
На следующее утро он позвонил ей, чтобы, с одной стороны, объясниться, а с другой – выразить свое недовольство, но обнаружил, что она уже успела довести себя до почти полного отупения. Когда ему все же удалось достучаться до ее сознания, она не выразила никакого раскаяния в своем поступке, наоборот, сама вылила на него ушат обвинений в равнодушии и обмане. Ему оставалось только уверять ее в обратном, но она больше не верила обещаниям. Какая ей разница, восклицала она, что подумает его мать или кто-то еще. Кому какое дело? Он же не думает, в какое положение ставит ее, Регину!
С этих пор Лагранж начал демонстрировать безразличие к ее судьбе, что несомненно усугубило ее отчаяние и ускорило развязку. Нет, он по-прежнему оплачивал все необходимые расходы на аренду, еду и одежду. Его машина всегда была в ее распоряжении. Когда бы она ни призвала его на помощь, он беспрекословно являлся, но сам, по собственному почину, почти не звонил и не заезжал к ней. Он явно не понимал или не хотел понять, как можно утратить всякий контроль над собой и своей жизнью из-за поражения на любовном фронте. Наверное, ему просто не дано было постичь, насколько глубока и разрушительна бывает женская любовь.
Регина предсказуемо спасалась от тоски и жестокого разочарования единственным безотказным средством – морфином. По воспоминаниям ее друзей, она вынесла из больницы солидный запас препарата, который держала в сейфовом отделении близлежащего банка. Исчерпав его, она начала изыскивать возможность купить еще, но по стечению обстоятельств именно в этот момент развернулась очередная кампания против врачей и фармацевтов, которые не слишком придирчиво выписывали и отоваривали рецепты, и добыть морфин стало намного сложнее. Однако, будучи по природе чрезвычайно энергичной и предприимчивой, особенно когда дело касалось столь острой потребности, Регина встряхнулась и пошла напролом. К тому времени наркотик существенно снизил, если не окончательно убил в ней всякую совестливость и щепетильность (в какой-то мере, будем надеяться, присущие ей изначально).
Перво-наперво Регина подумала про аптеку, или провизорскую, в ее бывшей больнице, где всегда хранился большой запас наркотических средств. Принарядившись, она отправилась туда с рассказом о том, что какое-то время была в разъездах, но теперь вернулась и, естественно, захотела проведать старых коллег, узнать, как идут дела, да просто взглянуть на свое прежнее место работы, если ей позволят. Она только пройдется по больничным коридорам – о, не нужно беспокоиться и провожать ее, она сама прекрасно найдет дорогу. Женщина, сменившая Регину на посту заведующей и, конечно, наслышанная о былом могуществе и талантах своей предшественницы, отрядила ей в провожатые молоденькую медсестру. Поднявшись на этаж, где располагалась провизорская, Регина попросила сестричку принести ей какую-то мелочь (скажем, салфетку или глоток воды) и, воспользовавшись ее отсутствием, устремилась к цели. Дверь, разумеется, была заперта, но у Регины имелся дубликат ключа. Она мгновенно схватила бутыль, всегда стоявшую на одном и том же месте, заперла дверь, вернулась в кабинет, где ее оставила сестра, и вместе с ней спустилась к новой заведующей. Поблагодарив обеих за любезность, Регина ушла.
Позже Лагранж упомянул о таинственной краже и смене замка на двери провизорской, и Регина, понимая, что этот путь для нее отрезан, без стеснения рассказала Мари о своей проделке. Ни о чем не догадывавшийся Лагранж также рассказал Мари о больничном инциденте. О том, что это Регининых рук дело, он заподозрил лишь много времени спустя, когда она издевательски сообщила ему, как легко ей удавалось водить за нос его и всех прочих.
При всей хитроумности и рискованности больничной кражи (за которую можно было поплатиться лишением свободы), это было ничто по сравнению с ее последующими эскападами. Одна имела прямое отношение к Лагранжу. У него, как у большинства врачей, была привычка носить во внутреннем кармане пальто или пиджака портативный медицинский набор для инъекций. Оставалось изобрести способ добраться до заветной коробочки. Хорошо разбираясь в химии, Регина знала, что пилюли стрихнина внешне почти неотличимы от пилюль морфина: разницу можно заметить, только если положить их рядом и внимательно сравнить. Соответственно, задача состояла в том, чтобы уговорить Лагранжа раздеться, а затем неожиданно попросить его сходить на кухню и что-то принести ей оттуда. Таким образом, пальто оставалось на месте, а его хозяин удалялся. Достать коробочку, вынуть из нее пузырек с морфином, вытряхнуть оттуда несколько пилюль и заменить их пилюлями стрихнина было для нее минутным делом. Тот факт, что из-за этой подмены чья-то жизнь подвергалась опасности, совершенно не трогал Регину. Жизнь! Подумаешь! А как же ее жизнь? Кого-нибудь это беспокоит?
Не всегда все шло как по маслу. Например, в комнате мог находиться кто-то третий, и ее манипуляции вызвали бы вопросы. Тогда она подначивала Лагранжа продемонстрировать непосвященному, как опытный врач быстро избавляет пациента от боли.