Смерть Хаоса - Лиланд Модезитт

– Три курицы на золотой? – переспросил я, высунувшись из мастерской.

– Цены нынче растут, как на дрожжах. Люди боятся императора.

Меня это более чем удивляло: даже в случае безвременной кончины Каси войска Хамора смогли бы добраться до Кифриена не раньше чем через год. Кто знает, что может случиться за целый год?

– Это безумие. В пределах шестисот кай от нас нет ни одного хаморианского солдата.

– Солдат, мастер Леррис, может, и нет, но люди напуганы, а напуганные люди думают не головой, а сердцем. Ежели не ногами, как Брин. Старая Брин ведь что удумала: распродам, говорит, всех своих несушек, да поеду к Тиглиту.

– Что еще за Тиглит?

– Это ее старшенький, живет в торговом селении близ Верхней реки, отсюда в сторону Закатных Отрогов. Местечко, куда степняки съезжаются к зиме на торг. На эти пастушьи равнины едва ли позарятся даже хаморианцы. Но тьма с ними, с хаморианцами: главное, что она уезжает и мы теперь останемся без яиц.

Я сдался.

– Сколько, по-твоему, кур нам нужно?

– Ежели замахнуться на пару несушек да молодого петушка, Брин, пожалуй, уступила бы их за золотой.

– Будь по-твоему. Сейчас дам тебе монеты. Только не пускай кур в мастерскую.

– Я только что от Брин. Мне что, ехать к ней снова?

– Ты уже год требуешь, чтобы я купил кур, а теперь, после того как убедила меня, что мы вот-вот останемся еще и без яиц…

– Мастер Леррис… вас, волшебников, не поймешь.

Отправившись в спальню, я вытащил кошель. Денег в нем было достаточно, так что не пришлось залезать в потайной сейф, вделанный в стену кладовки при мастерской.

– Вот тебе золотой и три серебреника. Но серебреники постарайся сберечь.

– Да уж постараюсь.

Она укатила к юго-западной дороге, а я вернулся в мастерскую.

Вигил отложил нож.

– Ну-ка, приятель, давай взглянем, что ты написал о вишне.

Подмастерье принес шкатулку и показал мне записи.

– Так… так… а почему ты не записал, что она хрупкая?

– Хрруп-ппкая?

– Принеси-ка мне вишневую щепочку.

Паренек потащился к ящику с обрезками.

– Возьми нож и попробуй ее разрезать. Нет, не строгай, не под углом. Просто прорежь поперек…

Бедняга воззрился на меня с неподдельным ужасом: похоже, решил, будто я подбиваю его сломать лезвие.

– Прорежь поперек волокон, вот так…

Лишь убедившись, что Вигил понял меня правильно, я вручил ему шкатулку, велев непременно записать усвоенное на сегодняшнем уроке, и отпустил парня на конюшню заниматься обустройством его собственного уголка. Пол, хотя и не обструганный, и выходящая на двор дверь уже имелись; требовалось поставить перегородку. Потом можно будет сделать и окно, но тогда Вигил должен будет купить стекло. Но первым делом ему придется смастерить себе кровать.

Пока я возился с Пелтаровым сундуком, воротилась Рисса. До шкафа для Зибера руки так и не дошли.

– Мастер Леррис… – начала Рисса, но ее голос заглушило кудахтанье.

– Кур ты, как я погляжу, заполучила.

– Да, мастер Леррис. Правда, один серебреник сверх золотого пришлось потратить, но зато я получила четырех хохлаток и петушка.

Она вернула мне оставшиеся серебреники, но я отдал ей один за хлопоты. Стараясь не обращать внимания на истошное кудахтанье.

– Мастер Леррис, пока я пристрою их в конюшне, но вообще-то потребуется курятник. Коты повсюду шастают, то да се…

– Понял, Рисса, понял.

О курятнике до сих пор она не заикалась. Но мне следовало сообразить самому.

Уже на ночь глядя, поработав над сундуком, исправив недоделки в закутке Вигила, набросав план курятника и наслушавшись восторженных отзывов Риссы о курах, после проглоченного наспех ужина и умывания холодной водой я присел на крыльце и, глядя на звезды, погрузился в раздумья.

Жизнь разворачивалась как-то неправильно. Я стал старше, но денег, в сравнении с тем временем, когда мне приходилось работать подмастерьем у Дестрина, не прибавилось. Я встретил свою любимую, но чем дальше, тем реже ее видел. Я приобрел известность как мастер, но торговаться, вопреки этому, мне приходилось теперь не реже, а чаще.

В конце концов пустые раздумья ни к чему не привели. Я устал, от усталости разболелась нога, и мне не осталось ничего другого, кроме как отправиться в пустую спальню и улечься в холодную одинокую постель. Кристал находилась в Расоре, и рассчитывать на ее скорое возвращение не приходилось: она готовила порт к отражению возможного нападения имперского флота.

Сон не шел, а из-под земли до моего сознания доносился грозный рокот.

Пока я ворочался и вздыхал, в недрах Кандара шла извечная битва хаоса и гармонии.

LXVIII

Найлан, Отшельничий остров

Бывший торговец входит в Палату Совета.

– Ты выглядишь расстроенным, Марис, – замечает Хелдра, наливая себе зеленого соку и утирая лоб белым платком. – Уфф! Ну и жаркая же нынче весна!

– Да, настроение у меня не ахти, – признает Марис. – И виной тому не в последнюю очередь нынешняя жарища. Где это видано, в такое-то время года?

– Нынче везде жарко. Гуннар объясняет это воздействием подземного хаоса, – говорит Тэлрин, трогая пальцами свою кружку.

Марис поворачивается, подходит к окну и, не вытирая покрытого крупными бусинками пота лба, говорит:

– Не в одной жаре дело. Военный флот Хамора перехватывает торговцев с Кандара.

– И что имперцы с ними делают? Едят на завтрак? – ворчливо спрашивает широкоплечий маг.

– Это серьезно.

– О да, весьма серьезно, – бормочет Хелдра перед тем, как сделать очередной глоток холодного сока.

– Они изымают в свою пользу отправляемые в Найлан товары за половину стоимости, а все, за что фрахтовщик отказывается платить, выбрасывают за борт.

– И чем это грозит? – спрашивает Тэлрин, откидываясь в кресле.

– Неужто вы оба ничего не понимаете? Хамор получает товары за полцены, а торговцы из Кандара – хоть и небольшие, но верные деньги. Они, конечно, ворчат, но мало кто захочет рисковать лишиться всего, пытаясь нарушить эмбарго и провезти что-то контрабандой.

– Да, это действительно серьезно, – кивает Тэлрин. – Без шуток.

– Они потопили «Грестенси».

– Надо полагать, капитан не захотел, чтобы его груз выбросили в залив, и попытался удрать от них.

– Корабль и груз составляли все его имущество. Я не понимаю вас, вас обоих. Действительно не понимаю. Всему в конце концов есть пределы.

– Насколько я могу судить, – говорит Тэлрин, – ты хочешь, чтобы мы заявили, что не намерены больше мириться с таким произволом, и приказали нашему могучему Трио потопить сотню, или сколько их там, бронированных пароходов.

– А ты хочешь сказать, что мы против них бессильны?