Прочь из моей головы - Софья Валерьевна Ролдугина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эло Крокосмия.
Если кого наше появление и лишило дара речи в буквальном смысле, то его. Челюсть у него отвисла так низко, что гротескно узкое, вытянутое лицо могло, кажется, развалиться на две части в любую секунду. Наконец он взял себя в руки и, тяжело дыша, прохрипел:
– От имени всех… Х-ха… всех, собравшихся здесь для справедливого разбирательства… Я, Эло Крокосмия, садовник, обвиняю Хорхе, известного как Альосо-и-Йедра, в том, что он опозорил звание садовника и нарушил равновесие Запретного Сада.
– А я повторю, – устало вздохнул Хорхе. – Запретный Сад – не качели, которые приходят в движение от любого толчка, и не аптекарские весы, что сдвигаются от легчайшей пушинки. И если вас, молодой человек, оскорбил мой урок, вы можете бросить мне вызов на Арене. И не устраивать фарс.
Крокосмия, видимо, достаточно восстановил свой эмоциональный баланс, чтобы не бросаться на наживку, и продолжил уже почти спокойно:
– Садовникам запрещено сражаться друг с другом. Вторгнуться во владения другого садовника, преследовать его людей и пытаться его убить – преступление. Если тот, кто должен следить за порядком в Запретном Саду, сам оступается, то это влечёт за собой гораздо более тяжёлые последствия, нежели прегрешения обычного чародея. И потому я прошу самого жестокого наказания – по справедливости.
Хорхе потёр переносицу и пробормотал вполне отчётливо:
– Словоблудие, сплошное словоблудие.
Линия плеч у Крокосмии заметно задралась, точно он рефлекторно втянул голову в плечи.
– Также я прошу удалить с Арены посторонних, не имеющих приглашения, – сказал он, как выплюнул, впервые посмотрев в нашу сторону.
Если честно, от его взгляда мне захотелось спрятаться куда-нибудь в надёжное место… Впрочем, вряд ли существовало место более надёжное, чем я занимала сейчас.
– Приглашение? – неподдельно изумился Йен и приобнял меня, недвусмысленно показывая, что я под его защитой. – А почему вы решили, что его у меня нет? Есть, и не одно. Если говорить конкретно, то их пять… нет, прошу прощения, шесть штук, – улыбнулся он и жестом фокусника, словно карты, разложил веером несколько конвертов. – Так… Это – от человека чести, который проиграл мне желание семьдесят три года назад, а теперь любезно вспомнил о своём проигрыше. Вот это, кажется, прислано в уплату семейного долга, а это – «да бери ты что угодно», обещанное шестьдесят пять лет назад при весьма занятных обстоятельствах, – тут он почему-то скосил взгляд на меня и смущённо кашлянул. – Остальные прислали приглашения, по-моему, только для того, чтобы посмотреть, что из этого получится. Весьма разумное решение – развлечений без меня здесь явно недоставало. Пощекотать нервы, нарушить баланс, растоптать каноны…
– …устроить представление, – негромко подсказал Хорхе. – Я всегда говорил, что по тебе театр плачет.
– Цирк, – с улыбкой возразил Йен. – Я вот помню про цирк. Хорошая мысль, кстати. Гимнастки, эквилибристки, прыжки через обруч… Хотя последнее, пожалуй, в моём возрасте уже не привлекает.
С трибун совершенно явно послышались сдавленные смешки.
Крокосмия, похоже, свой титул садовника получил не за красивые глаза, потому что всего после минуты общения с самым кошмарным чародеем столетия нащупал единственно верную тактику, как не стать всеобщим посмешищем: он просто перестал с нами разговаривать. И следующую свою реплику обратил к «распорядителям»:
– Я бы хотел спросить у вершителей справедливости: могут ли присутствовать среди нас те, кто не был приглашён – и, более того, даже не принадлежит к Запретному Саду?
«Статуи» переглянулись между собой, затем одна из них выступила вперёд и бесполым голосом ответила:
– Таких незваных гостей надлежит удалить с Арены.
Йен будто ждал этого.
– Великий Хранитель, вы же не считаете меня совершенным идиотом? – поинтересовался он в пространство. – Естественно, я попросил у своих дорогих друзей неименные приглашения и заполнил их сам. И поэтому все присутствующие находятся здесь на законных основаниях: Тильда Росянка, наёмница; Салли Мажен, убийца; Урсула Мажен, медиум класса лантерн.
Если шутку с фамилией, благодаря которой мы с Салли и впрямь стали сёстрами, могли оценить от силы четыре человека, то последние слова произвели сногсшибательный эффект. По трибунам прошла волна шепотков, почти физически ощутимая; кожа у меня покрылась мурашками от множества взглядов, направленных со всех сторон.
– Это правда? – спросил ровно один из «вершителей справедливости».
– Чистая правда, – охотно подтвердил Йен. И любезно протянул конверты: – Спуститесь, чтобы проверить?
Добровольцев почему-то не нашлось. Но зато пелена вокруг одной из лож вдруг рассеялась, и яркий свет, словно от прожекторов, выхватил группу чародеев и чародеек в дорогих деловых костюмах. Верховенствовала, очевидно, рыжеватая женщина в летах – почти красивая, если б не очевидные старания казаться намного моложе своего возраста. Кожа у неё была туго натянута, чтоб ни единой морщинки не появилось ни в одном ракурсе, на яблочках щёк горел яркий румянец, на пухлых губах блестела карминовая помада; тело, затянутое в жёсткий доспех деловой одежды, слегка выпирало из него, как тесто из кадушки – у воротника, у манжет, над границей туфель, причём заметно даже издали.
Она выглядела как сильно – до размывания текстур – отретушированная фотография, и это пугало.
– Семья Датура выражает протест, – произнесла она грудным, хрипловатым голосом девицы из кабаре. – И я, Франческа Датура, требую лично, чтобы Росянка и её грязная сообщница понесли наказание за убийство моей дочери, а также вернули марионетку, похищенную с нашей фабрики.
В общем, это было вполне ожидаемое заявление, но всё равно в груди у меня похолодело от тревоги, а Салли крепче сжала тесак, пристально и очень спокойно разглядывая матриарха клана Датура.
– Ваше замечание законно, однако не является предметом данного разбирательства, – после короткого совещания ответила одна из «статуй» в масках, кажется, первая. – Если было совершено преступление – обратитесь к садовнику, и он определит справедливое наказание. Желаете ли добавить что-то к сказанному?
Франческа Датура, вероятно, желала, но худощавый юноша в чёрном костюме-тройке склонился к её уху и что-то прошептал; она выслушала и качнула головой:
– Нет,
