Собрание сочинений. Том 5 - Петр Павленко

30 мая полиция предложила десятитысячной колонне молодежи пройти медицинский осмотр и неизбежную при этом регистрацию, то есть, короче говоря, назвать свои фамилии и адреса.

Требование было мотивировано тем, что в Восточной Германии якобы свирепствуют инфекционные заболевания. Регистрироваться молодежь наотрез отказалась. Юноши и девушки знали, что это чисто полицейская мера: регистрация фамилий и адресов повлечет за собой увольнение с работы их отцов и матерей. Врачи колонны засвидетельствовали, что больных в колонне не имеется. Полиция, однако, настаивала на своем, пытаясь применить силу. Молодежь держалась непоколебимо. Так прошел день. Утром 31 мая вожаки колонны отдали приказ: всем десяти тысячам сесть и лечь на автостраде Любек — Берлин и не вставать даже в том случае, если против них будут пущены танки.

Межзональное движение по трассе замерло. Десятки английских, французских и американских машин, следующих из Западного Берлина или в Западный Берлин, должны были остановиться — не ехать же по телам!

Десятки фото- и кинокорреспондентов разных национальностей бросились снимать такой «замечательный» эпизод — десять тысяч тел, устилающих шоссе международной важности. Полиция заметалась в полной растерянности, не зная, что предпринять. Так прошел второй день. Пробка, устроенная колонной в горловине трассы, приняла гигантские размеры — не менее чем две сотни машин с каждой стороны шоссе ждали разрешения конфликта.

К концу следующего дня полиция смягчила свои требования. Молодежи разрешили перейти границу, сняв голубые блузы и спрятав знамена. Все отказались. К вечеру, не зная, как выйти из создавшегося положения, и боясь еще более широкой огласки события, полиция согласилась уже на то, чтобы колонны проследовали через Любек, пусть со знаменами, но обязательно ночью, без песен и оркестров.

Развернув знамена, с портретами Сталина и Вильгельма Пика, под звуки оркестров и пение хоров двинулись молодые борцы за мир. С песней «Навстречу утренней заре» они вступили в заснувший город и разбудили его. Раскрылись окна. На улицу выбежали старые и молодые.

— В чем дело?

— Да здравствует мир, друзья! Долой оккупантов! Да живет единая Германия!

Улицы мгновенно ожили.

— Вставайте, друзья!

Зазвучала «Новая жизнь» — песня, недавно сочиненная в Берлине; пронеслись звуки «Гаудеамуса», студенческой песни еще прошлого столетия, знакомой отцам и дедам многих молодых демонстрантов, а за «Гаудеамусом», точно в половодье, все затопляя на своем пути, ринулись разноязычные песни, запомнившиеся на слете. Здесь были и болгарская «Жив е той, жив е…» со словами, от которых слезы навертывались на глаза:

Тоз, който падне в бой за свобода,той не умира: него жалеятземя и небо, звер и природа,и певцы песни за него поят! —

и испанский гимн свободы — гимн Риего, и чешская «Свобода», и китайская «Чи Лай» с призывами, столь близкими для всех: «Вставайте, кто не хочет быть рабами; поднимемся на борьбу за свободу и подлинную демократию! Весь наш мир поднялся против тиранов и их оков, и каждый, кто трудится ради свободы, зовет: «Вставай! Вставай! Вставай! У всех нас одно сердце! Вперед с факелом свободы в руках! Вперед! Вперед! Вперед!»

И весь Любек повалил к вокзалу вслед за молодежью, возвращающейся из Берлина. Слет как бы все еще продолжался, неуклонно передвигаясь на запад.

Английские оккупационные власти распорядились срочно подать дополнительные поезда, чтобы до рассвета развезти по домам беспокойных сторонников мира. Но до вокзала десятитысячная колонна шла от митинга к митингу, от одной песенной остановки до другой. Любек пел до рассвета.

Десять тысяч юношей, девушек, подростков победили вооруженную челядь Британского королевства. Это была первая крупная победа слета вне Берлина.

А в Гельмштадте дело закончилось несколько иначе. Молодежная колонна разбилась там на мелкие группы, потеряв свою компактность. Полиция изолировала группу от группы и учинила расправу над беззащитными ребятами. Один юноша с перебитым позвоночником был отправлен в больницу в безнадежном состоянии, десятки избиты, сотни арестованы; избежать губительной для молодежи и их родителей регистрации удалось одиночкам.

Но несправедливое дело никогда не приносит выигрыша тому, кто его совершил. Искалеченный юноша оказался сыном довольно влиятельного человека, и разговоры о бесчинстве полиции и ее покровителях из оккупационных штабов сразу же пошли по всему городу. Раненые дети были к тому же отличными «пропагандистами» американского образа жизни, когда, обливаясь кровью, они появились в местной больнице. Война с детьми во всех случаях позорна, недостойна, отвратительна. Прогрессивная пресса Западной Германии тотчас оповестила страну об очередном полицейском преступлении, и тысячи писем и телеграмм со всех концов Западной Германии понеслись в Гельмштадт.

Каждая семья, чей сын или чья дочь еще не вернулись домой из Берлина, переживала тревожные дни. И отнюдь не уважением или любовью к англо-американским оккупантам полны были их сердца.

В «красном» Берлине, о котором рассказывалось столько ужасов, ни одного ребенка не тронули пальцем, а свои полицаи избили до обморока! Это ли не прекрасная агитация в пользу «красного» Берлина?

В 1898 году, пятьдесят три года назад, великий французский писатель Ромен Роллан, тогда еще не бывший социалистом, произнес знаменательные слова: «В течение ста лет Европа станет социалистической, или она перестанет существовать».

Писатель объяснил, в силу чего это случится. Тремя годами раньше он писал: «Социалистические идеи просачиваются в меня вопреки моей воле… Я не хочу думать о них, а они все-таки ежедневно проникают в мое сердце».

Вот так оно происходит сейчас с миллионами немцев, услышавшими, как под Любеком и Гельмштадтом вооруженные взрослые люди всевали с безоружными ребятами.

Битвой у Любека и Гельмштадта дело не ограничилось. Она была лишь наиболее значительной из серии меньших. Западногерманские власти перепугались активности молодых борцов за мир и затаенной ненависти их родителей и перешли к различным другим формам борьбы.

А молодежь, поняв на опыте Любека, что сила ее — в единстве, активизировалась еще больше. Сражения уходили в глубину сел и заводских цехов, развертывались в школах и семьях. Эхо слета проникало все дальше на запад.

Уже в июне в печати появились сведения о том, каковы отзвуки слета.

Четырнадцатилетняя школьница в Нюрнберге провела сбор медикаментов для Корейской народной армии. Полиция нашла у мужественной активистки более двадцати килограммов собранных медикаментов.

В Мюнхене группа школьников организовала в городе «трамвайный лекторий». Едучи в трамвае в школу или возвращаясь домой, «трамвайные лекторы» затевают беседы о берлинском молодежном слете, о порядках в Германской демократической республике и ее успехах в борьбе за мир. Почин «трамвайных лекторов» имеет огромный успех у населения.

Другая группа школьников в том же городе создала бригаду «настенной агитации». Юные рисовальщики по ночам покрывают стены зданий шаржами и карикатурами антиамериканского характера и лозунгами в защиту мира.

Делегаты Общегерманского молодежного слета развертывают движение в защиту мира среди деревенской молодежи Западной Германии.

Предприниматели Западной Германии начали увольнять молодых людей с работы только за одно сообщение о берлинском слете. Если рабочий пользовался заводским общежитием, он тотчас лишался койки. Следовательно, оставшись без работы, он терял и кров. Без полицейской прописки он подлежал выселению из города. Но куда может уйти бездомный безработный? И он превращается в горячего ненавистника империализма. Если такой молодой рабочий до своего увольнения еще не стал сознательным революционным борцом, то теперь он становился им.

В Гамбурге молодые патриоты заставили обербургомистра Макса Брауэра разрешить молодежную демонстрацию, хотя этот Брауэр еще недели две тому назад платил полицаям по двести марок за привод каждого юноши или девушки, пропагандирующих мир.

В Вюртемберг-Бадене в июне прошли многочисленные молодежные собрания, на которых обсуждалось коллективное письмо советским комсомольцам. Это был, так сказать, слет на местах. Он объединил десятки тысяч людей. Взрослые выражали желание присоединить свои подписи и свои голоса к хору молодежи, ибо мир и дружба с Советским Союзом касались всех.

Наконец передовая молодежь западной части Германии решила созвать в начале октября в промышленном сердце Германии — Руре — стотысячный митинг молодых западногерманских патриотов.

Двадцать молодежных организаций выразили согласие стать организаторами слета, на котором, кстати сказать, должны были быть представлены лучшие сборщики подписей под Стокгольмским Воззванием.