В подполье можно встретить только крыс… - Петр Григоренко

Полковник, принявший мое направление, спросил для формы:

– Значит закончил лечение?

– Да, закончил.

– Ну что ж, иди гуляй свои 10 дней. – И приказал выписать мне отпускной.

Эти десять дней были счастливыми и горькими. Счастливыми потому, что я был здоров, находился в семье, любил и был любим. А горькими потому, что все время над нами витала мысль: скоро разлука, и, может, навсегда. После отпуска пошел в ГУК и получил назначение – «В распоряжение 4 Украинского фронта». Позвонил друзьям в Генштаб. Мне сказали, что на днях в штаб 4 украинского фронта выезжают на машине 2 офицера Генштаба. Могут и меня подхватить. Рано утром 8 августа за мной заехали и мы отправились. Жена захотела проводить до Подольска. Никто не возражал. Место в машине было. Эта поездка останется в памяти навсегда. Мы сидели с Зинаидой тесно прижавшись, переполненные нашим общим чувством. Я пытался впитать ее в себя на всю войну. Вот и место, где надо сходить, откуда ближе всего до станции. Я выхожу из машины и мы расстаемся. Слова прощания никто из нас не употребил. Потом я сажусь в машину и она трогается. Сижу и думаю: «Как ей сейчас тяжело. Ведь оставаться всегда тяжелее, чем уезжать». Мои попутчики все время смотрят назад и говорят о моей жене:

– Стоит печальная и смотрит вслед. Машет рукой. Показывает, чтобы вы оглянулись.

Но нет, я не оглянусь. Я загадал, что если выдержу, не оглянусь, то останусь жив и буду жить с ней долгие годы. Я не оглянулся. Когда мы встретились она спросила:

– Почему?!…

Я объяснил. Она сказала: «Я так и думала».

23. Четвертый Украинский

Машина подвезла меня прямо к управлению кадров фронта. Начальник управления полковник Карпето сразу отправил меня в общежитие резерва начсостава фронта. Уже изрядно погуляв, встретил посыльного Управления Кадров. Принес записку Карпето: «Немедленно к командующему».

В приемной у командующего Карпето, встретил меня словами: «Только из-за тебя и задерживаемся. Уже несколько раз спрашивал».

– А в чем дело? Почему именно меня?

– Ничего не знаю. Сегодня доложил Ваше личное дело, а он «Давай сюда его».

Через некоторое время к командующему вызвали Карпето. Вскоре он высунул голову в дверь: «Заходи». Я зашел, представился. Командующий – Генерал Армии Петров, Иван Ефимович, несмотря даже на его постоянное подергивание головы, произвел очень приятное впечатление. Может быть сыграла тут роль и та слава, которая шла за ним как за организатором обороны Одессы, а затем Севастополя.

Иван Ефимович один из наиболее талантливых военных деятелей имел самое большое количество неудач, в смысле должностном. Сталин его не долюбливал. Его неоднократно понижали в должности. Был отстранен от должности командующего 4-м Украинским фронтом перед самым концом войны. «Героем Карпат» на параде Победы выступил Еременко, прокомандовавший фронтом всего 18 дней, а Петрова, в труднейших условиях проведшего свои войска через Карпаты, даже не вспомнили.

Сейчас я стоял перед этим «талантливым неудачником» и с уважением смотрел на него. Все мне в нем импонировало. И плотная коренастая фигура и простое крестьянское лицо со щетиной коротко постриженных рыжеватых усов, и голос глуховатый и твердый, и, как я уже сказал, даже подергивание головы. Он сказал:

– Вот тут Иосиф Родионович (Опанасенко. П.Г.) пишет в личной характеристике, что Вы со своей бригадой очень успешно действовали в Хехцире. А я Хехцир знаю. Это похлеще Карпат. Так вот я хочу вас спросить, что Вы считаете главным, чтобы войска успешно действовали в горах?

– Подвижность и выносливость – горная закалка. Все оружие и боеприпасы всегда с собой. Действовать с предельным напряжением сил. Солдат должен быть нагружен как мул, вынослив как ишак, подвижен как горный козел, сообразителен и храбр как барс. Когда нужно – горный стрелок действует без сна непрерывно – и двое, и трое, и более суток. Упущенное время потом ничем не наверстаешь.

– Правильно! – воскликнул Иван Ефимович. Так вот это и втолкуй в 27 гв. стрелковом корпусе и в 18 армии. Придется тебе там поездить по частям.

Потом глядя на меня исподлобья, спросил:

– Начальником штаба дивизии пойдете?

– Разумеется, ответил я. Он поднял голову и, посмотрев открытым прямым взглядом произнес:

– Вот это правильно. По Вашему прохождению службы Вы заслуживаете большего. А проявиться как работнику можно на любой должности. Я за людьми слежу и при первой возможности дам должность, какой Вы достойны. А сейчас начальником Штаба 8-й стрелковой дивизии. Вместо генерал-майора Подушкина. Вы его знаете?

– Если это тот, с которым я учился в академии Генерального Штаба, то знаю.

– Да, верно, тот. Он Генштабист. Был начальником Штаба Корпуса. Ну, провалились с наступлением.

– Кто из нас не проваливался – вот и наказали с понижением в должности. Но до каких же пор наказывать. Человек дельный. Пусть поработает в штабе фронта. Но вы об этом ему ничего не говорите. Ну, поезжайте. Смело беритесь за дело. До вступления в должность немного поработайте на общество. Я позвоню Журавлеву (командующий войсками 18 армии. П.Г.), пусть использует вас, до вступления в должность, для разъяснительной работы в войсках по вопросам боевых действий в горах.

Но Журавлев меня почти не использовал. Я выступил на двух армейских совещаниях, посвященных подготовке войск к боевым действиям в горах и уехал к месту назначения. И все же я пробыл там достаточно, чтоб «оставить след в истории». Я участвовал в совещании, на котором выступали начальник политотдела 18-ой армии полковник Брежнев Леонид Ильич и я. На снимке опубликованном в «Правде» политотдельский фотограф запечатлел свое начальство во время выступления, во весь его могучий рост. Я в это время скромно примостившись на корточках, делал записи для своего предстоящего выступления, и каким-то образом попал в кадр. Фотография в «Правде» – это явный недосмотр. Но откуда нынешним редакторам знать в лицо какого-то диссидента, да еще в том виде, как он выглядел более тридцати лет назад.

Отправился я из армии на попутных машинах. Решил ехать (из района Станислава) в Делятин, где дислоцировался штаб дивизии, через Коломыю – место дислокации штаба корпуса. Начальнику штаба, поскольку он не первое лицо в дивизии, не обязательно представляться командиру корпуса. Но я рассудил – кашу маслом не испортишь. Тем более, что с комкором Гастиловичем бывшим во время моей учебы слушателем старшего курса Академии Генерального Штаба, а затем преподавателем, отношения в Академии были, если и не дружеские, то уважительные и доброжелательные.

Встреча была теплой. Долго говорили о делах. Обстановка беседы – преподавателя со слушателем. Я был доволен, что заехал. Потом был заказан обед. Поели, выпили. Разговор продолжался в прежнем дружелюбном тоне, но появились новые мотивы. Я начинал понимать, что отношения у Гастиловича с моим командиром дивизии, мягко скажем, натянутые. Он несколько раз намекнул, что ему приятней было бы видеть меня на этом посту. О командире дивизии говорил неуважительно, явно настраивая меня против него. Мне это было неприятно и я долго обдумывал как бы сбить его с этой темы и не настроить против себя, не превратить в своего врага.