Кречет. Книга IV - Жюльетта Бенцони

Жюдит почти удалось уснуть, когда раздался властный стук в дверь и на пороге, не дожидаясь разрешения, появился Жиль в сопровождении Финнегана. Жюдит даже не успела махнуть рукой в знак протеста — ледяной взгляд ее супруга скользнул не к ней, а к Фаншон, бросившейся к дверям, чтобы выполнить приказ хозяйки и помешать им войти.

— Простите, что потревожил вас, Жюдит, — сказал Турнемин, не глядя на жену, — но преступница должна быть наказана. Покажите нам, Фаншон, где вы прячете пращу, ту самую пращу, из которой убили Розенну, а сегодня пытались убить свою хозяйку, не говоря о Мадалене Готье?

Жюдит возмущенно вскрикнула, но протест застрял у нее в горле, потому что камеристка вдруг позеленела, словно желчь бросилась ей в лицо.

— Праща? У меня? — Горничная вызывающе нагло смотрела в глаза хозяину. — Что за глупости?

— Вы лучше всех знаете, что это не глупости.

Бесполезно отпираться: клянусь памятью моей дорогой Розенны, подло убитой вами, что заставлю вас признаться… и заплатить за злодейство.

— Вы с ума сошли? — возмутилась Жюдит. — Разве можно бездоказательно бросать такие обвинения?

— Вот доказательство!

В комнату вошел Понго с пращой в руке и положил оружие на кресло Жюдит.

— Найти в комната Фаншон, карман пальто…

Молодая женщина отпрянула при виде совершенно невинной с виду штуки, которая между тем несла смерть. Доказательство действительно налицо, Жюдит вдруг обнаружила полную ненависти соперницу в девушке, которую защищала, оберегала и считала преданной себе. Она доверяла ей, сделала чуть не своей подругой, и вот результат.

Жюдит устало отвернулась, снова устремив взгляд под сень густой листвы, к синеве моря.

— Заберите это, Понго! И ее уведите.

Однако Фаншон воспользовалась тем, что Понго, доставив смертоносное оружие, невольно отвлек от нее внимание, и выскочила из комнаты. Слышно было, как она торопливо сбегает по лестнице.

— Догони ее, Понго! Догони и запри хорошенько.

Индеец пулей вылетел из спальни.

— Что ты собираешься с ней сделать? — спросил Финнеган, а сам подошел к побледневшей Жюдит и взял ее за запястье.

— Отвезу в Кап-Франсе и посажу на корабль, идущий в Луизиану. Туда ссылают девиц легкого поведения, ее место среди них. Думаю, новый губернатор, господин де Венсан, сам этим займется. Она заслужила смерть, но я не хочу быть ни палачом, ни судьей.

Жюдит вдруг повернулась к мужу:

— Вы не имеете права так с ней поступать. Если хотите выслать Фаншон, то пусть возвращается во Францию и без цепей. Если бы вам не вздумалось уложить эту несчастную к себе в постель, когда мы были в море, то она, возможно, никогда бы в вас не влюбилась и, уж во всяком случае, не стала бы пытаться уничтожить окружающих вас женщин, чтобы занять их место…

— Уничтожить окружающих меня женщин?

Занять их место? Вы соображаете, что говорите?

Да эта девица просто спятила.

— Отчего же? Америка — страна свободы, здесь любая мулатка может нажить целое состояние только благодаря своей красоте, а служанки, случается, становятся хозяйками. Так почему хорошенькой прислуге не возмечтать о месте вашей жены? Пока вы не вошли в нашу жизнь, Фаншон преданно служила мне. Вы, и только вы, сделали ее убийцей, и, если хотите знать мое мнение, вы сами виноваты больше всех. Пусть возвращается туда, откуда приехала!

Финнеган решил, что ему пора оставить супругов наедине, аккуратно положил руку Жюдит на белое одеяние, беззвучно развернулся и исчез за дверью.

— Хоть она и повинна в смерти Розенны, которую я любил как родную мать, пусть будет так, как вы хотите. Я не смею вам отказывать. Не имею права после того, как я возвел на вас такую напраслину…

— Напраслину? Ах да, вы считали, что я хотела убить эту девицу? И еще, вы только что сказали Финнегану, что я убила старуху Розенну.

Это для меня новость…

— Вы должны меня понять, Жюдит. Фаншон сделала все, что могла, чтобы бросить подозрение на вас. На том месте, откуда она стреляла, Понго нашел на кусте клочок кружева с вашей юбки…

Жюдит грустно и горько усмехнулась.

— И по какому-то клочку вы заключили, что я могла хладнокровно убить старую женщину, которая, правда, меня не любила, но и зла не причиняла никакого, свою соотечественницу? — В ее голосе зазвучала болезненная гордость, и Жилю стало стыдно. — Представляю, как вы меня ненавидели и презирали.

— Нет, умоляю вас…

— Как же нет? Впрочем, я сама дала вам право себя презирать, потому что в затмении разума вела неподобающий образ жизни — мой отец умер бы от стыда, если б только мог вообразить себе что-то подобное. Теперь мне кажется, что это была не я. С тех пор как граф Калиостро оказал мне честь и взял в помощницы, во мне что-то переменилось… Бывают минуты, когда я сама не знаю…

— Жюдит, вам больно говорить об этом. Умоляю, не надо…

Но она его не слышала. Устремив взгляд на синий горизонт, продолжила:

— Зачем вы привезли меня с собой. Жиль, если больше не любите? Почему не оставили там, где нашли, влачить презренное существование?

Вы были бы свободны — ведь я не считала вас супругом.

— Но я им был. Перед Богом, перед моей совестью вы по-прежнему моя жена и будете ею…

— Пока нас не разлучит смерть? Знаю, знаю…

А теперь, прошу, оставьте меня, мне надо побыть одной.

Он хотел было подойти к жене, взять ее за руку, но не посмел.

— Сможете ли вы простить мне не праведные подозрения и боль, которую они вам причинили?

Плечи Жюдит устало дернулись под мягкой белой тканью.

— Я на вас не сержусь, если вы это хотели услышать. Я лишь сожалею о прошлом, но тут вы ничего не можете поделать. Оставьте меня, прошу…

Он больше не стал настаивать и на цыпочках прошел к двери. И не видел, как по щекам Жюдит покатились слезы, которые она больше не в силах была сдерживать…

Как ни странно, догнать Фаншон Понго не удалось, чем и был несказанно возмущен. Девушка словно бросила вызов его умению читать следы и охотничьему нюху, исчезнув совершенно непостижимым образом у него из-под носа и не оставив ни единого свидетельства своего пребывания за порогом дома. Словно она растворилась в прихожей, и лишь на следующий день не прекращавший поиски Понго обнаружил в одном из подвалов узенький проход, замаскированный охапками хвороста, который вел в небольшой грот на склоне холма. Любопытная, как кошка, горничная, вероятно, немало пошныряла по дому и сохранила свою находку в тайне.

— Представим ее судьбу воле Господа, — сказал Жиль, когда индеец доложил ему, к чему привели поиски. — Но подземный ход надо перегородить. Мне совсем не нравится, что кто-то может незаметно пробраться в дом. Наверное, Легро просто не знал о нем, иначе бы не преминул воспользоваться.