Фарсаны - Cемен Слепынин

— Выразительно, — одобрил Юджин.

Внутри Сани все пело. Но дальше его ждал конфуз: всадник получился никудышный.

— Поза напряженная, ноги слишком коротки и скрючены, — объяснял Юджин. — Нам с тобой еще надо учиться и учиться. Но глаз у тебя верный. Глаз художника. Хочешь попросимся в ученики к Денису Кольцову?

Сане не раз показывали удивительные картины Дениса Кольцова — одного из старейших художников Солнечной системы. Учиться в его знаменитой “студии талантов” удавалось редким счастливцам.

— Примет, — подмигнул Юджин мальчику. — С тобой и меня примет. Учиться живописи можно, конечно, в художественной школе и даже дома. Но живое общение с таким талантом, как Денис Кольцов, — совсем другое дело. Одно его замечание заменяет целую лекцию по эстетике.

Через два дня на одной из лесных станций гравипланов молодые люди в последний раз поужинали у костра, а затем разлетелись по домам. От экспедиции в памяти у Сани остались запахи костров, песни парней и девушек, напоенные птичьими звонами леса. В груди долго не угасало праздничное настроение.

В Байкалград Саня и Юджин прибыли поздним вечером.

— Вон наш дом, — показал Саня. — Окно моей комнаты светится. Кто бы это… А брат, как всегда, в своем звездном кабинете. Видишь, его окно мерцает?

— Брат у тебя строгий, слышал я о нем, — сказал Юджин. — Предстоит, видимо, головомойка. Но ты крепись.

Он ободряюще подмигнул, пожал мальчику руку и сказал:

— Встретимся завтра.

На эскалаторе Юджин спустился вниз и растаял в темноте. Жил он на нижем витке улицы.

Саня подошел к окну своей комнаты и остановился под тополем-великаном. В его многочисленных дуплах и гнездах еще возились и попискивали птицы, уютно устраиваясь на ночь. Уютом веяло и из комнаты. Саня увидел камин с тлеющими головешками, сидевшею в кресле Афанасия с книгой и почувствовал себя дома.

Однако в звездный кабинет мальчик вошел тихо и робко. Иван хмуро взглянул на него.

— Явился…

В суровом голосе брата Саня уловил знакомые и добрые нотки. Он уже готов был броситься к Ивану, но тот с недовольным видом повернулся спиной, уставился в свой театральный космос и светящимся пунктиром начал прокладывать среди звезд какую-то трассу. О мальчике он будто забыл.

Саня вздохнул и начал разглаживать свою одежду. Была она, увы, не только помята. Правая штанина разорвана, рукава обгорели. И вообще Саня выглядел не очень представительно. Особенно после вчерашнего дня, когда он вместе со всеми продирался сквозь колючий болотистый кустарник. На лбу красовался синяк, а на правой щеке и подбородке тянулись царапины. На губах мальчика чернела сажа: час назад он ел у костра печеную картошку.

Иван обернулся, смерил мальчика критическим взглядом и мрачно поздравил:

— Отлично выглядишь! Любой разбойник позавидует.

Рассмеялся и, притянув мальчика за плечи, зашептал в ухо:

— Если надумаешь еще раз сбежать, прихвати и меня. Прогуляться хочу, засиделся я. Договорились?

— Договорились!

Однако времени для походов у Ивана не оставалось ни капельки. Подготовка экспедиции к Полярной звезде шла полным ходом. С космодрома Иван часто прилетал теперь совсем поздно. А потом часами не выходил из своего кабинета, “проигрывая” на звездной сфере варианты маршрута.

Саню целиком захватила другая жизнь. В “Хроносе” его отпустили на каникулы, но мальчик часто бывал там и рассказывал Лиане Павловне о своих новых друзьях. По утрам Саня торопился к Юджину Весту, в котором теперь души не чаял.

“Золотое кольцо”

— Слетаем в “Золотое кольцо”, — однажды предложил Юджин.

Саня знал — так называли гигантскую Солнечную галерею. Там было собрано лучшее, что создали художники за всю историю человечества.

“Золотое кольцо” — одно из красивейших сооружений века — висело над волнами Тихого океана, южнее Гавайских островов. До них друзья долетели на быстрых гравипланах и увидели сверху Солнечную галерею — огромное, диаметром в пять километров, кольцо, отлитое из золотистого металла. Сверкавшее жарким огнем кольцо разделялось серебряными ободками на секторы.

Юджин и Саня побывали сначала в секторе первобытного искусства. Мальчик с волнением рассматривал наскальные рисунки своих прежних современников. Рисунков Хромого Гуна, к сожалению, не нашел.

Минуя другие отделы, друзья сразу перебрались в секторы гравитонного века. Юджин рассказывал:

— Быть навечно представленным в “Золотом кольце” для художника нашего века — большая честь. Художник получает при этом высшую премию и звание лауреата “Золотого кольца”. Такой чести трижды удостоился Денис Кольцов. Трижды!

Однако визит к трижды лауреату “Золотого кольца” Юджин откладывал. Чувствовалось, что он трусил.

— Выгнал меня из своей студии за лень, — вздыхая, говорил Юджин. — Ну какой же я лентяй? Трудился как раб.

Наконец он собрался с духом и вместе с мальчиком предстал перед великим живописцем. Перед входом в студию он еще раз напомнил:

— Кольцов, конечно, гигант живописи, но свиреп невероятно.

Такие напутствия не очень воодушевляли Саню. Но отступать было уже поздно. Входя в куполообразную светлую комнату, он боялся увидеть сердитого великана с густыми, насупленными бровями. И опасения его как будто сбывались.

Саня, открыв рот, немигающе глядел на сидящего в кресле пожилого человека с крупной головой, покрытой густой, как туча, шевелюрой. Выглядел живописец таким внушительным и массивным, что Сане почему-то вспомнилась недавно виденная гора Эверест. Но вот гора улыбнулась и жестом подозвала мальчика к себе.

— Покажи.

Саня робко протянул пластиковые свитки с рисунками. Кольцов развернул их, внимательно вгляделся, и на лице его появилась такая добродушнейшая улыбка с веером морщинок вокруг глаз, что у Сани отлегло от сердца. Он же добрый!

— Рисовал раньше? Там, у себя? — спросил живописец и при этом ткнул пальцем вниз, словно в глубь веков.

Мальчик кивнул.

— Так что же ты молчал? Надо было давно ко мне!

Он взглянул на смиренно стоявшего поодаль Юджина, и глаза его под густыми, опаленными сединой бровями насмешливо сощурились.

— А с тобой что делать, одареннейший байбак? Ладно, беру обоих, но учтите, искусство — не забава, а тяжкий труд. Будете лениться, оба вылетите в два счета.

Саня занимался в самой младшей группе с десятью такими же, как он, мальчиками и девочками. Подолгу рисовали с натуры шары, кубики и цилиндры. Сначала карандашом. Постепенно привыкали к краскам. Учитель был если не свиреп, как обещал Юджин, то требователен до беспощадности. Одни и те же наброски заставлял переделывать по многу раз.