Короли преступного мира - Евгений Осипович Белянкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не волнуйтесь. Вы еще успеете. У Эльмиры, я думаю, ложные схватки… от бабьих страхов.
Дон Роберт с надеждой посмотрел на Альберта и пошел к трапу.
Эльмира была несносна. Она все время что-то придумывала: вдруг неотложка опоздает, с телефоном что-то случится… в роддоме мест не будет…
Была уже ночь, а она все сидела с матерью на кухне, тревожно глядя в одну точку.
Вошел Альберт и, протянув руку, постучал по часам.
— Ты должна нормально спать.
— Ма, пусть он отвяжется. Я боюсь: лягу и не проснусь… Ведь бывает так, я даже слышала где-то.
— Меньше болтай, идем спать.
— Эльмира… — Вера Георгиевна зевнула, прикрыв ладонью рот. — Альберт прав. Ты должна нормально спать, иначе ребенок будет нервный.
Упав на постель, Эльмира в который раз плакала.
— Пашке все разрешается, а мне — нет. Потому что не любите…
Оторвала от подушки заплаканное, деревянное лицо:
— Ты меня не любишь.
— Это все или будет продолжение?
— Не любишь… не любишь…
Альберт лежал рядом и молчал. Она успокоилась и заснула. Но Альберт не спал, как и не спала Вера Георгиевна. Пашки еще не было. Ну вот, дождались… Звонок в передней оповещал о его приходе. Альберт столкнулся в коридоре с Верой Георгиевной.
— Не надо, мама. Я сам.
Он знал, что Пашка будет пьян. А то еще, может быть, привел какого-нибудь бомжа, как это было в прошлый раз.
Но Пашка, на удивление, был один.
— Это ты. Хозяин нашего дома.
Альберт уже наперед знал, что будет дальше.
— Можно пройти? Разрешаешь?
Как бы сейчас въехал ему по физиономии! Глупец. Бездарь. Но Альберт лишь усмехнулся. Он взял за руку Пашку и повел его в комнату.
— Тихо. На кухне мать. Ты ж не хотел, чтобы она видела тебя таким.
— Мне все равно. Вы меня все предали.
Альберт, как ребенка, раздел Пашку. Тот сидел, вздрагивая, на диване в плавках и пьяно глазел на деверя.
— Ко мне не прикасайся. Испачкаешься, я — гомик!
— Опять какие-нибудь глупости!
— Я пытался с бабами. Не получается. Тогда я решился… Он модельер. Модный на всю Европу… ты его знаешь, о нем пишут и говорят по радио. Мы встретились в валютном баре — сорит «зелененькими» похлеще меня. Он спросил: «Почему все самые-самые известные актеры, в том числе и кино, впрямую заявляют о себе, что они “голубые”?» Я заявил: «Они все равно мрут, как мухи, от СПИДА». Он смеялся: «Не все».
— Нет, все, — заявил я. — Вот недавно в Париже хоронили великого балетмейстера. При жизни он боялся правды, а после смерти врач сказал: СПИД.
— Давай договорим завтра.
— Нет, сегодня. Сейчас. Признаюсь, как на духу. Я был в постели с выдающимся модельером всех времен.
— И это мне говорит будущий юрист!..
— Юрист. А юрист не человек?
— Ты так кричишь, разбудим Эльмиру.
— Она все боится. Чего ей бояться? Детей рожали всегда… рожают даже в восемь лет. В Латинской Америке. Даже в пять… и ничего, дети здоровенькие!
Альберт ломал голову: что же случилось с Пашкой? Неглуп — сессию сдал превосходно, чуть ли не отличник. Как сказал декан: головастый, мыслит юридически…
Где же сломалась пружина? Может, виноват и он, и виноват в том, что пришел в этот дом не другом, как рассчитывал Пашка, а соперником?
Дон Роберт звонил из Америки. Ему сказали: Эльмира пока дома. Возможно, на той неделе. Пашка? Пашка, как всегда, дурит.
Дон Роберт успокоился. О Пашке он как-то не задумывался: таким пацанам надо перебеситься, потом из них выходят неплохие чиновники и деловые люди…
Невысокий лысеющий господин, поджидавший дона Роберта возле входа, взял его под руку, и они неторопливо пошли по вестибюлю отеля. Лысеющий господин — Иван Романов, импрессарио. Оскалив белые чистые зубы, он от души посмеивался над собой.
— Нет, я к царской фамилии не принадлежу. К тому же я не монархист. Равнодушен к такому правлению. Это обычная диктатура. Я анархист… и моя душа здесь.
Иван Романов, выходец из России, встречал дона Роберта в аэропорту, он же и привез его в отель. Правда, в Нью-Йорке, как сказал он, жить невозможно — бесконечная сутолока, и потому он подобрал кое-что поприятнее в пригороде: отель уютный, маленький и домашний.
Дон Роберт не привередничал, полностью положась на американца.
Они хорошо покушали в ресторане, где и поговорили о деле.
— Понимаете, я о вас наслышан, — с ходу выпалил Иван Романов. — Как только на свет выплыла ваша «Олимпия», я понял, что у нее будет успех и дивиденды. Я думаю, вы избрали правильную стратегию.
— Мы поставили сразу на девочек, — дробно засмеялся дон Роберт, — этот товар во все века имел сбыт.
— Верно. Когда-то я и сам был красив. Танцевал, пел. Начинал в России… закончил в Америке. Еще виски?
— Пожалуй.
В ресторане они обговорили многое: русские девушки в американских конкурсах сулили немалый барыш. Но дон Роберт, кроме того, предлагал танцевальное ревю… Русские девушки в маленьких ресторанах и барах. Ему хотелось, чтобы его девушки становились известными примадоннами американского шоу.
Иван Романов обещал содействовать, иначе они не встретились бы в Нью-Йорке.
— Еще я вам обещаю, уж точно, — доверчиво нагнулся импрессарио к дону Роберту, — это побывать в известных турецких банях…
И Иван Романов, пожелав хороших снов, удалился.
Дон Роберт принял ванну и, закурив, лежал на кушетке в разнеженной позе. Телефонный звонок заставил подняться.
— Мистер Роберт… это я — Клин.
— Ты где? — спросил дон Роберт и поежился.
— Внизу. Сейчас поднимусь.
Скоро в номере напротив дона Роберта сидел среднего роста мужчина, голубоглазый, с модной прической соломенных волос.
— Что будем пить?
— «Наполеон» нравится? — предложил с улыбочкой дон Роберт.
Налил в маленькие из цветного стекла рюмочки, подвинул гостю шоколадные конфеты — из Москвы.
— Ну что же, пора спускаться с небес на землю, — заметил Клин и нервно потер щеку.
С доном Робертом они были знакомы еще в Москве. Потом Клин эмигрировал в Америку. Как писала газета «Вашингтон пост», несмотря на то что большинство эмигрантов покидали Россию по политическим, экономическим и религиозным соображениям, все же среди них была достаточная доля преступников-рецидивистов с иными представлениями об «обществе равных возможностей».
— «Русская мафия» здесь знает свое место. — Клин усмехнулся уголками больших губ. — Но это место у нее есть. Я не знаю, Роберт, когда, но, когда я здесь появился, в Нью-Йорке Брайтон-Бич уже давно называли «малой Одессой». Говорят, что раньше, до нашего великого переселения, этот район Южного Бруклина
